Ольга Онойко - Сфера 17
— Это не бег, — сказал Эрвин, точно прочитав его мысли. — Бойцы отрабатывают элемент ки-системы. Николас… вы прибыли с проверкой. Возможно, вам в самом деле будет интересно посмотреть на нашу жизнь?
Реннард взглянул на него с улыбкой.
Улыбка вышла немного натянутой, потому что он чувствовал странную неловкость. Кажется, всё шло хорошо, Эрвин приглашал его в гости… что может быть естественней взаимной симпатии? Это нервы, подумал Николас, остаточное нервное напряжение, которое всплывает в неподходящие моменты. Нужно обратиться к врачу. В менее спокойной ситуации такое может очень навредить делу. Хорошо, что хотя бы сейчас я в безопасности… могу зафиксировать проблему и отложить решение.
Фрайманн ждал. Лицо его оставалось невыразительным, но во взгляде и во всей позе нарастало напряжение.
— После всех дел, конечно, — наконец, неловко, отрывисто добавил он.
Николас осознал, что непозволительно затянул с ответом, и в стеснении стёр дождевую воду со лба.
— Конечно, Эрвин. Спасибо, — сказал он. — Для меня это честь.
Эрвин не повёл его в штаб. За стрельбищем комбат свернул на какой-то тихий проулок, весь утопавший в зелени, где и сообщил Николасу, что в его рабочем кабинете стоит чья-то наблюдательная плюс-камера. Фрайманн не знал, чья. Это могла быть одна из обязательных камер товарища Лауфера или одна из необязательных — товарища Шукалевича, но кабинет свой Эрвин в любом случае не жаловал.
— Я живу в третьем корпусе, — сказал он. — То есть я там сплю. Камер там нет. Если вы не возражаете, Николас…
— Ничуть, — ответил тот.
Он не очень понимал, почему бы он мог возражать. Кажется, они с Эрвином сегодня то и дело заставляли друг друга чувствовать неловкость.
Впрочем, на то она и внеплановая проверка с выговором.
Они поднялись на крыльцо, и Эрвин открыл тяжёлую деревянную дверь.
В коридорах третьего корпуса было пусто и чисто — настолько чисто, что даже запах пота и ношеной одежды, обычный для казарм, почти не ощущался. На тумбочках по углам цвели земные цветы, подоконники блистали белизной и даже стулья, выстроенные рядами у стен, казались только-только отлакированными.
Из-за угла доносились голоса, искажённые и умноженные эхом большого пространства. Командами звучали слова на незнакомом языке, и Николас вспомнил по ки-систему: должно быть, там располагался крытый спортзал и кто-то проводил тренировку.
— Лейтенант Дерри обучает новобранцев, — сказал Фрайманн. — Основные элементы. Правильное дыхание. Как раз перешли к третьей фазе.
Николас о базовых элементах ки-системы имел представление довольно смутное, но понимающе кивнул. Они с Эрвином повернули за угол, и он увидел слева от себя распахнутые двери спортзала и услышал напряжённый гул кондиционеров. Фрайманн остановился — чуть в стороне, в тени, но так, чтобы видеть происходящее в зале. Реннард пристроился рядом.
В зале стояли шестеро рядовых, в полевой форме, но босые. Бледный носатый лейтенант вколачивал в бритые головы основы ки.
— Тебя нет, — убедительно говорил он, остановившись перед светловолосым высоким парнем. — Нет тебя здесь. Стой так, чтоб я сквозь тебя стену видел! Третья фаза, раз, два!..
Тут он заметил комбата и на секунду замолк. Но, по-видимому, такие проверки были обычным делом. Лейтенант сделал вид, что в упор не видит начальства, развернулся и прошёл к дальней стене зала.
— Рядовой Кун, — взрыкнул он, стоя к новобранцам спиной, — для чего нужна третья фаза дыхания в ки-системе?
Рядовой набрал воздуха в грудь.
— Для повышения безопасности личного состава при операциях!
— Чушь собачью несёшь, — сказал лейтенант и посмотрел через плечо.
Рядовые подобрались.
— Для того чтобы нервы гражданские беречь, она нужна, — сказал Дерри. — Поднимаешься ты на седьмой, скажем, этаж зачищать, скажем, притон. А ниже и выше спят порядочные люди. Чтобы они не обосрались в своих тёплых постельках, ты входишь в третью фазу. И тебя нет. Не видно, не слышно. Пришли бойцы Отдельного батальона, прибрались, стало чисто. Никто ничего не заметил. Понял?
— Так точно, товарищ лейтенант!
— Молодец. Третья фаза, раз, два!..
