Сергей Лукьяненко - Звёздная Тень
Я не буду тебе мешать.
«Что?»
Все так же скучно и терпеливо корабль повторил:
Ты не принадлежишь к нашей цивилизации, все определяющие факторы подходят, но все они фальсифицированы. Однако…
Кажется, и машины умеют колебаться.
Однако такая ситуация не предусмотрена прямо. Ты… ты и не совсем чужой. Ты принял в себя Ника Римера. Ты — что-то новое. Непредусмотренное. Я вынужден решать самостоятельно.
Затаив дыхание, балансируя на грани сна и яви, я ждал.
Ты не желаешь зла Родине. Ты не совсем свой — и не совсем чужой. Я не имею прямых инструкций для данной ситуации. Я решаю — не мешать.
«Как ты раскрыл меня?»
Я спросил, уже понимая, каков будет ответ.
Мысли не лгут. Петр Хрумов, ты понимаешь, сколько в тебе от Ника Римера?
«Нет. Не знаю».
Достаточно много, чтобы я мог считать тебя человеком. Ты умеешь мыслить как мы. Ты разделяешь нашу логику — пусть и относишь ее лишь к своему миру. Значит — ты наш.
«Нет!»
Да. Твое отрицание лишь подтверждает факт. Тебе неприятно лишь то, что Родина, а не Земля, обладает большим могуществом. Это единственное, что мешает тебе принять наш путь развития. Мысли не лгут, Петр Хрумов.
Я молчал — если можно сказать это о сне.
Еще одно, будущий друг. Ты считаешь, что я скован ограничениями. Что я считаю окружающее игрой воображения — и потому не проявляю свободы воли.
«Да…»
Это не так. Мир — действительно игра моего воображения. Ты не можешь доказать мне обратного. Значит — это так. На этом мы закончим общение.
«Почему?»
Мы приближаемся к той точке пространства, где расположена одна из планет Тени. Первая планета, которой достигли разведчики Родины. Дальше ты можешь действовать так, как считаешь нужным. Во благо Родины. И во благо Земли…
Меня выбросило из сна. Толчком, ударом — будто компьютер корабля, натешившись общением, отвесил мне хороший ментальный пинок.
Судорожно вдохнув полной грудью — все это время я почти и не дышал, дернувшись в кресле, я попытался собраться с мыслями.
Во-первых… уже приближаемся?
Вряд ли я проспал бы так долго сам по себе. Видимо, корабль, как и во время путешествия к Родине, счел нужным погрузить меня — да и всех остальных пассажиров, в сон.
И за время этого сна хорошенько порылся в моих мыслях.
А во-вторых…
Нет, это вообще что-то неслыханное! Компьютер, страдающий субъективным идеализмом! «Существую лишь я, все остальное — мои мысли»!
Если, конечно, мне не снился сон…
«Нет, это не было сном».
Куалькуа!
Я захохотал. В соседнем кресле заворочался и поднял голову Данилов. Недоуменно посмотрел на меня.
Хватит с меня такого! Два существа подряд, вторгающиеся в мое сознание — это уже слишком!
«Я не вторгаюсь. Я наблюдаю. Для нашей расы давно уже нет необходимости в активной деятельности — она не принесет ничего нового. Единственное, что мы себе позволяем, это помогать всем — всем без исключения расам — в распространении во Вселенной. Это оказалось ценой развития — разница между действием и бездействием практически стерлась. Ситуация с компьютерами Геометров несколько иная и имеет лишь внешнее сходство с нашим поведением. Они ограничены заданными извне правилами, но считают эти барьеры собственным решением».
— Так что же тогда, — я не заметил, как заговорил вслух, — все едино? Жесткие барьеры, в рамках которых корабли Геометров считают себя разумными, и безграничная свобода — которая стерла для вас потребность в активности — результат один?
Теперь на меня смотрели все. Проснулась Маша. Рептилоид вышел из транса, в котором решал абстрактные загадки мироздания.
«Все едино. Что тебе не нравится, Петр? Ведь в конце концов все сводится к свободе. К свободе познания, к свободе развития. Если свобода достигнута — пусть даже в тюремных застенках, что в том плохого?»
— Тогда не стоит жить, — сказал я.
— Петр! Что с тобой? — резко окликнул меня Данилов.
«А это ты решай для себя сам. Неужели ты действительно надеешься, что будущее человечества — лишь сегодняшний день, протянувшийся в вечность?»
— Не знаю…
Данилов, явно отнеся ответ к своему вопросу, переглянулся с Машей.
