Тропа до звезд (СИ) - Лепехин Александр Иннокентьевич
«Скажите, — спросил тогда Саймон, — как вы смогли его оставить? Он ведь и правда поверил. Он похоронил вас в своем сердце, пусть то и было собрано из синтобелка по матрице десятка чужих геномов. Пусть он сам считал себя не до конца человеком, но я оставался с ним до конца. И я знаю теперь: трудно сыскать кого-то человечнее, чем он».
Библиотекарь опустил свой костистый нос и двинул чем-то под хламидой — возможно, плечами. «Мой мальчик вырос. Мне больше нечему стало его учить. А те знания, в которых у него оставались пробелы, он должен был получить сам. Набить шишки, натереть мозоли. Я следил за новостями, а теперь пришли вы — и поведали мне о нем. Старый Ицхак может умереть по-настоящему и спокойно».
Папка на столе шевельнулась. Саймон вынырнул из воспоминаний.
— Вы не ответили на мой вопрос, — Мягков оставался сама тактичность и предупредительность, но не без упрямства. Молодой глава Семьи посмотрел на него в упор.
— Знаете, наверное, и не отвечу. По крайней мере, сейчас. Мне стоит о многом подумать. Например, откуда у Профсоюза взялся целый боевой флот. Или кто подкинул технологию подавителя Фогельзангу и одновременно «ястребам» ООН. Или как я оказался на том самом «Нарвале». Вопросы, Кирилл, вопросы. Вокруг идет какая-то большая игра, а я не в курсе.
«Консильери» замер. На мгновение, не дольше. Потом снова улыбнулся, отвесил уважительный поклон и произнес:
— Что же, если я вам понадоблюсь, вы всегда можете меня вызвать. А пока — разрешите идти?
— Да, конечно, — вложив весь свой запас светскости в улыбку, ответил Саймон. — Вы определенно мне понадобитесь. Но потом.
Он дождался, пока Мягков выйдет, и беззвучно расхохотался в сложенные у рта ладони. Потому что даже если ты отстраняешься от Игры, даже если отходишь от игрового поля, срываешь повязку участника и говоришь всем желающим слушать, что Игра — это не про тебя; даже если ты никогда не был в Игре с самого начала… Все равно.
Все равно в какой-то момент Игра протягивает свою длинную жадную руку — и кидает тебя в гущу, в глубь, на черную клетку, на амбразуру. Потому что отказ от Игры — тоже Игра. Часть игры. Игровая механика и система — что бы ты там себе ни воображал.
И если хочешь оставаться честным перед собой до конца, не отказывайся от Игры. Не становись пешкой, кинутой в отбой, камешком на пути волны. Не изображай сноба, который «выше этого всего». Научись играть профессионально. И вот тогда Игра станет тобой, а ты — ей.
Отсмеявшись, Саймон встал, чтобы пройтись вокруг стола и привыкнуть к новому ракурсу, и заметил папку, все еще лежащую с краю. «Кирилл забыл? Нет, он ничего не забывает. Оставил специально? Mierda, эти его интриги…»
Подойдя ближе, лоцман замер. Он узнал документ: одна из желтых пластиковых мультифор, добытых в сейфе лаборатории. В таких хранились «дела» на каждый из экспериментов. Если прижать полупрозрачный пластик к бумаге, можно было прочесть содержимое верхнего листа. Саймон будто невзначай придавил папку ладонью. Между растопыренными пальцами проступили буквы.
«Обр...ц №… …ень перспект... — высокая. Устойч… …омный фрагм… Безусл… …аренность класса…», — не то, не то. Что же он заметил, проходя мимо, что притянуло его внимание? Саймон скользнул взглядом ниже и похолодел.
«Донор… биоптат: Сол…н …ишер. Личн… …тива».
Саймон постоял еще, глядя уже мимо, в пол, в темные глубины собственного разума, в детские воспоминания, в причины и следствия. Потом, не оборачиваясь, убрал руку с папки. Вдохнул, выдохнул.
И вышел из кабинета.