Николас посмотрел на Эрвина. Лицо Чёрного Кулака стало невыразительным. Несколько мгновений спустя Фрайманн подался вперёд, поймал взгляд подчинённого и безмолвно поманил его к себе. «Держать фазу!» — рявкнул тот бойцам и пошёл к комбату. Фрайманн отвёл его в сторону, так, чтобы не было видно из зала.
— Товарищ лейтенант, — очень тихо спросил он, — что у вас с левой ногой?
— Всё в порядке, товарищ комбат.
— Подойдите ко мне после занятий.
— Так точно, товарищ комбат.
Дерри вернулся на место. Николасу показалось, что он занервничал.
— Что смешного? — мрачно спросил он светловолосого.
И вдруг выполнил роскошный, точно в кино, кан-линг в высокой позиции с разворота. Николас так и ахнул. Бедный новобранец тоже ахнул и как стоял, так и сел на пол. Пальцы босой ноги лейтенанта остановились в пяди от его лба, но прямой энергетический удар при правильном кан-линге мог вышибить из человека дух.
— Когда так сможешь, — резюмировал лейтенант, — тогда и будешь улыбаться.
Глядя на всё это, Эрвин только укоризненно покачал головой.
— Идёмте, — сказал он Николасу, и тот послушно зашагал следом. Через несколько десятков шагов Фрайманн с сожалением пояснил:
— У лейтенанта «гуляет» нога. Из такой стойки рискованно делать кан-линг. Можно растянуть связки. Лейтенант мне доказывает, что это его личная особенность. Совершенно безопасная.
Николас промолчал.
Ему было неловко слушать об этих внутренних, частных делах, и он не понимал, зачем Эрвин о них рассказывает. Но он отметил, что Фрайманн говорит о подчинённых как отец о детях, с неизбывной теплотой: хулиганит, плохо учится, сорванец… Реннард снова вспомнил Шукалевича: кое в чём Стерлядь не врал. Чёрный Кулак живёт их жизнями, сказал он.
Каково же ему, наверно, было бросать их под огонь правительственных войск во время Гражданской… Но в частях, которыми командовал товарищ Фрайманн, ни один боец не погиб бессмысленно и случайно. Должно быть, сознание этого поддерживало командира.
Николас уставился в пол — и заметил, что чуть дальше часть коридора выложена паркетом самого дешёвого и пакостного вида, к тому же истёртым и взгорбившимся. Это его удивило. Зачем солдатам паркет, а если уж его положили, то почему поскупились? И почему личный состав не следит за состоянием помещения?
— Для тренировок, — сказал Эрвин, проследив за его взглядом.
Подтверждая свои слова, он быстро и совершенно бесшумно прошёлся по паркету туда-сюда. Николас ступил следом и содрогнулся, когда дерево под ногами тошнотворно заскрипело.
— Хорошего бойца, — умудрённо докончил Эрвин, — должно быть не только не видно, но и не слышно.
Николас улыбнулся.
— Ки-система, кажется, единственное боевое искусство, которое в реальности выглядит так же эффектно, как в кино, — это было самое умное, что пришло ему в голову.
— Потому что эти приёмы не предназначены для реального боя, — неожиданно ответил Эрвин. — Чтобы вступить в рукопашный бой, боец должен потерять всё оружие и стоять один среди чистого поля перед другим таким же дураком. Красивые кан-линги и ше-данги нужны только для тренировок. Во время операций требуется другое. Проще и сложнее. Мы пришли.
И он отворил простую дверь без таблички.
Комната оказалась крохотная, как кладовка. В ней не нашлось места даже для стула — только шкаф, тумбочка и узкая солдатская койка. Нигде не было ни пылинки, и Николас подумал, что Эрвин настоящий маньяк чистоты. Чистота здесь властвовала: мужская, казённая, не знающая уюта.
— Снимите пальто, Николас, — сказал Фрайманн. — Вы промокли.
Замечание было здравое, и Реннард стал расстёгивать пуговицы. Со смутным удивлением он отметил, что пальцы слушаются плохо. Он замешкался и заставил Эрвина ждать. Чувство неловкости стало мучительным. Когда Эрвин взял из его рук мокрое пальто, чтобы повесить на плечики и в шкаф-сушилку, Николаса словно окатило жаром.
Путать одно с другим стало сложно.
…Нет, упрямо подумал он. Тогда я был пьян. Я напился и перестал контролировать себя. А сейчас я занят, я бросил пить, я очень давно не отдыхал и мне уже ничего не нужно. Я не могу потерять возможную дружбу с Эрвином из-за собственной глупости и невыдержанности.
Нужно говорить, приказал он себе, это лучший способ отвлечься. Говорить о чём угодно. Только на Шукалевича лучше переключиться позже, а то я забуду что-нибудь важное.
— Я слышал, — выговорил Николас почти спокойно, только немного торопливо, — ки-система входила в программу подготовки бойцов Звёздного легиона.
