Яна Ясинская - Выбор шатеры
Конечно, мы могли бы обвенчаться с Эваном и не переодеваясь в свадебные наряды, но… Вчера ночью я вспомнила, с какой болью мой мальчишка-альтаирец говорил о том, что у него никогда не будет семьи. К сожалению, он оказался прав. Настоящей законной семьи у него точно уже не будет. И всё из-за меня. Ведь спасая мою шкуру, он лишает себя возможности в будущем жениться на девушке своего круга. На той, которую полюбит. Поэтому я и захотела, чтобы эта церемония осталась в его памяти именно как свадьба. По-моему, получилось не так уж и плохо.
Отец Марк спрашивает, добровольно ли мы вступаем в брак. Получив утвердительные ответы, священник кладёт наши ладони на Книгу Судеб. Как только руки касаются древнего кожаного переплёта, откуда-то изнутри Книги вспыхивает яркий тёплый золотистый свет, полностью обволакивающий нас с Эваном. Слегка испуганная, но больше удивлённая, я смотрю в пронзительно синие глаза своему юному мужу и неожиданно для себя отчётливо понимаю: это навсегда.
Две судьбы, отныне и вовек сплетённые в одну.
И это пугает.
Золотое сияние исчезает. На распахнутом листе Книги жизни внезапно рядом с довольно длинным полным именем Эвана, которое я не успеваю прочитать, возникает ещё одно — моё. Буквы прочерчивает пронзительно золотое свечение, исходящее изнутри книги. Моё имя оказывается ещё более длинным, чем у Эвана. И это странно. У нас в Катаре у простолюдинов нет даже фамилий. Моё полное имя — Адамаск и всё, но Книга жизни почему-то посчитала иначе. Я хочу прочитать своё новое имя, но не успеваю. Отец Марк захлопывает Книгу. Теперь она откроется лишь во время другого свадебного обряда и совсем на другой странице. Так что мне, видимо, не судьба прочитать своё настоящее имя.
После венчания мы все идём пить чай. При этом старательно делаем вид, что ничего особенного в церкви не произошло. Таков был наш уговор с мальчишкой-альтаирцем: обвенчались и сразу об этом забыли. Вот только получается откровенно плохо. Мы с Эваном то и дело украдкой переглядываемся. После того золотого свечения, что окутало нас во время обряда, я отчётливо понимаю: возможно, в реальной жизни наш брак и будет фиктивным, но там — на небесах он точно в глазах Господа таким являться не будет.
Да… Странная у меня выдалась свадьба. Впрочем, она вполне гармонично вписывается в мою не менее странную жизнь.
* * *Странный выдался день. Но ночь оказалась ещё страннее.
Я просыпаюсь далеко за полночь в гостевой комнате, которую нам с Анигаем отвёл священник. Просыпаюсь от того, что на меня кто-то смотрит.
Приподнимаюсь. Глаза с трудом привыкают к темноте. Тело сковывает страх, когда я понимаю, что в комнате, помимо меня и спящего на соседней кровати брата, находятся ещё двое.
Две женщины. Одна из них Акраба. Вторая… Я не знаю её. Низенькая, сгорбленная, с клюкой, с головы до ног закутанная в старый дорожный плащ.
— Это она? — тихий старческий голос, от которого мне моментально становится не по себе.
— Да, — мать отвечает с лёгким придыханием, почти благоговением.
— И ты отдашь её мне?
— В обмен на мою свободу.
— Будь по-твоему, Таисья. Будь по-твоему!
Почему она зовёт мою мать чужим именем?! Однако ответ на этот вопрос меня перестаёт волновать уже в следующую секунду. Женщина в плаще поднимает руку. В её ладони вспыхивает огонёк, который мягким светом освещает комнату.
Чувствую, как от страха по моей коже начинает ходить мороз.
Ведунья!
Любой дариец знает — от ведуний добра не жди! Бросаю хмурый взгляд на непрошеную гостью. Благодаря тусклому свету, я могу получше рассмотреть её. Меня невольно передёргивает от её вида. Какая же она до неприятности старая! Я бы даже сказала — древняя. Кожа вся сморщенная, глаза почти белёсые — выцветшие от времени. Неприятное острое лицо обрамляют жидкие серо-седые мышиными волосы.
— Ну, здравствуй, Адамаск, — на удивление приветливый тон. — Это правда, будто ты можешь прикасаться к топливным кристаллам?
— Да, — с трудом заставляю себя выйти из оцепенения и ответить старухе.
Я прекрасно понимаю, что врать ведунье нет смысла. Мать, наверняка, ей уже всё выболтала про меня. К тому же, если ведунья захочет, то по любому узнает правду. Другой вопрос — какими способами. Не уверена, что они будут приятными для меня, поэтому лучше ничего не усложнять.
Тонкие, почти незаметные губы ведуньи касается лёгкая улыбка. Незнакомка поворачивается к Акрабе.
