Генри Олди - Куколка

— А ребенок?

— Двойня. Мальчик и девочка. Оба живы.

Тишина.

— Дети — гематры?

— Безусловно.

— Вы уверены?

— Раньше, мар Шармаль, вы не сомневались в моих профессиональных способностях.

— Я и сейчас не сомневаюсь. Ждите, я скоро приеду.

Тишина поглотила все, кроме поляны, где цвели маки.

Вскоре исчезли и они.

Глава третья

День сюрпризов

— Ну и что мне с тобой делать?

Вопрос был риторическим. Ответа Лючано не ждал.

Безропотно поужинав вчера, сегодня «овощ» игнорировал завтрак. Сидел, глядел, как обычно, мимо, гладил кормильца по плечу. И не реагировал, когда в губы ему тыкалась ложка с «замазкой». Ни уговоры («Надо кушать! Иначе сдохнешь, дебил. Давай, за маму-папу…»), ни личный пример эффекта не давали.

Лючано даже рявкнул на подопечного, помня, как окрик подействовал на лысого.

Никакого результата.

«Не нравишься ты мне, малыш, — сообщил маэстро Карл. — Злым становишься».

«Прозвище обязывает!» — огрызнулся Тарталья.

«Злым и мелочным. Не злодеем — злодейчиком. Брюзгой. Такие плюют в чужие кастрюли и пинают кошек, пока никто не видит. Ну а ты орешь на убогого…»

«Надавай ему лучше тумаков, — поддержал маэстро Добряк Гишер. — Помнишь, как я тебя учил? — чтоб следов не осталось… Хочешь на ком-то злость сорвать — сходи к ланисте, обложи его по матушке. Или к Тумидусу. Дорожку указать?»

Лючано не нашелся, что ответить. В припадке самоуничижения, которое психолог назвал бы «гиперкомпенсаторной реакцией», он вдруг принялся жаловаться «овощу» на свои проблемы — словно оправдываясь, как дошел до жизни такой.

— Извини, что наорал, приятель. День с утра не заладился. Понимаешь? Ни черта ты не понимаешь, огурец… Вот ты меня по плечу гладишь — а знаешь, что там, под рубашкой? Татуировка там. И не простая, а самостоятельная. Расти ей, заразе, вздумалось. Тебе бы понравилось, если б по тебе всякая пакость ползала?

«Ему бы понравилось, — заметил издалека Гишер. — Обратил внимание, какое плечо он тебе гладит?»

А ведь верно! Что-то чует, собака…

— Ты гладь, я не против. Она ведь не от этого растет. А ланиста предупредил, что у меня сегодня — арена. Вот и думай, чего ждать. Ты-то думать не умеешь, тебе хорошо! А мне…

Его несло, как вчера на шоу.

— Еще и сны эти! Шастаю, понимаешь, в прошлое. Мироздание, будто куклу, за ниточки дергаю. Ближе, дальше, быстрее, медленнее, вперед, назад… Страшно мне, приятель. Оно, выходит, сидит внутри. Дышит. Помогает, суетится — а мне страшно…

«Тебе в самом деле страшно, малыш?»

«Издеваетесь, маэстро?»

Лючано прислушался к себе. И с удивлением понял, что на самом деле ему ни капельки не страшно. Более того, интересно. Даже мысль, что за новоприобретенное «ясновиденье» однажды придется расплачиваться, не слишком беспокоит.

«Мечтал стать супером, дружок? Радуйся, вот оно».

Секундой позже губы овоща разжались. Блондин проглотил ложку «замазки» и, словно птенец, раскрыл рот в ожидании следующей. На третьей или четвертой ложке до Лючано дошло, что он, оказывается, крепко держит «овощной» пучок моторика — корректируя двигательные рефлексы, побуждая вовремя открывать рот, жевать и глотать.

Детская работа для опытного невропаста.

«Но я же не спрашивал у него разрешения!»

«Вспомни йонарей. От них тоже не требовалось согласия».

Ну да, мог бы и сам догадаться. У «овощей» не психика — руины. Защита отсутствует, пучки обнажены — бери не хочу. Можно, при должной сноровке, заставить клиента плясать джигу или маршировать строевым шагом. Только кому оно надо?

Впрочем…

А почему бы ему сегодня не позавтракать самому?

Поудобнее взявшись за пучок, Тарталья вручил блондину миску с «замазкой» и ложку.

— Давай-ка, приятель. Взрослый парень, пора кушать без няньки…

Он увещевал блондина, будто малыша-несмышленыша. Необходимости в этом не было — Лючано вел «овоща» не словами, а колебаниями нитей, как марионетку, послушную движениям невропаста в меру собственной инерции.

«Надо бы дать парню имя, — думал он, выскребая ложкой, зажатой в чужих пальцах, остатки еды со дна миски. — Как его назвать-то?»