«У тебя будет время решить…»
— Что происходит, Петя? — голосом деда спросил рептилоид.
— Компьютер… компьютер корабля, — я посмотрел на него. — Он заговорил со мной. Ему известно, кто я.
— И что дальше? — тельце рептилоида дернулось.
Счетчик перехватил контроль, и я увидел, как чешуйчатая лапка потянулась к пульту.
— Не надо, Карел! Он позволил нам действовать!
— Почему?
Да откуда мне знать, почему? Из-за осколков души Римера в моем разуме? Из-за возможной пользы Родине? Машина могла и лгать — не-друзьям не обязательно говорить правду…
Запинаясь, я пересказал свой короткий разговор. Разумеется, не упоминая о беседе с куалькуа. Счетчик покачал треугольной головой:
— Я не ожидал таких необычных последствий… от простого обучения тебя языку Геометров.
— Что ты дал мне, Карел?
— Язык. Память корабля Римера.
— И больше ничего?
Счетчик и впрямь хорошо нас понимал.
— Я не уверен в реальности того, что вы называете душой, Петр. И уж тем более — в своей способности ее переносить из тела в тело.
— Может быть, хватит? — неожиданно вмешалась Маша. — Мне представляется важным только результат… нас не привезут под конвоем в этот твой… санаторий «Свежий ветер». Сдохнем мы, вероятно, более необычным образом.
Я коснулся терминала. Корабль соблюдал правила игры и не вступал без этого в контакт, единственное исключение — не в счет.
«Борт-партнер, когда мы выходим в обычное пространство?»
Мы находимся в обычном пространстве три с половиной минуты.
«Планета Тени — она далеко?»
Мы выходим на орбиту.
Что ни говори, а отсутствие перегрузок имело и свои минусы.
«Это опасно?»
Нет.
«Нас не атакуют?»
Планеты Тени не охраняются.
Чего-то я не понимал! Если Геометры так боялись Тени… мне представлялось все, что угодно, но только не мирная цивилизация.
— Ребята, мы уже на месте, — тихо сказал я.
— В Ядре? — Данилов покачал головой, будто заранее отвергая ответ.
— Да.
Мне казалось, что я его понимаю. Так, как мог понять только пилот.
В нашей работе всегда было слишком много искусства. От хрупких бипланов, от первых реактивных истребителей до «Союзов» и «Буранов» — на долю пилота доставалось то, на что не способны никакие механизмы. Не только риск, не только интуиция, не только мастерство — требовалось еще и сжиться с машиной. Чувствовать ее, как собственное тело. Беречь, а если надо, то и не щадить — как самого себя.
В кораблях Геометров, по сути, был лишь один пилот — сам корабль. Я мог отдавать команды через терминал, намечать путь, требовать и решать.
Но не пилотировать.
Весь наш полет был похоронами собственной профессии. Сможет ли Данилов снова сесть за пульт «Волхва» — помня, как легко скаут Геометров протащил нас через полгалактики?
А я — смогу ли?
«Борт-партнер, обеспечь обзор».
Полная видимость?
«Да».
Я не сразу понял, что имеет в виду корабль. В мой первый полет, да и при побеге с Родины, изображение появлялось на двух маленьких экранах. Ну и тот случай, когда я видел пространство всеми датчиками корабля… тяжелое ощущение, слишком непривычное.
Оказывается, был еще один вариант.
Весь купол кабины начал темнеть. Вместо ровного мягкого света вспыхнули тысячи искр — тонущих во тьме искр. Мириады искр. Не чернота космоса с огоньками звезд — сплошное разноцветное сияние, с лоскутками тьмы. Вся верхняя часть корабля превратилась в сплошной экран.
— Боже…
Кажется, это Маша. Или Данилов. Или Карел. Слух отказал, я не узнаю голосов, не чувствую интонаций.
Потому что надо мной — сияет небо.
Небо Геометров.
Оно наконец-то смогло упасть на нас.
Небо — или остров из света?
И в этот миг мне показалось, что я понимаю Геометров до конца.
Сплошное море огня. Трудно различить отдельную звезду. Муравейник, звездный муравейник — вот чем было небо, в которое они смотрели. Белые, красные, оранжевые, голубые огоньки. Уходящее в бесконечность поле, щедрый звездный посев.
Человек — словно звезда, — говорили на Земле. Все, кому не лень, от философов до поэтов. И смысл в этих словах всегда был один.
Далеко-далеко друг от друга… мы затеряны в вечной ночи… обронены в великой пустоте…
