Айзек Азимов - СООБЩЕСТВО НА КРАЮ

Когда Гендибал сделал это заявление на собеседовании, у экзаменатора изменилось выражение лица, а Гендибал уже достаточно был знаком с психоязыком, так что вполне мог истолковать эту перемену. Он точно знал, как будто экзаменатор объявил это, что в его личном деле будет записано, что он — трудный случай.

Что ж, конечно!

Гендибал и хотел быть трудным случаем.

Теперь ему было тридцать лет (и через два месяца исполнялся тридцать один), а он уже стал членом Стола Спикеров. У него оставалось еще девять лет, чтобы стать Первым Спикером, и он был уверен в успехе.

Эта беседа с Первым Спикером была решающей для Гендибала, и он готовился к тому, чтобы произвести нужное впечатление; впрочем, психоязыком он владел настолько, что на его шлифовку усилий тратить не приходилось.

Когда два Спикера Второго Сообщества общаются друг с другом, их язык не похож ни на какой другой в Галактике. Это язык слов, быстрых жестов, передачи ментальных движений, картин и еще чего-то.

Посторонний практически ничего бы не услышал, а Спикеры за короткое время обменялись бы мыслями и сведениями, которых не смог бы понять и пересказать никто, кроме них.

Язык Спикеров давал преимущество в скорости и утонченности, но зато не позволял утаить, что думал говорящий о своем собеседнике.

А Гендибал думал о Первом Спикере, что этот человек миновал свой ментальный расцвет. Гендибал считал, что Первый Спикер не ждет кризиса, не готов к кризису и не сможет справиться с кризисом, если кризис наступит.

При всем своем обаянии Шандес был из тех, кто ведет к поражению.

Все это Гендибал должен был скрыть не только в выражении лица, жестах и словах, но и в мыслях. Но как добиться, чтобы Первый Спикер ничего не учуял, Гендибал не знал.

Гендибал чувствовал также, что за демонстративным радушием и дружелюбием Шандес прячет снисходительность и ехидство. Поэтому он постарался, насколько смог, укрепить свою ментальную систему, чтобы не выдать ответного раздражения.

Первый Спикер откинулся на спинку кресла. Ноги на стол он не положил, но смешал самоуверенность с неофициальным дружелюбием в такой пропорции, чтобы Гендибал не подумал, будто произвел эффект своим заявлением.

Гендибала не пригласили сесть и этим ограничили возможность скрыть неуверенность в себе, очевидно, это было сделано нарочно.

— План Селдона бессмыслица? — сказал Шандес. — Примечательное заявление! Вы давно смотрели Прим-радиант, Спикер Гендибал?

— Я его часто изучаю, Первый Спикер, для меня это не только обязанность, но и удовольствие.

— Хотя это маловероятно, но может быть, вы изучаете только те его части, которые подпадают под ваш надзор? Может быть, вы смотрите его в микромасштабе — там систему уравнений, там цепочку преобразований? Это, конечно, необходимо, но я всегда считал полезным упражнением время от времени обозревать весь общий ход. Изучение Прим-радианта акр за акром — обязанность, а видеть его целиком — это вдохновляет. Сказать по правде, Спикер, я давно его не смотрел. Не присоединитесь ли ко мне?

Гендибал не стал затягивать паузу. Придется смотреть с Первым Спикером Прим-радиант, и надо это сделать любезно и легко или не делать вообще.

— Это для меня большая честь и удовольствие, Первый Спикер.

И Первый Спикер нажал на рычажок сбоку стола. Такое устройство было в кабинете каждого Спикера, и кабинет Гендибала ни в чем не уступал кабинету Первого Спикера. Второе Сообщество придерживалось принципа равных прав для всех его членов, по крайней мере, во внешних проявлениях. И единственное официальное отличие Первого Спикера было выражено в его титуле — он всегда говорил первым.

После того, как Шандес нажал на рычаг, в комнате стало темно, потом установился серебристый полусвет, две стены засветились бледно-кремовым светом, потом стали ярче и белее и, наконец, на них появились уравнения, напечатанные так мелко, что их было трудно прочесть.

— Если вы не возражаете, — сказал Первый Спикер, ясно давая понять, что не потерпит никаких возражений, — мы уменьшим увеличение, чтобы увидеть как можно больше одновременно.

Аккуратно напечатанные значки истончились до волосяных линий — стали крохотными закорючками на жемчужном поле.

Первый Спикер коснулся клавиатуры, встроенной в ручку кресла.

