Денис Самородов - Главный ресурс Империи

Когда к нему ввели бледного и почему-то абсолютно трезвого бывшего студента, особист начал проникновенно:

– Вы хоть отдаете себе отчет, во что вы влипли... – и внезапно споткнулся, наткнувшись на бесцветные глаза, которые изучающе и как-то оценивающе шарили по его фигуре.

Сбившись, он полистал документы и попытался собраться с почему-то разбежавшимися мыслями. Спокойствие человека напротив злило его и немного нервировало.

– Знаете, из вашего тела может получиться неплохой каратель.

Особист ошарашенно уставился на Вольского. Тот, видя, что его не останавливают, продолжил, с каждым словом все более и более оживляясь:

– Хорошее, крепкое телосложение. Стабильная психика, упорядоченное мышление – я бы дал процентов сорок на ваше успешное вживление. И поверьте, это совсем неплохое число!

После этого Вольского и всех остальных выгнали из особого отдела, а особист пошел за успокоительным в ближайший бар, обозвав их на прощание «больными ублюдками».

Если бы Алексей как-то следил за событиями в Империи, он, может быть, и задумался бы о том, что в последнее время ему поставляются для испытаний какие-то совершенно новые прототипы боевой брони, по характеристикам значительно опережающие ведущие имперские разработки. А прибывшая недавно партия вообще оснащена системами невидимости, которая вроде как была имперским научникам недоступна. И что полигоны для испытаний его новых убийц все больше напоминают имперские же планеты.

Но Вольского гораздо больше волновал тот факт, что в последний месяц ему удалось добиться от зачистки хоть какого-то подобия исполнения приказов, используя новую технологию гипновнушения перед операцией. А на последней планете так и вообще все прошло почти идеально – несколько опытных образцов смогли полностью контролировать свою агрессию и, удачно применяя системы невидимости, практически бесследно вычистили небольшой и, как указывалось в направлении, мятежный городок с незащищенной военной базой. Каратели даже сумели удержаться и захватить несколько десятков человек почти неповрежденными. Несомненно, это открывало неожиданные горизонты для применения таких зачисток, но Вольского эти горизонты уже не тревожили. Его опыт оказался успешен и давал надежду на дальнейшее совершенствование образцов – вот и все, что было важно для ресерч-полковника.

Правда, в последнем эксперименте он потерял одну из недавно вживленных моделей по какому-то глупому недоразумению. Один из мятежников умудрился непоправимо повредить человеческую начинку бронекостюма с помощью маломощного безобидного лазерника, и, что хуже всего, непонятно было, как он заставил карателя открыть шлем. Хотя в плюсы можно было записать и то, что тело захваченного, или, точнее, его остаток, идеально подходило для нового прототипа. А продемонстрированная выносливость и сила воли позволяли надеяться на неплохой результат вживления.

А на сладкое у ресерч-полковника был припасен особист. Эти хоть и попадали к нему в лабораторию в качестве материала крайне редко, но зато практически всегда оправдывали ожидания.

«Потенциальные два на одного – неплохой размен», – эта мысль грела Вольского весь вечер. Сегодня их подготовят к вживлению, а завтра он посмотрит, что там за разработка прибыла на этот раз. Завтра рано-рано утром.

Что-то в этой женщине настораживало.

Она стояла и смотрела на Мартина, задумчиво улыбаясь. Почему-то они находились в необычном странном помещении, полутемной комнате без окон, и слои пыли недвусмысленно говорили о полном запустении. По углам чадили факелы, причудливо разгоняя тени по стенам. А ровно посередине на небольшом возвышении располагался богато украшенный саркофаг, подозрительно смахивающий на стандартную имперскую капсулу жизнеобеспечения. Как если бы какому-нибудь сумасшедшему художнику пришло в голову украсить ее затейливым золотым рисунком и притащить в этот подвал.

Женщина была в каком-то ветхом, много раз заштопанном платье, но это странным образом только подчеркивало ее красоту. Мартин попробовал заговорить с ней, но слова почему-то отказывались возникать. Женщина быстро поднесла палец ко рту, призывая к тишине, и он послушно прекратил попытки.

Где-то на заднем плане его здравый смысл вопил о том, что как раз сейчас его, тщательно зафиксированного на медицинском стенде, переделывают в карателя. Но почему-то эта комната и женщина, стоящая рядом с капсулой-саркофагом, казались намного реальнее событий последних дней, Райлера, энергов, Гнусмана.

