Ким Робинсон - Голубой Марс
Те, кто сидел с Саксом и Энн за столом, смотрели на них, желая понять их реакцию.
– Вы должны что-то с этим сделать, – заметил один из их проводников.
– Почему это мы? – раздраженно спросила Энн. – Это вы должны что-то сделать, как я думаю. Это вам теперь надо действовать. А мы всего лишь пара старых иссеев.
Их спутники изумились и не знали, что на это отвечать. Один рассмеялся.
– Это не так. Но вы правы, мы будем следить и обсудим с другими кораблями-городами, как действовать. Свою часть мы выполним. Но я просто хотел сказать, что люди будут смотреть на вас, на вас обоих, следить за тем, что вы сделаете. Для нас это очевидно.
Энн ничего на это не ответила. Сакс вернулся к своей трапезе, интенсивно размышляя. И осознал, что ему хотелось поговорить с Майей.
Вечер тянулся дальше, солнце садилось. В оставшуюся часть ужина они старались вести себя, как обычно. Сакс сдерживал ухмылку: межпланетный кризис мог случиться, а мог и не случиться, но отужинать им следовало с должным размахом. А мореходы были не из тех, кто беспокоился о судьбе Солнечной системы в целом. Поэтому настроение стало улучшаться, и к десерту они уже веселились, все еще довольные тем, что к ним наведались великие Клейборн и Расселл. А потом, перед самым заходом солнца, они, извинившись, попрощались, и их проводили к их судну. На уровне моря волны в заливе Хриса показались им намного крупнее.
Сакс и Энн плыли молча, погруженные каждый в свои мысли. Сакс оглядывался на корабль-город, размышляя о таком способе существования. Вроде бы жить так здорово. Но все же… Он погнался за мыслью и, после некоторого бега с препятствиями, догнал и ухватился за нее – теперь у него больше не случалось провалов. Это приносило ему большое удовлетворение, пусть даже в данном случае нить рассуждений оказалась пронизана меланхолией. Следует ли ему когда-нибудь рассказать об этом Энн?
– Я кое о чем жалею, когда смотрю на этих мореходов, – начал он, – и на то, как они живут. Мне кажется, есть ирония судьбы в том, что мы… что мы стоим на пороге… вроде как золотой эпохи… которая наступит, только когда… – Ну вот, он сказал и почувствовал себя глупо. Собрался с духом и договорил: – Которая наступит, только когда вымрет наше поколение. Мы всю жизнь над этим работали, а теперь должны умереть, прежде чем это случится.
– Как Моисей за пределами Израиля.
– Да? Так он туда не попал? – Сакс покачал головой. – Ох уж эти старые истории… – Это было то еще «бросание вместе», как и сама наука по своей сути, как вспышки прозрения, которые случались во время экспериментов, когда все прояснялось и человек приходил к какому-то пониманию. – Хотя я могу себе представить, что он чувствовал. Это… приводит в уныние. Я бы хотел посмотреть, что случится потом. Иногда мне становится просто любопытно. Хочется узнать о том, что мне не суждено. О будущем после нас. Обо всем, что будет потом. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Энн пристально смотрела на него.
– Все когда-нибудь умирают, – проговорила она наконец. – Лучше умереть, думая, что ты не застанешь золотой век, чем понимая, что рискнул будущим потомков и оставил их со всеми долгосрочными последствиями. Вот когда придет тоска. А так нам жаль только самих себя.
– Правда, – подтвердил он.
И это говорила сама Энн Клейборн! Сакс почувствовал, что его лицо покрылось румянцем. Реакция капилляров иногда могла быть такой приятной!
Вернувшись к архипелагу Оксия, они проплыли мимо островов. Они говорили о себе – теперь это было легко. Затем поужинали в кабине и ушли спать по каютам каждый в свой корпус судна. А когда наступило утро, а с материка дул прохладный душистый ветер, Сакс сказал:
– Мне по-прежнему интересно, могут ли еще появиться коричневые?
– И что в них будет от Красных?
– Ну, желание оставить все как есть. Желание сохранить землю нетронутой. Ареофания.
– Это же всегда было у Зеленых. Как по мне, это похоже на зеленое со слабой примесью красного. Цвет хаки.
– Да, пожалуй. Под этом подходит объединение Иришки и «Свободного Марса», да? Но есть же еще жженая умбра, охра, мареновый ализарин, индийский красный.
– Сомневаюсь, что среди индийцев есть Красные, – мрачно усмехнулась Энн.