— Мы начнем со времени жизни Селдона и зададим небольшое поступательное движение. Включим обтюратор, чтобы за один миг видеть десятилетнее развитие. Так получается чудесное ощущение потока истории без отвлечений на мелочи. Интересно, вы так делали когда-нибудь?

— В точности так — не делал, Первый Спикер.

— А надо бы. Чудесное ощущение. Посмотрите на ажурное сплетение черных линий в начале. В первые декады не было вероятных альтернатив. Однако количество разветвлений экспоненциально увеличивается со временем. Если бы после выбора конкретной ветви не исключался обширный массив других ветвей в будущем, скоро все стало бы неуправляемым. Конечно, работая с будущим, мы должны очень осторожно выбирать, что удалить.

— Я знаю, Первый Спикер. — Гендибалу не удалось полностью скрыть оттенок сухости в ответе.

Первый Спикер никак не отреагировал на это.

— Обратите внимание на извилистые строчки красных символов, они образуют схему. Мы знаем, что они должны возникать случайно, по мере того как каждый Спикер завоевывает свое место, уточняя первоначальный План Селдона. Казалось бы, невозможно предсказать, как конкретный Спикер проявит свои наклонности. Однако я давно подозревал, что смешение черного селдонского и красного спикерского следует закону, который, в основном, не зависит ни от чего, кроме времени.

Гендибал следил, как тонкие черные и красные линии с течением лет сплетались в завораживающий узор. Хотя, конечно, сам по себе этот узор не имел смысла, смысл имели составляющие его символы.

В разных местах начали возникать синие цепочки, они выпячивались, ветвились, становились все заметнее, потом исчезали, растворяясь в черном и красном.

— Синий цвет Девиаций, — сказал Первый Спикер, и отвращение, возникшее в обоих Спикерах, заполнило пространство между ними.

— Мы вылавливаем его, а он появляется снова и снова, и в конце концов мы вступаем в Век Девиаций.

Это стало видно. Разрушительный феномен Мула обрушился на Галактику, и Прим-радиант внезапно заполнился густыми разветвляющимися синими цепочками, они возникали так часто, что их не успевали закрывать, синих строчек становилось все больше, и вот они заляпали (другого слова просто не подберешь) всю стену. Казалось, сама комната посинела.

Явление достигло максимума, и синее начало редеть, отдельные ручейки собрались в один поток на целый век, потом поток стал тонкой струйкой и наконец пересох, когда План вернулся к черному и красному, и стало ясно, что это время, в котором уже поработала рука Прима Палвера.

Дальше, дальше…

— Вот и наше время, — удовлетворенно сказал Первый Спикер. Строчки собрались в черный узел с редкими красными прожилками.

— Дальше идет уже Вторая Империя, — сказал Первый Спикер. Он выключил Прим-радиант, и зажегся обычный свет.

— Зрелище впечатляет, — сказал Гендибал.

— Да, — улыбнулся Первый Спикер, — но вы это хорошо скрывали. Впрочем, неважно. Позвольте мне остановиться на некоторых вопросах. Во-первых, вы видите, что после эпохи Палвера, примерно, в течение двадцати декад, девиационный синий почти отсутствует. Затем вы видите, что на протяжении следующих пяти веков не предполагается Девиаций выше пятого класса. Вы видите также, что мы приступили к уточнению психоистории Второй Империи. Как вам несомненно известно, Хари Селдон, хотя и был выдающимся гением, не мог предвидеть всего. Мы усовершенствовали его теорию и знаем о психоистории больше, чем он. Селдон довел свои вычисления до Второй Империи, а мы их продолжили. Собственно, отбросив ложную скромность, новый Имперский План — дело моих рук, за него я и получил свой нынешний пост.

Я говорю это вам, чтобы вы избавили меня от ненужных споров. Как вы умудрились, зная все это, прийти к заключению, что План Селдона бессмыслица? План безупречен. Лучшее доказательство его безупречности тот факт, что он пережил Век Девиаций (хотя я отдаю должное и гению Палвера).

Так где, молодой человек, слабое место, позволившее вам заклеймить План как бессмыслицу?

Гендибал стоял прямо и твердо.

— Вы правы, Первый Спикер, План Селдона безупречен.

— В таком случае вы берете назад свои слова?

— Нет, Первый Спикер. Безупречность Плана и есть его главный порок. Фатальный порок!

Первый Спикер невозмутимо посмотрел на Гендибала. Он умел контролировать себя, и его забавляла неопытность Гендибала в этом отношении. При каждом высказывании молодой человек изо всех сил старался скрыть свои чувства, но каждый раз полностью выдавал себя.