Игорь Середенко - Мёртвая точка
— Боже! — вскричал Фейн, отпрыгивая назад.
Из окна двери за Фейном и Голдманом внимательно следили две пары напуганных глаз.
Верхний череп, на котором держались волосы, отвалился и соскользнул на пол, с хрустом столкнувшись с белоснежным полом и окрасив его в бордовый цвет в тот же миг. Оставшаяся часть лицевого и затылочного черепа оголила свое внутреннее пустое пространство. Отсутствовал мозг, и на его месте сияла красная кровь и пустота. Тело Альбертона немного наклонилось, словно пытаясь сказать людям о страшных и ужасных событиях.
— Что это все значит, черт возьми? — не выдержал Фейн.
Голдман смотрел на труп глазами сумасшедшего, его руки застыли, словно кисти манекена.
— Что это? — вновь спросил Фейн, пятясь к двери.
Голдман молчал, в то время как за дверью послышались спешные движения и возня. Фейн почувствовал, как его спина столкнулась с дверью. Она не открылась.
Фейн пытался открыть, он кричал, звал Дадсона, но никто не пришел на помощь. За дверью воцарилась полная тишина. Фейн остановился у двери.
— Мы не откроем! — закричал Дадсон.
— Теперь вы все трое в ловушке, — сказал голос Эвенза, — и вы вряд ли выберетесь оттуда.
— Вы с ума сошли! — закричал Фейн. — Немедленно откройте!
Он начал колотить по окну, в надежде разбить его.
— Это бесполезно, Фейн, — сказал голос позади него. — Даже если вы разобьете стекло, то не сможете вылезти, так как окно очень узкое.
Фейн беспомощно опустил руки.
— Вы правы, я просто с ума схожу.
— Этого он и добивается. Неужели не понятно. Сначала фильмы, о которых говорил Альбертон, теперь страх, агрессия в наших умах. Он сильнее нас, раз мы поддаемся его воле, — сказал Голдман, тяжело опускаясь на стул. — А вот и бумага, она торчит у него из-под рубашки, вот видите край. Мне надоело все это, я не стану доставать ее. Не буду идти у него на поводу. Если он хочет, то пусть сам явится ко мне, и убьет меня.
— Вы спятили, — сказал Фейн. — Нет, я не стану ждать того же. Я его обнаружу раньше.
— Нет, еще нет, пока я мыслю, я не спятил, ибо все наши мысли — это мысли неразумного. Мы пытаемся найти ответ там, где его нет, там, где нам никогда не суждено быть. — Голдман задумался, он начал покачивать головой, словно соглашался с новой мыслью, посетившей его мозг. — Убийца должен не только все знать о корабле, но и о каждом из нас. Он знает все о каждом. Кому все доверяли, кто контактировал постоянно и имел доступ к каждому все это время.
— Но он не убил нас во сне, пока мы все спали, — сказал Фейн. — Он хочет…
— Хочет получить наслаждение сполна, убивая нас постепенно, — добавил Голдман.
— Да, верно, похоже, это его забавляет. Он получает не только наслаждение. Похоже, оно его питает, придает ему силы, иначе бы он спятил, — заключил Фейн.
— Сами по себе деяния не могут дать силу, — сказал Голдман.
— Верно, но он необычный, вы ведь сами говорили об этом. Вероятно, он имеет то, чего у нас нет. Он владеет тем, что его побуждает к убийствам, и это его тянет на новое преступление, и оно дает ему энергию…
— От которой он и получает удовольствие? — предположил Голдман.
— Похоже, — подтвердил Фейн. — Но что это?
— Для начала, нам надо подумать, как выбраться из этой комнаты. Ведь вы и я не владеем компьютером, как это мог делать Альбертон.
— Дверь заклинило, скорей всего это дело рук Дадсона и Эвенза.
— Их напугали результаты теста, — предположил Голдман, — вот они и воспользовались этим случаем и заманили нас сюда.
— Может это один из них убийца, — предположил Фейн.
— А может и оба, сказал Голдман.
Эвенз и Дадсон заклинили дверь в центр управления, закрепив на ней гаечный ключ. Таким образом, Голдман и Фейн оказались в ловушке.
— Ты уверен, что мы всё правильно делаем? — спросил Дадсон.
По неуверенным шагам и задумчивому выражению лица, было видно, что он не одобряет поведение Эвенза.
— Не бойся, они заслужили, — сказал Эвенз, чтобы немного успокоить Дадсона. — Я уверен, что один из них, а быть может и все трое причастны ко всем смертям, ко всей этой чертовщине, творящейся на корабле. В моем сознании даже галлюцинации начали возникать. Надо взять себя в руки Дадсон.
Но, Дадсон, несмотря на то, что он шел рядом с Эвензом и слышал его болтовню, не был так уверен в его искренности. Напротив, он почти не сомневался в его виновности и потому он не позволил Эвензу вставить в дверь свой гаечный ключ, а предложил воспользоваться его ключом. Таким образом, он разоружил Эвенза, тогда как сам был при оружии. Таким массивным ключом можно было обороняться и при случае воспользоваться для самозащиты и нападения.
