Тропа до звезд (СИ) - Лепехин Александр Иннокентьевич
— Не вижу противоречий, — отрезал старший Фишер и поднялся во весь свой немаленький рост. — Ты можешь быть кем угодно и делать при этом что угодно. Все ограничения — у тебя в голове, — костлявый, длинный палец постучал по лбу. — Мой брат, несомненно, ответственный человек, пекущийся о долге перед Семьей. Только он забывает, что есть жизнь и помимо этого. И ты вовсе не обязан стать новой и улучшенной копией его самого.
— Да я осознаю… — протянул Саймон, но тут снизу снова окрикнули:
— Все готово! Садитесь жрать, пожалуйста! — и через мгновение. — А то я поднимусь и надеру ваши тощие белые задницы!
— А вот это серьезно, — флегматично отметил Анджей и направился к спуску в трюм. — Ты хочешь с ним ссориться? Я бы не рекомендовал, — закончил он фразу, ныряя под притолоку.
Молодой лоцман хрюкнул, сдерживая смех. Посмотрел бы он на того, кто решит ссориться с Иясу Гэбрэ! Может, даже венок на могилку пожертвовал.
И тут смарт выкинул уведомление о вызове. Канал не опознавался в списке доверенных, но на запрос идентификатора всплыла пафосная табличка: «Заместитель главы Четвертого комитета ООН Анжело Оосава». Саймон мысленно застонал. Тут же вспомнилось еще одно классическое произведение русской литературы: «И ночью при луне мне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги, боги...» Но ответить пришлось.
Ооновец выглядел так же устало, как ощущал себя сам лоцман. Тем не менее, он улыбнулся и достаточно вежливо поинтересовался:
— Доброго… Ага, вечера. Прощу прощения, если отвлекаю — me scusi. Саймон, вы могли бы завтра заглянуть в Женеву?
Часть 1. Глава 9
Комплекс Дворца Наций, построенный в начале двадцатого века, смотрелся внушительно. Центральное здание своим прямоугольно-ступенчатым профилем отдаленно напоминало оба знаменитых мавзолея. Впечатление усугублялось выросшими на фоне общего ансамбля парными небоскребами, относительно успешно стилизованными в той же манере и из-за этого вызывающими ассоциации с египетскими обелисками.
Рассветное солнце уже успело окрасить светлые мраморные стены в теплый оранжевый тон, и мягкие утренние тени спешили смениться глубокими, контрастными дневными. Поток посетителей, настроенных прикоснуться к истории ООН, не оскудевал. На Саймона, шагнувшего прямо посреди парка Ариана, никто не обратил внимания: мало ли лоцманов на Земле? Кроме того, европейские традиции подразумевали, что проявлять любопытство, изумляться необычному — неприлично.
Сама Европа, как некое территориальное объединение близких по уровню культуры и развития стран, давно утратила актуальность. Она, скорее, превратилась в туристический аттракцион планетарного масштаба. Каждый второй колонист горел желанием хотя бы раз в жизни ощутить сопричастность все еще живой истории человеческой цивилизации. Прибыв на родительскую планету по делам и выкроив из них свободный денек, почти никто не упускал шанса пройтись по узким, мощеным булыжником улочкам, посидеть в кабаке, который «стоял тут со времен древних римлян», накупить сувениров и нащелкать тридов.
У местных обитателей, аборигенов тех самых улочек, все это вызывало снисходительные, покровительственные усмешки. Булыжник давно был заменен стойким литопластом, пиво для подвального кабачка варили на многоцелевом пищекомбинате, с доставкой малых партий грузовыми дронами, а сувениры оказывались произведены где-нибудь на Тьянтан-Шихуанди — за тридцать парсек от Солнечной системы.
Впрочем, все это не имело ровно никакого значения. Подлинными всегда оставались лишь эмоции и воспоминания. Если — а точнее, когда, — жизнь выбрасывала «зеро», они доставались из-под полога памяти и помогали вынести, перетерпеть, а то и преодолеть. А уж как все было устроено на самом деле — так ли оно оказывалось важно?
Сейчас же Саймон шел на встречу с человеком, который как раз отвечал за «устроено на самом деле» — по целому ряду важных вопросов.
