Старшина Империи. Часть вторая (СИ) - Четвертнов Александр

У ребят желваки на скулах играли, у меня у самого от гнева кулаки сжимались — так спокойно и буднично рассказывал об этом пират, как об обыденном рабочем дне.

— Как охраняют пленных?

— А чего их охранять? — удивился пират. — От джунглей не защитишь, и там колючка, а у калитки двое часовых. От дозоров и патрулей толку мало, поэтому их нет, вся нагрузка на тех, кто на технике дежурит. Пленные, потому и ближе к лесу спят, чтобы на них напали в первую очередь.

— Всё рассказал? Не соврал? — успокоившись, уточнил я.

— Слово идальго, хоть и бывшего, но благородную кровь никуда не деть. — гордо вскинул голову Родольфо.

— Что же ты, идальго, голубая кровь. — тихо проговорил я, но услышали все. — Уподобился пиратам, и зверства вместе с ними творил.

— Я волк. — гордо отвечал испанец, — но один волк в стае шакалов будет лишь жертвой, если пойдёт против правил стаи.

Ясно, понятно. Не я такой, жизнь такая! Какое замечательное оправдание, удобное для всех. Моя бы воля, я бы эту фразу из каждого языка вырвал, и стёр память о ней, да, боюсь, не поможет, новые придумают, вон, как испанец про волка завернул, а то же самое…

Допрос завершился. Мы молчали, и смотрели на Родольфо. Вроде бы и кончать его надо, просто необходимо, и все это понимают, а не могу. Я же не убийца, вот так, спокойно сидящего передо мной…. Одно дело в бою, а так….

Я посмотрел на капралов. Всё понимают, но и их ступор одолел.

— Молодые. — усмехнулся идальго, — ничего, научитесь ещё, жизнь и не таких перемалывала.

И тут я понял. Вот оно. Жизнь, не он сам, ни кто-то другой сам, а жизнь их всех заставила творить зверства. Как же это трусливо и слабовольно винить во всем жизнь, особенно в том, что получал удовольствие от чужих мучений. «Я не хотел, но меня заставили» — тьфу! Нет, я таким не стану, я буду разделять работу и убийство, и сейчас, это именно работа, а он враг, но почему так трудно?!

— Командир, — положил руку мне на плечо Пруха, — я отпущу его. — он не спрашивал, утверждал.

Я кивнул.

— Давай, амиго. — улыбался пират. — Научи молодняк ии….

Прохор вонзил свой тесак в сердце испанца, и тот застонал, его глаза округлились, стали большими от боли. Он хотел что-то сказать, но Пруха провернул клинок в ране, и пират умер.

— Туда ему и дорога. — сплюнул Гвоздь. — Заслужил, поделом ему.

— Мы не судьи, мы солдаты. — повернулся к нему Гусаров. — Враги тоже люди….

— Миша, — прервал я его. — Мы солдаты, а они, именно они, не люди, монстры, ты просто не видел. И это не суд, это наш долг.

— Хорошие слова, правильные. — одобрил Пруха.

Правильные слова, но кто бы знал, как тяжко на душе. Как тяжело.

— Время полночь. — я оглядел морпехов. — У нас час, что бы найти ещё синих змей, нужно много мха из гнезда.

— Будем пленных выводить? — догадался Гвоздь.

— Да. Нельзя их оставлять.

— А куда их денем? — важный вопрос.

— Уведём подальше, попробуем спрятать в джунглях. Но нельзя оставлять там.

— Спасибо, командир. — наконец-то улыбнулся Гадел. Он понимал, что это, скорее безрассудство, и я имел полное право увести отряд обратно к остальным бойцам, тем более, мы узнали много ценной информации. И это было бы правильно. Татарин решил, что я выполняю своё обещание. Отчасти так, но…, они, наши союзники, люди мира, а мы, пусть и щенки, но войны. Наш долг спасти и сохранить их мир…. Да и не щенки, а волчата…, блин, когда волнуюсь, мысли в голове путаются. Собраться!

— Пока не за что, капрал.

Нашли только две джумамбы, не такая частая здесь эта зверушка оказывается. Ничего, раздадим «змеиные обереги» через одного, или двоих, должно сработать.