Ничего подходящего на ум не приходило. Арлекин? Бригелло? Пульчинелло? Остряк-весельчак, шутник-озорник, антагонист мрачному злодею Тарталье? Бессловесный «овощ», отрешенно глядя в одну точку, соответствовал имени ничуть не лучше, чем тилонский рудовоз — колесам от кареты, прикрепленным к маневровым соплам. Однако насиловать воображение не хотелось.

Пусть будет Пульчинелло.

Побуждаемый кормильцем, «овощ» встал, отнес миску с ложкой в посудомойку, неловко умылся под краном, вытер лицо и руки бумажным полотенцем и, отправив полотенце в утилизатор, вернулся на койку.

К счастью, нужные рефлексы лежали на поверхности.

— Так-то лучше, Пульчинелло. Запомнил? Пуль-чи-нел-ло…

Что, если закрепить имя в памяти «овоща», используя обратные связи вербального пучка? Куклы запоминают реплики, подброшенные невропастом. Обычно куклы воспринимают их как свои собственные, но в данном случае это несущественно. Наиболее удачные фразы клиент с удовольствием повторяет и после окончания сеанса.

Воспользоваться эффектом?

Раньше он не задумывался над применением невропастического искусства в целях обучения. В конце концов, попытка — не пытка, как любил говаривать Гишер.

Вербальный пучок у блондина оказался кошмарный. Все нити перепутаны, как снасти у горе-рыболова, часть концов уходит не пойми куда… А это еще что такое?! Подобных нитей, мерцающих и ворсистых, Лючано раньше видеть не доводилось. Видимо, последствия разрушения психики. Того, к чему вели нити, больше не существует — и «бесхозные» связи обвисли, перепутались, мутировали…

Ладно, пробуем.

— Пульчинелло. Тебя зовут Пульчинелло.

Манипулируя пучком, он постарался как можно убедительнее донести до куклы идею имени. Если в опустошенном мозгу сохранились остатки воспоминаний, словарный запас, достаточный для выстраивания ассоциативных цепочек — есть шанс достучаться. Невропаст — не телепат. Он может лишь правильно организовать материал, уже имеющийся у клиента, вытащить на поверхность сокровище, похороненное в глубине…

— Пульчинелло. Это имя. Тебя так зовут.

Он проник глубже, стараясь дотянуться до основания вербального пучка, до системы понятий, знаков и образов. Ну же, еще чуть-чуть…

Мерцающие нити завибрировали крупной дрожью, как басовые струны. Ворс на них встал дыбом, напомнив шерсть на загривке разъяренного хищника. Нити утолщались, разгорались все ярче; казалось, по ним пустили электрический ток. Возникло низкое гудение, резонансом отдавшись в сознании Тартальи. Рой басовито гудящих шмелей ворвался в голову, и теперь бился в стенки черепа, силясь освободиться.

Хорошо хоть, жалить не спешили!

На периферии восприятия что-то творилось. Чудилось: Пульчинелло растет, раздувается, напрягает чудовищные мышцы, заполняя собой все пространство, прижимая невропаста к решетке, не давая вдохнуть. В ответ из татуировки, визжащей в недоступном для человека диапазоне, начинают змеиться лианы, усеянные пятипалыми детскими ладошками, опутывая противника…

Какие лианы? Какие змеи?

Какой противник?

Пустоголовая марионетка-Пульчинелло?!

Лючано с усилием разорвал контакт. Разумеется, блондин по-прежнему сидел на койке, а сам он стоял посреди камеры, и никаких лиан из него не росло. На всякий случай он ощупал плечо через ткань рубашки. Припухлость? вздутие? шевеление под кожей? — нет, ничего. Как и следовало ожидать.

«Ладно, пусть хотя бы ест самостоятельно…»

— Извини, Пульчинелло. Виноват. Больше не буду.

«Овощ» не ответил. Но, услышав свое новое имя, он впервые посмотрел на Лючано, а не просто в стену.

— Ты меня слышишь? Эй, Пульчинелло?

Тарталья прошелся по камере из угла в угол, искоса наблюдая за реакцией «овоща». Сомнений быть не могло: тот повернул голову, отслеживая перемещения! В голубых глазах Пульчинелло царила вселенская пустота, не замутненная и призраком случайной мысли, но взгляд следовал за Лючано, как на привязи.

— Не скучай тут без меня. Увидимся вечером.

Вместе с одеждой Тарталье вернули персональный уником. Перед завтраком он подключился к терминалу в номере и скачал карту города, не желая блуждать в поисках снятого Юлией дома. Выйдя за ворота гладиатория, он ввел в устройство адрес, запустил поиск и запомнил кратчайший маршрут до цели.

Путь пролегал через квартал брамайнов — тот углом вклинивался в помпилианский сектор Эскалоны. Можно было взять наземное такси, карету или аэромоб, но Лючано решил пройтись пешком. Времени до вечерней арены у нас в избытке, а к дому Юлии, судя по карте, не более получаса ходу. Развеемся, город посмотрим…