Пока Эвенз приводил все доводы — обвиняя Фейна и Голдмана, Дадсон вспоминал, он лихорадочно рылся в памяти, как будто от этого зависит его жизнь. Он с тревогой и надеждой на лучший исход для себя, вспоминал те последние моменты его пребывания на Земле. Ведь под гипнозом, который проводил Голдман, Дадсон кое-что вспомнил, к нему частично пришла память. Подобно, как вода возвращается на Землю в виде дождя, частично к Дадсону вернулась память. Он вспомнил, что последние минуты, перед тем, как его память отключилась, он на Земле видел подозрительного человека. Это лицо он запомнил и держал в памяти после гипноза, так и не рассказав о нем Голдману и Фейну. Он видел лицо Эвенза. Дадсон и для себя не мог объяснить, каким образом Эвенз находился в его воспоминаниях и почему он следил за ним. Поэтому он и не рассказал об этом Голдману и Фейну после завершения гипноза.
Эвенз что-то говорил и говорил, жестикулируя при этом, а Дадсон спокойно рассматривал его, незаметно сжимая массивный гаечный ключ в правой руке. Внезапно он остановился, случайно заметив то, в чем и не сомневался.
— Что это у тебя выглядывает из кармана? — спросил Дадсон.
— Какого еще кармана? — удивленно переспросил Эвенз. Он недовольно поглядел на товарища, за то, что тот не слушал его.
— Да вот, это, — указал Дадсон на откидной карман сбоку жилета Эвенза.
Из кармана торчал краюшек какого-то белого предмета. Эвенз осторожно взял его за край двумя пальцами и вынул. Дадсон застыл в недоумении, его глаза выражали тревогу и ужас. Эвенз был в не меньшем замешательстве, его дыхание затихло, а глаза расширились. Но Дадсон этого всего не замечал, его взгляд был прикован к предмету, который повис на пальцах Эвенза и раскачивался, словно волны при легкой ряби. Пальцы Эвенза затряслись, и он обронил белоснежный лист бумаги.
— Что это значит? — спросил Эвенз, словно он обнаружил лист не у себя, а у кого-то другого.
— А ты хитер, — сказал Дадсон, — заманил их в ловушку, чтобы я остался наедине с тобой.
— Что ты мелишь, о чем ты? — удивился и смутился Эвенз.
— Да вот об этом листе. Ты его для меня приготовил или не успел подложить Альбертону?
Эвенз хотел парировать эти обвинения, но от волнения, которое так неожиданно охватило его, он был словно в тумане. Неожиданно он со страхом в глазах, заметил, как массивный гаечный ключ поднялся над его головой. Он видел лишь чей-то темный силуэт. Прозвучал глухой, но отчетливый удар. Еще несколько не внятных слов эхом раздались по коридору, зловеще разбежавшись по его отдаленным углам. Кое-какие звуки долетели и до комнаты центра управления. Фейн и Голдман услышали, как какой-то тяжелый предмет упал в коридоре на пол.
— Нужно торопиться, — сказал Голдман. — Я не той комплекции, не пройду, а вы сможете пролезть.
— Если вы подставите вот этот стул, я смогу дотянуться до крышки, — сказал Фейн, поднявшийся к вентиляционному проходу.
— По этой вентиляции можно попытаться выбраться наружу, — сказал Голдман, подставляя стул, — и отворить дверь снаружи.
Еще несколько движений и Фейн выбил решетку и залез в вентиляционную трубу.
— Я полез, — сказал уверенно Фейн, а сам был напуган новой ситуацией.
Несмотря на тревогу, охватившую его, он глубоко в душе знал, что иного выхода нет, ведь дверь нужно было открыть, и лишь он мог сделать это. Голдман был широк в плечах и не смог бы пролезть по вентиляционной трубе.
Спустя десять минут изнурительных передвижений в замкнутом пространстве, он почти добрался до второй решетки, которая возможно выходила наружу. Внезапно, когда он уже в темноте почти нащупал решетку, к его ушам донесся истерический крик. Это были вопли не животного, а очень испуганного и отчаявшегося человека. Фейн запаниковал и заторопился. Он начал бить руками наугад, пытаясь попасть по решетке и выбить ее наружу. Неожиданно для себя, у него это получилось, и он увидел свет, ослепивший его.
Фейн поспешно вылез наружу, покинув вентиляцию, и цепляясь за стены, вывалился на пол, немного травмировав плечо левой руки. Он начал смутно вспоминать обстановку и то место, в котором оказался, и вдруг до него дошло, что напротив него находится дверь в комнату Альбертона. Неуверенным шагом он направился туда. Он перерыл все вещи и обнаружил под кроватью маленький предмет — это была электронная записная книжка. Здесь могли быть записи Альбертона, которые могли пролить свет на его гибель. Фейн включил прибор и начал читать. Он увидел какое-то сообщение, скопированное в виде отдельного файла. Фейн открыл его и прочёл: «Мы думаем лишь о себе — такова природа любого человека, отсюда равнодушие, цинизм, в нас рождается гордыня, жадность. Все это приводит к агрессии, в нас вселяется страх, появляется непонимание. Все это ведет к ограничению человека, к его одиночеству внутри себя. Человек разумен, благодаря тому, что сохраняется память, последнее имеет право на существование, когда человека рассматривают в обществе, неотделимо от него, так как это общество есть неразделимый живой организм.