— Какая у тебя храбрая и умная девочка.
— Ещё та зараза. Скоро сама в этом убедишься, — прозаично хмыкает мать, но по её интонации я понимаю, что похвала ведуньи в мой адрес пришлась Акрабе по вкусу. — Дом, сволочь, сегодня спалила, чтобы труп скрыть.
При этом тут же, усмехаясь, не без гордости добавляет: «Вся в меня!»
Старуха с нескрываемым интересом продолжает сверлить меня своим пугающим белёсым взгляд. Мне окончательно становится не по себе. Нет! С этими смотринами однозначно надо заканчивать.
— Что вам от меня нужно?
Прозвучало, конечно, грубоватей, чем я планировала, ну да ладно, и так сойдёт.
— Я хочу забрать тебя с собой в Руар, девочка. Чтобы ты воспитывалась там же, где и твоя мать.
Такого резкого поворота событий я точно не предполагала. От удивления у меня даже на пару минут пропадает дар речи. Так это что же получается? Мать не врала? Они и правда воспитывалась в Руаре?! Акраба что, была шатерой?!
Разрази меня гром! Да такого просто не может быть!
— Забирай её и дело с концом, — тем временем раздражённо бросает моя нетерпеливая мамаша. — Не понимаю, Глэдис, с каких это пор ты рассусоливаешься с воспитанницами?
Глэдис?! Уже одно только это имя вызывает у меня благоговейный страх. Если передо мной стоит та, о ком я думаю… Ох, чую, зря я ей нагрубила. Неужели это и есть Верховная Ведунья Руара?! Та самая Глэдис! Которая была правой рукой ещё у отца императора Дэмониона?! Не понимаю: что она забыла здесь, в этом проклятом Отаром месте?
Неужели… меня?!
Тем временем Верховная Ведунья и Акраба, которую Глэдис почему-то зовёт Таисьей, словно забыв, что я всё ещё присутствую в комнате, продолжают как ни в чём ни бывало разговаривать обо мне. Я вся превращаюсь в слух. Знаю, подслушивать нехорошо, но только не в этот раз. Ведь речь, похоже, идёт о моей судьбе! К тому же я никуда и не прячусь от говорящих.
— Ты же сама сказала, Таисья. Девочка с характером. Будет лучше, если она пойдёт со мной по своей воле, чем… Мне не нужна ещё одна серая прислужница.
Представление не имею, о какой «серой прислужнице» идёт речь.
Любопытство берёт верх над осторожностью.
— Извините, но зачем я вам? Вы что, из меня ведунью сделать хотите? Так это… Ничего не получится, — я говорю достаточно громко, в надежде, что меня услышит брат и проснётся. Тогда мне бы было не так страшно. Но обычно очень чуткий Анигай на удивление крепко дрыхнет. Это невольно наводит на мысль о том, что ведунья вполне могла наложить на него сонные чары. Я слышала: они запросто такое могут. — Вы это… Имейте ввиду. У меня нет никаких ваших магических способностей. Я только кристалл держать могу. Небольшой. И то не знаю, как долго.
— Не ведунью, так шатеру, — спокойно отзывается старуха. — Твоя мать из их касты. Значит, и тебе туда.
Шатеру! Ещё день назад я могла об этом только мечтать! Но сейчас, когда я стала свободной…
— Я должна подумать, — выпаливаю прежде, чем успеваю сообразить, что и кому я говорю.
Глэдис переводит удивлённый взгляд на прыскающую от смеха Акрабу. Видимо, старухе никогда раньше никто не давал отказ.
— Я тебя предупреждала, Глэдис. Девчонка с норовом. Подумай хорошенько, прежде чем забирать её в Руар. Оно тебе надо? Как бы эта шельма тебе всю обитель вверх дном не перевернула. Мой тебе совет: используй её вне Руара.
— И не таких укрощали, — в голосе Глэдис звучит сама доброта, но при этом от слов слов мне становится не на шутку жутковато. — Тебе ли не знать это, Таисья.
Видимо, слова ведуньи очень точно попадают в цель — мать моментально затыкается.
— Сколько тебе надо времени, девочка, чтобы принять решение?
— День, — выпаливаю я. — Мне надо поговорить с братом.
— Братом?! — старуха поворачивается к Акрабе. — Ты не говорила, что у тебя двое детей.
— Какое это имеет значение? Кристалл может держать только она, — беззаботно отмахивается Акраба.
Но старуха уже не слушает её. Медленно подходит к спящему Анигаю. Моё первое инстинктивное желание — бросится ей на перерез, чтобы не дать причинить спящему Анигаю зла.
— Успокойся, девочка, — словно читая мои мысли, шелестит старуха. — Я не причиню ему зла. Только посмотрю. Хочу почитать его сны. Заглянуть в мечты, чтобы понять, что он за человек.
— Разве такое возможно? — я вновь не в силах сдержать приступ любопытства.
