Дары инопланетных Богов - Лариса Кольцова
Вода любви прибывает, и все камушки скрываются на дне
Нэя как-то попросила у того самого парня с весёлым и крапчатым лицом показать ему изображения того, как одеваются земные девушки. Глеб охотно предоставил ей то, что и хранил в своём персональном архиве. Она зарисовала и сшила себе из тончайшей белой ткани мешковатое платье-рубашку, поражаясь убогой простоте, с какой одевались девушки Земли.
Придя в подземный домашний отсек к Рудольфу, она его там не застала. Быстро переоделась в новое платье, после чего сообщила ему по связи, что ждёт его. Он примчался быстро и, увидев её в столь непривычном одеянии, спросил, — Что это за ангел в белой ризе навестил меня? А где крылышки? — после чего добавил, — Даже в этом несуразном балахоне ты не в состоянии спрятать свою красоту…
Нэя из-за жары надела платье на голое тело, грудь торчала в разные стороны и полупрозрачная ткань очерчивала соски, — Зато на озере достаточно стащить его через голову и купанию ничего уже не препятствует.
— Ты решила, прежде чем мы утонем в райском блаженстве, окунёмся в озеро? — и добавил, тиская её и умиляясь, — В этом платье ты кажешься земной девчонкой, мой сисястый лягушонок.
Последнее обозначение он произнёс на своём языке, и кто или что скрывалось за этим определением, она не знала. Но решила, что-то нежное и возвышенное.
— Мне, конечно, нравится, но я предпочёл бы, чтобы ты спала в этом балахоне, но уж никак не разгуливала на глазах моих ребят, — сказал он.
— Почему? — удивилась она, — если ваши земные девушки ходят в таких рубашках по улицам?
— Ну… у тебя отчего-то все платья порождают соблазн, так что я порой даже не против той скорлупы, куда ты и прячешь свои уникальные перси, — платье его явно не устраивало, и Нэя надулась на него.
— Твоя нестерпимая манера прятать отдельные обозначения в скорлупу того языка, который мне неведом, есть признак твоей невоспитанности. Никогда не угадаешь, что именно ты сказал? А если ты издеваешься надо мной?
— Хорошего же ты мнения обо мне! Я всего лишь использую те богатейшие возможности при выражении своих мыслей, которых лишён язык Паралеи.
Что она могла возразить на это? Только то, что полной прозрачности в их отношениях, всё же, не существовало? Если бы всё обстояло иначе, он давно бы пошёл с нею в Храм Надмирного Света…
— Я не буду переодеваться! Я не твоя кукла, которую ты волен обряжать во что тебе и угодно. Я не в ЦЭССЭИ собираюсь гулять, а всего лишь отправлюсь с тобой на озеро, где в целой округе ни души обычно. Меня тоже не всегда устраивают твои безвкусные одеяния.
— У меня не одеяния, а рабочая экипировка, задача которой соответствовать той или иной обстановке.
— Тогда ты тоже сними своего скорпиона! Он мне не нравится!
Он стащил майку и бросил её на диван, — Да легко!
Тут Нэя извлекла из своей сумочки новую мужскую рубашку, изготовленную для него. На ткани рукой её художницы по росписи тканей был изображён пейзаж озера, образ которого Нэя обрисовала мастерице на словах. Лазурные воды соприкасались со столь же лазурным небом, а на фоне розовеющих облаков летела птица с алеющим оперением. Таким примерно был пейзаж на платье мамы, который она помнила. Рудольф хмыкнул, но без сопротивления влез в новую рубашку. Нэя застыла от восхищения. То ли рубашка заиграла своими переливами, то ли он сам был потрясающе хорош!
— Ты реально сделаешь из меня неисправимого уже тролля, — только и сказал он. — Сама потом плакать будешь, как разовьёшь у меня привычку к аристократической роскоши. Ты уже и доктора подсадила на свои рубашечки, и Артур тут вырядился как попугай. И Олег ходит павлином сизо-зелёным, разве что хвост за ним не тащится. У меня буквально в глазах уже рябит, когда мой десант стал напоминать вдруг какой-то всепланетарный слёт птичей.
Нэя засмеялась, — Олега Эля взяла под свою опеку. Она считает его сиротой, потому и усыновила.
Рудольф подошёл к стеклянной двери, ведущей в душевую комнату, и оглядел себя, — Нет! Я не буду разгуливать в рубахе, похожей на японскую ширму.
«Японская ширма» опять осталась без расшифровки, но судя по тому, что он стащил с себя рубашку, что-то плохое. Он извлёк другую рубашку без рукавов из своего шкафа, — тоже чёрную. И почему такое пристрастие к чёрному цвету? На этой рубашке уже не было изображения ужасного скорпиона. — А эта тебя устраивает? Без птиц и гадов пресмыкающихся.
— Я… — она переживала неожиданную острую обиду, — Пожалуй, купаться не пойдём. Я вспомнила вдруг, что у меня на сегодня назначена встреча с женой самого Главы Администрации города. И презреть её, означает нанести ей жгучую обиду. Ты понимаешь? Я должна уйти…
— Не выдумывай! — он считывал её ложь мгновенно. — Не хочешь погружения в воды озера, совершим погружение в пучины райского блаженства…
Но ей, действительно, не хотелось сегодня такого вот погружения в «райское блаженство». Ей совершенно не желалось секса, и в последнее время это стало происходить всё чаще. Утром она отказалась от этого не только из-за возникшей размолвки. Он не желал идти в Храм Надмирного Света, тогда как зачатый ребёнок с каждым днём всё более и более будет проявлять своё возникшее существование, — пока что тайное от окружающих, — теми изменениями в её фигуре, которые уже не спрячешь, как ни старайся.
— Неужели, тебе так сложно было уступить такой мелочи, даже если моя рубашка тебе не понравилась? А всем твоим ребятам и доктору эти рубашки очень нравятся.
— Ты нужна мне для услаждения, для отдыха, для тишины вдвоём, а не ради тех битв, когда ты пытаешься подавить меня.
— Почему ты такой упрямый? — она подумала, что его упрямство напоминает ту самую стену вокруг города, но в которой нет пропускных пунктов. Или она их не обнаружила пока. — Даже в моём подарке ты усмотрел какое-то посягательство на себя. Ты сам же восхищаешься моим умением создавать красивые одеяния, и сам же моим искусством пренебрегаешь.
— Я не буду ходить как цветастый тролль! Ясно? И твоя эта ангельская хламида, что на тебе, мне не нравится. Она очерчивает все твои одуряющие соблазны настолько… ты будто голая. Ты же вся просвечиваешь!
— Почему одуряющие? Кого они одуряют?
— Женщины вообще одуряют собою всякого.