«Наблюдай. Смотри», – голос рождался где-то внутри него, проявляясь даже не словами, а некими образами, картинками, идущими одна за другой. Но Мартин их легко понимал и, более того, даже не стараясь, тут же смог вызвать в своей голове такую же цепочку.

Тело его не слушалось, и смотреть Мартин мог лишь туда, куда его взгляд направляла какая-то внешняя сила. Было очень похоже, что он смотрит запись, и его глаза – это просто камера, независимо от него гуляющая по сторонам. Вот она поплыла ближе к саркофагу, но его содержимое тщательно укрыто, и камера тут же перешла опять на стоящую женщину.

Внезапно Мартин понял, что в ней неправильно. Сквозь тело женщины пусть не сильно, но все же просвечивала стена за ней.

«Голограмма», – для этого слова образ был какой-то корявый, как бы неуклюжий, выбивающийся из общего ряда. «Изображение. Отражение», – тут же сменил его ряд других, более уместных.

«Вопрос. – Мартин понял, что это он уже сам только что создал словообраз, и цепочка потекла ручейком. – Я. Ты. Вопрос».

Женщина опять покачала головой. Подняв руку, она показала куда-то в сторону, и камера послушно поплыла в том направлении.

В комнату вел проход, которого Мартин сперва даже и не заметил. Просто более темное пятно на фоне стены.

«Смотри, Человек, Вход». Он послушно вгляделся в пятно. И тут же различил, как где-то внутри, далеко, мелькают несколько тусклых огоньков, временами размазываясь и превращаясь в удлиненные лучи.

«Свет. Несколько», – немедленно всплыла новая цепочка.

Огоньки приближались, и через несколько минут в помещение осторожно проникли трое людей с фонариками. Один из них был хоть и в возрасте, но все еще в звании имперского ресерч-лейтенанта, о чем недвусмысленно сообщала его форма.

Камера отъехала куда вбок и вверх, и перед глазами Мартина комната с саркофагом предстала во всем объеме. Ресерч-лейтенант отдавал быстрые команды, которые почему-то не было слышно. Впрочем, Мартин понял, что с самого начала не слышал ни одного звука, в то время как горящие факелы должны были хотя бы потрескивать.

Два других человека, ловко орудуя инструментами, вскрывали саркофаг. Женщина переместилась в дальний угол и печально смотрела на них. Крышка чуть-чуть поддалась, и Мартин как наяву ощутил нетерпение ресерч-лейтенанта. Его помощники немного ускорили действия, очевидно, подстегнутые очередной немой командой.

«Быстрота. Опасение. Возвращаться. Интерес», – образы пришли со стороны лейтенанта. Они были какие-то обрывочные, незавершенные и вызывали необъяснимую неприязнь.

Наконец крышка сдалась. Двое рабочих отступили, а ресерч-лейтенант резко подался вперед, чтобы заглянуть внутрь. Камера рывком ускорилась, и глаза Мартина как будто переместились в голову научника.

В саркофаге лежал полностью высохший труп в том самом платье, которое Мартин видел на женщине. Руки были сложены на груди и как бы сжимали узкую металлическую трубку с двумя сочленениями. Конец ее венчала торчащая длинная игла.

Мартин увидел метнувшуюся ладонь ресерч-лейтенанта, аккуратно схватившую эту трубку. Научник поднес ее почти к самым глазам Мартина и пальцем другой руки провел по поверхности, очищая небольшой темный экранчик. Взгляд дернулся в сторону, на одного из стоящих людей, и тот, выудив из своего рюкзака небольшой ящичек, раскрыл и поднес его лейтенанту. Трубка отправилась туда, и ящичек все так же беззвучно закрылся, хотя Мартин прекрасно представлял себе звук герметизирующегося имперского стази-контейнера.

Взгляд Мартина опять резко переместился на общий обзор. Научник практически с головой залез в саркофаг и увлеченно там что-то искал. Женщина за это время ничуть не поменяла своей позы и теперь смотрела прямо на Мартина.

«Смотри. Вопрос». Мартин сообразил, что словообраз «Вопрос» совсем не тот самый, который придумал он. Его был увесистый, тяжелый, а этот, наоборот, плавный и легкий.

«Согласие», – новые цепочки давались ему все легче и легче.

«Радость. Страх. Интерес. Успех», – рваные образы научника. Ресерч-лейтенант бережно передавал очередную находку – поблескивающий кристалл, похожий на имперские информационники, но только в несколько раз больше.

«Печаль. Зло. Отчаяние», – это уже женщина.