Олег Евсюнин - На стыке времён
"Волк", - пронеслось в голове. Хищник, видимо ослепленный внезапно возникшим на его пути ярким лучом света, замер. Это продолжалось очень долго, секунды. Опомнившийся Григорий вытащил пистолет и ошалело нажал на гашетку.
Визг. Запах паленого мяса. Приготовившийся к прыжку зверь завертелся на месте, несколько раз подпрыгнул и, наконец, упал.
Невелин снял палец с курка. Не выключая фонарика, осторожно приблизился к зверю, не подающему признаков жизни. Огромный. Размером с лошадь-переросток. Покрытый прочной пластинчатой броней и с головой, напоминающей голову тираннозавра.
- Так и есть. Я попал в юрский период, - невесело уточнил Григорий и вернулся к своей лодке.
В висках стучало, туловище насквозь пробила судорога, и ощущалось какое-то странное онемение в правой ладони. Из нее выпал пистолет. В секунды опасности Григорий даже не заметил, как схватил его больной рукой.
Рядом с долбленкой валялся почти пустой бурдюк.
- Не страшно.
Григорий зачерпнул воды из озера и вновь сунул в емкость руку. Теперь боль уходила не так быстро, как прежде, но все же она уменьшалась. Впрочем, может быть, это просто казалось.
Спал он беспокойно, не снимая скафандра, поминутно просыпаясь, чтобы с помощью фонарика осмотреть местность окружавшую его. Донимала лихорадка. Несмотря на опустившуюся прохладу, по телу непрерывно текли ручьи горячего пота. Приближался рассвет, болезненная усталость брала свое.
Глава 6
Бессонная ночь так и не принесла необходимого отдыха. Тело ломало, лихорадило, пробирал озноб. Хотелось спать. Песчаный пляж, лодки, череда деревьев и кустарников вокруг - все застилала пелена. Григорий поймал себя на мысли, что смотрит на все окружающее как бы не своими глазами. Будто бы это всего лишь чужой сон и, прислонившись спиной к борту долбленки, вовсе не он, а кто-то другой сидит на этом берегу. А настоящий он изнутри этого кого-то наблюдает за происходящим.
Вот на пляже появился человек. За ним еще один и еще. Все одинаковые, сухощаво-высокие, одетые в серые, до колен, тоги. С палками в руках. Толпятся возле убитого волка. Тычут его палками, потом замечают лежащего у лодки человека. Подбегают.
Григорий достает руку из бурдюка и приветственно машет в ответ. Облокотившись о борт, пытается встать. Где-то в глубине сознания возникает, нет, даже не боль, а воспоминание о ней. Конечно, оперся именно на эту руку. Падает на песок. В голове слабый шелест. Наверное, ему что-то говорят.
Пытается сосредоточиться. Неясный гул голосов принимает смутные очертания. Какой странный, удивительный язык.
- Кто ты?
- Человек.
- Как ты здесь оказался?
- Прилетел.
Нет, окружающие его люди одеты не в тоги. Скорее, это некое подобие мексиканского пончо. Хотя, какая разница? Бородатые, загорелые до черноты, с копной волос, видимо, от рождения не знающих, что такое ножницы, суровые. Но вместе с тем явно озабоченные его состоянием.
Расталкивая толпу, приближается паренек. Этот не бородат. Всего лишь пушок на щеках да пара-тройка завитых, черных как смоль волос на подбородке. "Лет семнадцать, наверное", - оценивает его возраст Григорий. Парень садится перед Невелиным на корточки, легко поднимает его за плечи и усаживает спиной к лодке.
- Меня зовут Ценна. Как тебя зовут? - медленно, по слогам произносит он.
- Григорий.
- Что с тобой произошло?
- Мой корабль потерпел крушение, - и тут только до Григория доходит, что отвечает он на обычном русском, а спрашивают его на местном диалекте. Пытаясь вспомнить хоть что-то на языке, понятном аборигенам, он закрывает глаза.
Его тут же сильно встряхивают. Это Ценна. Убедившись, что незнакомец пришел в себя, он поворачивается к своим сородичам.
- Ничего не поймешь, бредит. Ему плохо, видимо, долго скитался по лесу.
Вот оно! И Григорий повторяет слово, которое ему подсказал Ценна.
- Плохо.
- А вот это уже не плохо, - радуется паренек.
С Невелина аккуратно снимают скафандр, начинается тщательный осмотр.
- Многоножка, - Ценна показывает на рану на ноге. Он осторожно снимает повязку. - Уже давно. Вряд ли она выпила из него много.
