Леопард с вершины Килиманджаро - Ольга Николаевна Ларионова
– Этот-то зачем? – возопил командор так возмущенно, словно ему предлагали это сооружение в личное пользование. – Ну, с наземным-то ясно, хотя мы пришли к выводу, что его функции гораздо сложнее и оправданнее, чем вы сейчас изволили предположить.
– А мы готовы выслушать, – сказала Варвара, присаживаясь на откос. – Мы суемся в темную воду, и неплохо рассмотреть все предположения относительно открывшегося нам брода. Итак?..
Командор склонил голову, как бы соглашаясь с девушкой, но она-то поняла, что сделал он это скорее затем, чтобы скрыть неуемное подергивание лица, с которым он никак не мог справиться после ее коротенького, естественного «мы».
Вуковуд то ли ничего не понял, то ли понял абсолютно все – непринужденно уселся рядом и оперся локтем на колено, искоса поглядывая на Варвару: а вдруг что не так? Все было так, и глаза его, ночью казавшиеся совершенно угольными, сейчас отливали золотом, как у черного козла. Гюрг остался стоять в позе античного оратора.
– Я не займу у вас много времени, тем более что попытаюсь избегать специальной терминологии…
– Буду вам очень признателен, – чуть привстав, поклонился Вуковуд.
– Так вот, сопоставляя характер опытов, несомненно проводимых на Тамерлане, с многочисленными лабиринтами на поверхности Чартарумы, можно прийти к выводу, что неизвестные нам ксенантропы – или пришельцы, если угодно, – поставили своей целью стимулировать развитие местных, так сказать, австралопитеков.
Варвара с Вуковудом переглянулись.
– Мы пришли к аналогичному выводу, – с уморительной важностью проговорила девушка, снова подчеркивая это «мы».
– Еще на подлете к Тамерлане, знакомясь с материалами участников экспедиции, я обратил внимание на недоумение оператора-таксидермиста Варвары Нореги по поводу странного отбора, никак не естественного – по степени агрессивности. Самые активные, самые жизнеспособные детеныши, вопреки всякой логике, изымались из популяции. Почему? Зачем? Кто и как навязал зверюшкам Тамерланы столь нелепое поведение? Ни на один из этих вопросов мы, прилетев, ответить не смогли, да и не тем были заняты. И сейчас на вопрос «кто?» мы можем ответить только условно – они, ксенантропы, благодетели перелетные… Пожалуй, лучше всего им подойдет определение «опекуны». Согласны?
Вопрос был явно риторический, но Вуковуд и Варвара дружно кивнули.
– Теперь – «зачем?». Зоопсихологам уже несколько веков известно, что в любой популяционной группе выделяется доминирующее животное. Но тестированием было установлено, что этот лидер вовсе не обязательно – самый сообразительный. Гораздо чаще первенство по интеллекту занимал субдоминант, первый заместитель, так сказать. Так вот, не ставилось ли целью на Тамерлане, этом испытательном полигоне и биолаборатории «опекунов», получить такую модель развития, где во главе стаи становился бы не сильнейший, а умнейший? Опекуны были не глупее нас и прекрасно понимали, что вся отработка методик, с возможными срывами, катастрофами, тупиками и нежелательными ответвлениями, должна проводиться подальше от только что зародившегося, хрупкого и уязвимого разума чартаров. Мы вон тоже уберемся отсюда через пару часов, и даже стратегической разведке здесь делать будет нечего.
– Самокритично, – сочувственно вздохнула Варвара.
– Итак, на испытательном полигоне-планете, которая у нас означена как Земля Тамерлана Степанищева, были получены положительные результаты: жизнеспособные популяции, из которых были элиминированы наиболее агрессивные особи.
– Элиминация – термин мягкий, – заметил Вуковуд, – а сам способ-то садистский, фашизмом припахивает.
– Согласен. Потому-то его и сочли недопустимым даже для этих троглодитов, которым только через много сотен веков предстояло стать людьми. И тогда им подарили лабиринты – громадные тренажеры сообразительности, которые можно использовать и как жилища, и как культовые сооружения (к сожалению, первобытное человечество не может миновать какой-то религии); а в простейшем варианте – ловушку для животных. Кораль. Но стать хозяином в таком лабиринте может только самый умный из стаи, тупица заблудится и погибнет.
– Позвольте, – вскочил Вуковуд, – но ваша концепция нисколько не противоречит моей, а, напротив, дополняет и углубляет…
– Ладно, вы тут еще подискутируйте, – сказала Варвара, – а я все-таки сойду и посмотрю, что там. Мне не терпится.
Она двинулась вниз по наклонной зеленой дороге, сначала шагом, а потом легкими широкими прыжками, и наверху, вдоль обрывчика, такими же скачками передвигался Фофель, потрюхивая содержимым багажного бурдюка. Дорожка опускалась вниз этажа на два, и уже была видна широкая прозрачная дверь в совершенно черной стене. Такой же черный порог лежал перед нею, и что-то блеснуло на нем, не то нарисованное, не то вмурованное в его глубину.
Мужчины, продолжавшие спор на бегу, остановились за спиной девушки и разом примолкли.
За прозрачной дверью, покрытой скупым золотым орнаментом, виднелись уходящие вглубь, в темноту, ровные ряды стеллажей. Это не был лабиринт; напротив, неширокий прямой проход и золотые знаки на торцах стеллажей не оставляли сомнения в том, что здесь, в отличие от надземного сооружения, все предельно четко, понятно и открыто. И насколько проникали лучи фонарей, можно было видеть только бесчисленные полки с футлярами, коробками, снежно-белыми кругами – экранами, наверное.
– Что это? – вырвалось у Варвары.
– Это сокровища «опекунов», – почему-то грустно проговорил Вуковуд. – Информаторий.
– Вы полагаете, что это спрятано для следующей экспедиции? – с сомнением протянул Гюрг. – Собственный склад?
– Не думаю. Лабиринт построен для этих троглодитов, значит и сокровищница – для них. Сперва надо освоить первое, а когда они поднимутся на уровень гомо сапиенс, тогда можно и в информаторий их запускать. А сейчас, как сами видите, это им что мартышке микроскоп, потому для чартаров он и недоступен.
– Тогда почему же этот сезам открылся? – резонно вопросил Гюрг. – Кто и на кой ляд его отворил?
– Это я, – покаянно проговорила Варвара. – Я случайно нашла ключ. То есть не совсем случайно… Решить лабиринт – это пройти его. Потыркаться во все тупики, обмануться на всех ложных поворотах, поиграть во все шарики и считалочки. Но это путь для троглодитов. Ключ – это прямая, обеспеченная тем уровнем техники, который позволяет создать высокотемпературный луч, прожигающий хитро спрятанные оконца.
– Надо ж было еще догадаться, что они на одной прямой, – заметил Вуковуд. – Создать пространственную модель сооружения, точно расположить все детали…
– А что у вас за панихидный тон? – заорал вдруг Гюрг. – Ведь это же прекрасно – в лице нашей прекрасной дамы человечество блестяще прошло тест на мудрость, то есть сплав логики и интуиции. Варенька, я вам завидую, и на нашу, мужскую, половину приходится теперь куда более скромная задача – решить, как отпереть эту дверь. Ведь здесь ни ручек, ни замков, сплошная гладкая поверхность.
Все трое с сомнением поглядели на толстый прозрачный прямоугольник размерами примерно три на два метра – он был явно непробиваем. Золотой рисунок, нанесенный на центральную часть его, состоял из девяти пятнышек, расположенных группами по три: одно, овальное, вверху, а два веерообразных ниже и
