Леопард с вершины Килиманджаро - Ольга Николаевна Ларионова
Она размахнулась и сильно ударила зажатой в кулаке ампулой в шею животному, одновременно хлопнув ладонью по противоположной стороне, чтобы отвлечь от ощущения укола. Получилось неловко, ампула ушла только наполовину, треснула и оцарапала ладонь. Хорошо, что это не стекло, а быстрорастворимый пластик, который сейчас всосется в кровь, а скорость воздействия уже проверена на вожаке… Ага, действует. С легкой иноходи он перешел на шаг, и задние ноги уже отстают, едва переступая, передние еще семенят, а задние волочатся, подгибаются, и девушка соскальзывает вниз, на нее рушится безвольное и такое тяжелое полуголое тело, до ужаса холодное, и его не поднять, и у самой колени подгибаются: царапина на ладони, парализатор проник в кровь, самая капелька, но ее хватило, до трапа не дотянуть, хотя до него каких-то полтора шага, сейчас набежит весь табун…
Два громадных жука-рогача ухватывают ее холодными клешнями, больно и неловко, тянут куда-то вверх; но она из последних сил вцепляется мертвой хваткой в лежащего рядом с ней человека, – если бы губы слушались ее, она бы крикнула: «Сначала его!» Но губы одеревенели, проклятая ампула, и сплошной туман в голове, да и зачем кричать – жуки-рогачи человеческого языка не поймут, впрочем, ничего человеческого здесь нет, только жуки, они тянут две сосновые иголки, гибкие душистые иголки…
Когда она пришла в себя, у нее было такое ощущение, словно этому пробуждению предшествовала вереница утомительных и нелепых снов. Сквозь разлепившиеся с трудом ресницы проник невиданный до сих пор зеленоватый мертвенный свет, означился сводчатый потолок, к которому была прикреплена уйма какой-то членистой, суставчатой аппаратуры; затем зазвучал – или начал восприниматься – голос, механический, размеренный, как метроном:
– Один – сигма шесть, один – сигма девять, один – сигма шесть, один – штирнер горизонталь тринадцать, два – оптима пять…
И тут же сбоку возникло рыльце скоча с настороженными жгутиками антенн, взлетел над самым лицом манипулятор, и ко лбу пришлепнулась клейкая лепешка быстрорастворимого транквилизатора. Во рту возник вкус мяты. Бормотание «Один – сигма…» возобновилось с прежней размеренностью. Да это ведь портативная установка «Гиппократ», и команды – условный код последовательных этапов различных медицинских процедур!
На втором курсе они это в училище проходили и даже делали лабораторные работы – но откуда это здесь?
Она приподнялась на локте. Узкая, крытая белым пластиком коечка-скамейка убедила ее в том, что с ней самой ничего страшного не произошло, иначе ее поместили бы совсем в другое место. Кстати, вот и оно – занимает всю середину узенькой, расходящейся клином каюты. В училище это ложе именовалось «саркофагом». Пациент, помещенный в этот ящик, попадал во власть кибернетического комплекса, сочетающего консилиум профессоров с двумя дюжинами процедурных сестер. Сейчас к этому медперсоналу, воплощенному в вычислительные блоки и манипуляторы, прибавилась еще и пара скочей. Так кто же этот бедняга, потребовавший таких забот?
Она потянулась к саркофагу, но перед ней мельтешил Трюфель, ничего не давал увидеть. Варвара только догадалась, что пациент лежит носом книзу, а спину ему массируют чем-то горячим и маслянистым – пахло растопленным воском и тибетской поднебесной травкой. Трюфель отступил на шаг, и над бортиком на миг поднялись страшно худые лопатки – ну прямо готовые вот-вот прорезаться крылышки. Это ж надо так исхудать, как после лиофильной сушки! Лопатки исчезли, зато поднялась круглая голова с реденькими, очень коротко обстриженными волосами и тоже вызвала щемящее чувство жалости; но голова обратилась к ней, явив огромные черные глаза, как бы выходящие за границы впалых щек и совершенно белых висков – ну никак не могли они уместиться на этом лице! И тут же раскатился голос, великолепный сытый бас, от которого все кругом должно было покрываться налетом бархатистой темно-лиловой пыльцы:
– Кррретины, пижаму!!!
Скочи остолбенели.
Призрачная рука Дон Кихота взметнулась в воздух и выхватила у скоча какое-то полотенце.
– Боюсь, что они просто не знают этого слова, – задумчиво проговорила Варвара. – Я имею в виду пижаму.
Незнакомец громоподобно фыркнул и исчез, упав лицом вниз. Рассмотреть его Варвара так и не успела. Из саркофага послышалась возня, вылетел обломанный манипулятор, через бортик перекинулась тощая нога в ботинке – на заклепке четко просматривалась цифра «5». Иван Вуд, значит. Ботинок грохнул по металлическому пьедесталу саркофага. Варвара оттолкнулась от лежанки и, преодолевая легкое головокружение, вскочила на ноги:
– Осторожнее, я сейчас вам помогу…
Вуд, если это действительно был он, свесил обе ноги, продолжая сидеть внутри, – поза препотешная: острый подбородок на острых коленях, плечи торчком; ни дать ни взять – нетопырь, которого заставили сидеть вверх головой и он мается от непривычности этой позы.
– Остальных нашли? – хрипло спросил «нетопырь».
Варвара молча покачала головой.
– Тогда что вы смотрите? Дайте какой-нибудь свитер голому человеку, и займемся делом.
Действительно, что за столбняк на нее нашел? У Сусанина, кажется, было что-то светло-серое, ангорское… Сейчас. «И стакан морковного соку!» – раскатилось вдогонку. И опять же она – растяпа, старик, судя по его виду, давненько не ел.
Она лихорадочно собирала вещи, переворачивая вверх дном тесный кубрик, – свитер Сусанина, полукомбинезон Петрушки – у кого она видела теплые носки?.. Она запнулась – носки она видела у Гюрга. Это была единственная койка, в сторону которой она даже не посмотрела. Отсюда она ничего не смогла бы взять. Когда она видела Гюрга рядом с остальными, он воспринимался как частица общей группы – брр, какая ледяная педантичность. Но того Гюрга, который восторженно и изумленно шептал ей: «Да ты еще к тому же и трусиха?..» – того Гюрга больше для нее не существовало.
Когда она вернулась в медотсек – вот она, последняя загадочная дверь, можно было и раньше догадаться! – Вуд стоял, согнувшись в три погибели и облокотившись на бортик саркофага, заходясь в кашле.
– Пневмония, – сказала она.
– Вы мне еще накаркаете!
– Да куда уж больше…
Он с трудом разогнулся и стал натягивать свитер. Варвара критически взирала на эти действия – ей было совершенно очевидно, что больного надо срочно закладывать обратно в саркофаг и продолжать масляные припарки. Но поди заставь его!
Свитер скорбно обвис на костлявых плечах, подрагивая серебристыми ворсинками.
– Мало, – сказал Вуд, поводя плечами. – Тащите еще что-нибудь. Ну и намерзся же я там…
Варвара опрометью кинулась обратно