Осмотр продолжается. Взгляд Ценны падает на руку Григория. Опухшая и покрывшаяся белесой мягкой корочкой от долгого пребывания в воде, она имеет довольно грустный вид.
- Зачем ты держал ее в воде?
- Жжет, цветок...
- Вроде говорит, а почти ничего не поймешь... Кто-нибудь что-то понял?
- Как будто жжет, - слышится рядом. Вот и еще одно слово.
- Жжет.
Ценна бережно притягивает больную руку к себе. Принюхивается. Тщательно осматривает каждую прожилку ладони. Наконец, отпускает руку.
- Мимоза. Ты дотронулся до мимозы. Как давно это произошло?
- Вчера.
- Вчера?! - это слово Ценна, похоже, узнал. - Ты бредишь. Это не могло быть вчера, - и парень, резко вскрикнув, - Не давайте ему уснуть! - скрывается в зарослях.
Что ж, разговор окончен. Можно и передохнуть, Григорий чувствует, как его тело отправляется в прекрасное путешествие по волнам...
Нет. Это его снова трясут. Он нехотя открывает глаза. Какой-то бородач. Не молодой. Лет пятьдесят, а то и с гаком. Свирепое, слегка подпорченное глубоким шрамом на щеке, лицо. Такой грохнет и фамилии не спросит.
- Ты из этого мурвока застрелил? - бородач показывает Григорию пистолет.
- Да.
Абориген берет оружие, направляет ствол в сторону озера и нажимает курок. Выстрела не происходит. Бородач возвращает пистолет Григорию.
- Он сломался? Ты можешь его починить?
- Он не сломался, у него кончилась батарея.
Григорий, взяв оружие в левую руку, правой пытается отсоединить аккумулятор. Нет, не выходит.
- Но-но. Только в меня не надо, - бородач мягко отстраняет ствол, который Григорий направил прямо ему в живот. - Вас что, в школе не учили, что нельзя направлять оружие на людей? - смех как рычание, но заросшее волосами лицо скалится доброй улыбкой.
Бородач с легкостью, будто это для него привычное дело, отсоединяет аккумулятор.
- Вот это надо заменить?
- Да.
- Тебе повезло, что заряд кончился после того, как ты убил мурвока. Струсил, наверное? Не стесняйся, здесь любой бы испугался.
- Папа, отойди.
Запыхавшийся Ценна держит в руках огромный кусок какого-то листа. "Что-то знакомое", - мелькает у Григория.
Парень садится рядом и по-деловому отрезает от листка несколько небольших квадратиков, начинает жевать. Лицо Ценны перекашивает. Судя по гримасе, это занятие не из приятных.
Немного пережевав, Ценна сплевывает кашицу на ладонь Григория и принимается жевать еще. Лицо парня постепенно багровеет, на лбу появляется пот, но он все равно продолжает. Наконец, вся ладонь Григория покрывается кашицей. Ценна обматывает руку Григория травой и сует ему несколько кубиков в рот.
- Ешь.
Это что-то невероятное. Однажды в детстве Григорий раскусил горошину перца, который мама клала в суп. Зажгло так, аж слезы из глаз. Но то было действительно детство по сравнению с тем, что сейчас происходит у него во рту.
- Не выплевывай, ешь, - парень прикрыл рот Григория ладонью. - Хочешь жить - ешь.
- Он выздоровеет?
- Не знаю, папа. Но если я его правильно понял, он потрогал мимозу еще вчера. Значит он уже с ночи, как должен быть мертв.
- Он, конечно, напоминает труп, но только отчасти.
- Его надо в деревню.
- Значит, на сегодня рыбалка отменяется. Ты сможешь идти?
Григорий делает попытку подняться, ноги не слушаются. Нет сил. Тогда попытка улыбнуться. Но и это у него, видимо, выходит не очень убедительно.
- Понятно, - бородач подхватывает Невелина и с легкостью закидывает его к себе на плечо. - Пошли.
Сколько они бредут по лесу, Григорий не помнит. Просто долго. Мерно покачиваясь на плече бородача, он еще раз пытается выплюнуть мерзкую жвачку. Не дает Ценна, неотступно следующий за отцом и следящий за подопечным в оба.
- Жуй, - грозно прикрикивает он. Приходится подчиниться.
- Может, его покормить? - оглядывается отец.
- Не надо. Так быстрее подействует.
Через какое-то время Невелин проваливается в сон. Но он именно засыпает, а не теряет сознание.
И он вот уже под сделанным из больших листьев навесом. Откуда-то сбоку доносятся веселые голоса и низкое басовитое мычание. Потом треск и шорох, словно что-то очень тяжелое волокут по земле.