Она смеялась очень редко, а когда шутила, то нередко язвительным тоном. Однажды вечером, когда он был в своей каюте, а она на носу своего корпуса (она занимала левый, а он жил в правом), он услышал, как она смеется, и подумал, что ее смех, должно быть, вызван видом Псевдофобоса (большинство людей называли его просто Фобосом), который быстро поднимался на западе, точно как в старину. Луны Марса вновь плыли в ночи – маленькие серые картофелины, едва отличимые друг от друга.
– Как думаешь, этот захват Кларка – это серьезно? – спросила Энн как-то ночью, когда они уже собирались разойтись по каютам.
– Трудно сказать. Иногда мне кажется, они просто пригрозили, потому что, если они серьезно, это было бы так… неразумно. Они должны знать, что Кларк очень уязвим, и его легко можно… убрать.
– Касэю и Дао убрать его оказалось не так уж легко.
– Нет, но… – Сакс не хотел говорить, что та их попытка получилась слишком бездарной, но боялся, что по его молчанию она поймет его оценку действий Касэя. – Мы в Да Винчи установили рентгеновско-лазерный комплекс в кальдере Арсии и скрыли его в северной стене, а если мы его включим, то он расплавит провод как раз в его ареосинхронной точке. И никакая защитная система не сможет от него спасти.
Энн пристально на него взглянула, он пожал плечами. Он не нес личной ответственности за то, что делали в Да Винчи, – хотя многим казалось, что было именно так.
– Но, если обрушить провод, – проговорила она, осуждающе покачав головой, – погибнет много людей.
Сакс вспомнил, как при первом падении провода выжил Питер – тогда он просто спрыгнул в открытый космос. И спасся случайно. Очевидно, Энн не так легко было списать со счета тех людей, кто неизбежно будет уничтожен.
– Да, это правда, – согласился он. – Это не лучший исход. Но он может наступить, и, думаю, земляне об этом знают.
– Значит, это может быть просто угрозой.
– Да. Если только они не собираются идти дальше.
К северу от архипелага Оксия они прошли по бухте Маклафлина, что огибала восточную часть затопленного кратера. На севере же находился Маурт-Пойнт, а за ним открывался фьорд Маурт, один из самых узких и длинных на планете. Чтобы пройти по нему, приходилось постоянно лавировать под коварным ветром, вихрем несущимся между крутыми извилистыми стенами. Но Сакс все равно вел лодку, просто потому что это был прекрасный фьорд, образовавшийся на дне узкого канала прорыва, который, однако, расширялся по мере их продвижения. А в глубь материка, покуда достигал взор и на многие километры дальше, тянулся каньон со скальным дном. Он надеялся показать Энн, что существование фьордов не обязательно означало затопление всех каналов прорыва – так, каньоны Арес и Касэй остались весьма длинными и над уровнем моря, и то же можно было сказать об Аль-Кахире и Маадиме. Но он промолчал, а Энн никак этого не прокомментировала.
Завершив маневры в Маурте, Сакс направил судно почти строго на запад. Для того чтобы выбраться из залива Хриса в Ацидалийский регион Северного моря, необходимо было обогнуть длинный рукав суши, который назывался Синайским полуостровом и выдавался в океан из западной части Аравийской Земли. Пролив, открывавшийся сразу за ним и соединявший залив Хриса с Северным морем, был пятисот километров шириной, но, не будь там этого Синайского полуострова, достигал бы полутора тысяч.
И они плыли на запад, навстречу ветру, день за днем, то беседуя, то молча. Не раз они возвращались к тому, какими могли бы быть эти коричневые.
– Может, объединение должно называться голубым, – предположила Энн однажды вечером, глядя на воду поверх борта. – Коричневый звучит не очень привлекательно и пахнет только компромиссом. А может быть, нам стоит подумать о чем-то совершенно новом?
– Может быть.
Ночью, после того, как они поужинали, некоторое время понаблюдали за звездами, качающимися на водной поверхности, и пожелали друг другу спокойной ночи, Сакс ушел в свою каюту в правом корпусе, а Энн – в левом. Искин медленно вел их в ночи, уклоняясь от редких айсбергов, которые потихоньку начинали появляться на этой широте, попав в залив из Северного моря. Путешествовать так было довольно приятно.
Однажды утром Сакс проснулся рано, потревоженный сильной качкой, от которой его ложе поднималось и опускалось так, что его спящему сознанию казалось, будто он движется вместе с гигантским маятником. Он оделся не без труда и поднялся на палубу, где Энн, стоя у вантов, крикнула:
– Кажется, донные волны и толчея сложились в положительную интерферограмму.
– Да неужели? – Он попытался подойти к ней, но лодка резко покачнулась, и ее отбросило на сиденье в кабине. – Ай!