К лагерю пиратов подошли во втором часу ночи со стороны загона для пленников. Противник ещё не спал, но уже готовился ко сну. У почти прогоревших костров всё реже раздавались пьяные крики (всё-таки набухались), растрёпанных женщин возвращали к остальным узникам, они уже, даже не плакали, только вздрагивали от малейших звуков и прикосновений. Толпа подростков поглотила пленниц, пытаясь утешить, хоть как-то привести в себя, четверо мужчин, избитые, но не сломленные, сжимая кулаки от гнева, заняли позиции по краям толпы общинников, помогая своим, успокаивая, и настороженно косясь на часовых. Ужас ночного насилия подходил к концу, лагерь медленно погружался в дрёму, только прожектора метались по округе.

Мы могли бы напасть на стоянку наёмников, могли бы попытаться уничтожить всех пиратов. Броня древней техники не сдержала бы наши пули, а с высоты насыпи, мы бы легко раздавили врага. Но это всё в идеале, а так, на волю случая оставалось очень много всего. Кто-то мог сорваться и уехать за помощью на базу бритов, шальная пуля могла убить тех, кто без доспеха, да и три ЛДПМ так себе преимущество против пары десятков ЭМ пулемётов. Так что нет, сегодня мы не уничтожаем, только спасаем. Но сначала ждём, когда всё уляжется.

— Риф, Фея, на кусты по флангам. — ставил я задачи перед бойцами где-то через полчаса. — Контроль техники, если нас заметят, прикрываете. Гусар в арьергард, будешь принимать общинников, смотри, чтобы не разбегались, если что не так, при поддержке Рифа и Феи уходите. И дай мне пару шприцов снотворного, чтобы отрубало мгновенно, есть у меня одна задумка. Пруха, Татарин, срезаете колючку со стороны леса, надо сделать проход, что бы увести людей. Сначала идёте за мной, предупрежу узников. Гвоздь, со мной, на нас часовые у калитки. Путь отхода в сторону ручья за деревней, если что, встречаемся на месте нашего первого привала. И тишина, парни, ни звука.

Я подполз к колючке почти вплотную. Бойцы в нескольких шагах позади. Нам нужен союзник внутри загона, кто не даст панике или радости разгореться среди пленников, иначе они привлекут ненужное внимание, и вся операция пойдёт псу под хвост. Узники всё ещё не спали, не все, по крайней мере. Нужного мне человека увидел метрах в пяти от забора, мужчина смотрел в сторону калитки, у которой часовые, развлекаясь, что-то говорили общинникам.

Камешек попал ему в спину, затем ещё один. Есть контакт — он обернулся. В темноте ему меня не увидеть, я лежу, встать не могу — заметят. Поэтому следующий камень упал в полуметре от него, затем ещё, так, по «крошкам», он медленно, не привлекая внимания, переместился к ограде. Молодец, догадался, что это всё не просто так.

— Свои, русские. — прошептал я еле слышно, когда он приблизился к колючке. — Молчи, кивни, если… — он кивнул и тут же развернулся ко мне спиной, делая вид, что просто сидит.

— Десять минут, предупреди всех, что б ни звука. — уже шипел я. — Отвлеки часовых. — мужик кивнул и медленно двинулся к толпе, а мы с Гвоздём медленно двинулись в обход, по-пластунски.

Я вёл общинника с помощью поискового щупальца. Он за пять минут прошёл по всей толпе. Результат его деятельности был виден — люди замолкали, и успокаивались, молодняк перемещался подальше от калитки, а взрослые, наоборот к ней ближе и смотрели на часовых. Блин, так они нас выдадут, хорошо, что мы уже шагах в пяти от противника, но те могут поднять тревогу. Хорошо ещё, что здесь кусты не стоптаны, есть, где притаиться, но не рядом с калиткой, там открытое пространство. Рядом лежит Гвоздь, знаками показываю ему его часового. Надеюсь, справимся, успеем метнуться и достать. Кстати, в охране стояли предатели из местных.

— Смотри, Том, что это они на нас пялятся, и молчат? — испуганно спросил один охранник.

— Чувствуют, что завтра им конец, брат. — хохотнул второй. — Хотят нас проклянуть напоследок, а давай развлечёмся, я как раз не смог сегодня с девкой, всех разобрали. — вот же озабот.

— Эй, крошка Эбби, подойди сюда, не обижу. — позвал одну из женщин, с краю толпы.

— Том, нам нельзя открывать калитку. — волновался его брат.

— А мы не будем Тим, тут колючки нет, сквозь прутья просуну, а она губками всё сделает. Сделаешь же, Эбби? — обратился он к женщине, которая с ненавистью на него смотрела. — Только без зубов, милая. — хохотнул пират.