Оосава скинул ему и схему здания, и указатели, и допуски, долженствовавшие укротить служебный пыл охраны. Но все равно пришлось изрядно поплутать. На ум пришло выражение «коридоры власти». И в коридорах этих обретались вполне себе решительно настроенные «псы режима» — вооруженные и с детекторами.
— Прошу простить, — покачал головой замглавы Четвертого комитета, широким жестом приглашая гостя к удобным креслам. Те выглядели действительно древними; возможно, ручной работы. — После теракта мы просто обязаны были ввести повышенные меры безопасности. Таков протокол. Вы не представляете, как сложно порой проявить инициативу в условиях подобной зарегулированности, — и он улыбнулся, подразумевая, что упомянутую инициативу как раз и реализует в данный момент. Саймон сдержанно кивнул и устроился на сиденье.
— У вас остались ко мне какие-то вопросы? — уточнил он, когда Анжело лично вручил лоцману широкий стакан с чем-то зазывно благоухающим. Впрочем, стоило подождать с выпивкой до прояснения ситуации. Хозяин офиса, в который, к слову, юного Фишера впустили неохотно и с настороженностью, пожал плечами.
— Вопросы? Конечно. Мне всегда было интересно пообщаться с кем-то из Семей. Вы же понимаете: несмотря на привычность творимых вами чудес, многие простые люди до сих пор воспринимают их именно как чудеса. А я, в сущности, — он провел ладонями вдоль собственного тела, — тот самый простой человек, волею судеб оказавшийся наделенным правами и обязанностями.
Теперь улыбнулся и Саймон.
— Так-таки простой? — он все же пригубил напиток, покатал по языку, аккуратно сглотнул. Великолепно. Любопытно бы разведать, где ооновец берет подобные изыски.
Оосава сощурился. Он явно понял подоплеку вопроса.
— Да, должен признаться, — наконец вымолвил он, — я специально изображал гневливого, властного чинушу-самодура в присутствии вашего отца и Кирилла Мягкова. Опыт показывает, что именно этого ждут от представителя силовых структур люди, от оных структур далекие, — пожатие плечами и снова скользнувшая между губ улыбка. — Впрочем, подобным образом я еще и развлекся от души. Нет ничего дурного в том, чтобы получать от своей работы удовольствие в процессе.
С этим сложно получалось не согласиться. Саймон снова отхлебнул и опустил руку с емкостью.
— Давайте вернемся к делу. Я готов отвечать. Правда, не вижу, чем мог бы быть вам полезен — помимо всего прочего.
— О, это вы действительно всего лишь не видите, — оживился Анжело и стал похож на севшего в засаду кота. — А у меня есть к вам уже слышанное вами недавно предложение. Работайте на меня, Саймон. Я серьезно.
Возникла пауза. Молодой лоцман осторожно подбирал слова. На комм-узле кабинета Оосавы пару раз всплывали какие-то уведомления, но он, не глядя, сбрасывал их в «отложенное». Видимо, разговор оставался важнее.
— И все-таки я не очень понимаю, — решил быть честным Саймон. — Что вам в одном-единственном лоцмане? Или дело в том, что я из Фишеров? Вы хотите как-то сыграть на чувствах и самомнении отца?
— Не буду отрицать, такие цели в списке тоже есть, — согласился ооновец. — Правило хорошего тона в политике: если можешь одним действием добиться нескольких целей, добейся. Но в данный момент это не главное.
Анжело затих, а потом извинился, выудил из кармана пиджака портсигар и закурил. Мысленно юный лоцман восхитился.
То ли у Четвертого комитета отлично поставлена разведка — ну а как иначе? — и господин Оосава в курсе, что вчерашний вечер, ночь и большую часть дня по ту сторону Земного шара его собеседник провел в обществе курящего родственника. Любимого курящего родственника, прошу заметить. То ли ему просто плевать на писаные и неписаные нормы и стандарты заботы о личном здоровье граждан Объединенных Систем, и он хочет сыграть на этом дорогостоящем нонконформизме. Вызвать у собеседника симпатию, тем или иным способом.
Наконец, Анжело решил перейти к делу. Он затянулся поглубже, выдохнул дым через ноздри и наклонился в сторону гостя.
