Аластер Рейнольдс - Город бездны

Небесный увидел, как один из мужчин тронул отца за руку.

— Ему будет спокойнее с другими детьми, Тит. В главной детской.

— Он не такой, как другие дети, — возразил отец.

Вскоре они вывели Небесного из комнаты, на холод. Коридор уходил вправо и влево, в темноту, прочь от лужиц света, которые оставляли фонари взрослых.

— Что случилось? — спросил Небесный. Он впервые осознал, что поколеблен не только его внутренний космос. Что бы ни случилось, оно коснулось и мира взрослых. Он никогда прежде не видел корабль таким.

— Кое-что очень, очень плохое, — сказал отец.

Глава 5

Я вылетел из сна о Небесном Хаусманне, словно мне дали пинка. В первый момент мне показалось, что я попал в другой сон, главной особенностью которого было устрашающее ощущение потерянности в пространстве и времени.

Потом я понял, что это вовсе не сон.

Я бодрствовал. Правда, половина моего разума продолжала крепко спать — та его часть, где записано, кто я такой и что делаю в этом мире. Я даже не мог успокоить себя, разобравшись, как нынешняя ситуация связана с прошлым. Кстати, о прошлом… Я мысленно оглянулся назад, надеясь обнаружить в памяти какие-то зацепки — мое имя, предметы, которые укажут, кем я являюсь. Но это было все равно, что вглядываться в густой серый туман.

Правда, я мог назвать предметы, которые находятся вокруг. Значит, речь осталась сохранной. Я лежал на жесткой постели под тонким коричневым вязаным одеялом и чувствовал себя бодрым и отдохнувшим — но при этом абсолютно беспомощным. Я глазел по сторонам, ожидая «щелчка», после которого ситуация прояснится. Но — ни малейшего проблеска, ничего, что могло показаться хоть мало-мальски знакомым.

Я поднес к глазам руку и принялся изучать выпуклости вен на обратной стороне ладони. Рука тоже выглядела как-то странно.

Однако я довольно неплохо помнил подробности сновидения. Оно было поразительно ярким и походило не на обычный сон — череду бессвязных картин, в которой трудно усмотреть логическую связь, — а на отрезок хроники. Казалось, я незримо присутствовал при всех событиях, следуя за Небесным Хаусманном, точно назойливый призрак.

Потом я зачем-то повернул руку ладонью вверх.

Посредине ладони виднелось аккуратное ржавое пятнышко запекшейся крови. Осмотрев под собой простыню, я обнаружил еще несколько засохших капель — следы недавнего кровотечения.

Что-то материализовалось в тумане памяти — и было готово вот-вот приобрести ясные очертания.

Я вылез из постели, обнаженный, и осмотрелся. Я находился в комнате с шероховатыми стенами — но это был не тесаный камень, а материал наподобие высушенной глины, покрытый ослепительно белой штукатуркой. Вплотную к кровати стояли табурет и тумбочка из неизвестного мне дерева. Нигде никаких украшений, если не считать маленькой коричневой вазы, стоявшей в стенной нише.

Я в ужасе уставился на эту вазу.

Это был совершенно иррациональный страх. Я мгновенно понял это, но ничего не мог с ним поделать. По-видимому, у меня произошло какое-то нервное расстройство. Я услышал собственные слова: у тебя сохранилась речь, но что-то нарушено либо в системе восприятия, либо в каком-то отделе мозга — в том, что отвечает за новообразование, которое впервые появилось у млекопитающих и называется «страхом». Разобравшись с происхождением своего страха, я понял, что ваза тут ни при чем.

Дело было в нише.

Что-то пряталось в ней, что-то ужасное. Осознав это, я содрогнулся, сердце бешено заколотилось. Мне нужно выбраться из этой комнаты, сбежать от этого… Я знал что это бессмысленно, но при одной мысли о том, что там сидело, кровь леденела в жилах. В противоположном конце комнаты виднелась открытая дверь. Куда угодно — только поскорее выйти наружу.

Пошатываясь, я шагнул за порог.

Моих ног коснулась трава. Я стоял на росистой, тщательно подстриженной лужайке, окруженной с двух сторон зарослями и валунами. Позади меня стоял сельский домик, в котором я проснулся. Он прилепился к отвесному склону и, казалось, вот-вот исчезнет в зарослях. По мере подъема склон становился все круче, переходил в вертикаль… и у меня закружилась голова. Надо мной смыкался купол из зелени, похожей на ламинарию. Я находился внутри перевернутой чаши, стенки которой были густо оклеены листьями. Оценить расстояние было трудно, но «потолок» этого мирка, должно быть, находился в километре над моей головой. С противоположной стороны дно игрушечной долины слегка понижалось, а потом снова начинался подъем — пока где-то вдалеке противоположная сторона «чаши» не сравнивалась со склоном за моей спиной.

Границы этого мирка терялись среди все тех же зарослей и валунов, расплывчатые и окрашенные в туманную синеву воздушными массами. Из-за этого в первый момент мне показалось, что это жилище имеет цилиндрическую форму. Но это было не совсем так. «Берега» долины чуть заметно скруглялись и смыкались друг с другом, так что она напоминала лежащее на боку веретено — а мой домик находился как раз на экваторе.

Перебрав в памяти множество различных типов жилых конструкций, я не обнаружил ничего похожего. Решительно, это место было очень необычным.

Вдоль всей постройки тянулось ослепительно белое «волокно» — нечто вроде трубки, наполненной плазмой. Судя по всему, оно могло тускнеть, имитируя закат и наступление ночи. Крошечные водопады и грубые скальные поверхности, контрастируя с зеленью, оживляли пейзаж. Местный дизайнер явно имел вкус к японским гравюрам. На дальнем склоне долины я заметил пестрые декоративные садики, расположенные террасами, — мозаика, набранная из крошечных элементов. Повсюду, точно россыпь гальки, белели коттеджи, образующие что-то вроде поселков, и какие-то более крупные строения. Каменистые тропки петляли по долине, соединяя домики и поселки. Ближе к концам конусов, из которых состояло «веретено», построек становилось больше. Судя по всему, сила тяжести там слабее — хотя это могло быть только иллюзией. Возможно, именно с этой целью создатели этого обиталища выбрали такую форму.

Я погрузился в размышления. И тут что-то крадучись выбралось из зарослей и зашагало на поляну, переставляя совершенно немыслимые металлические ноги на шарнирах. Моя ладонь тут же сжала рукоять несуществующего пистолета, словно для его появления достаточно было простого сокращения мускулов.

Машина остановилась и тихонько застрекотала. Паучьи ноги поддерживали зеленое яйцевидное тело, украшенное светящимся голубым узором в виде снежинки.

— Таннер Мирабель?

Голос доносился из машины, и в этом было что-то подозрительное. Он не мог принадлежать роботу. Это говорила женщина, причем немного не уверенная в себе.

— Понятия не имею.

— О Боже, это все мой кастеллано… — последнюю фразу она произнесла на норте, но тут же снова перешла на мой родной язык и заговорила еще более смущенно: — Надеюсь, вы меня поймете. Мне не с кем говорить на кастеллано. И… м-м… надеюсь также, что вам знакомо ваше собственное имя. Таннер. Вот так: Таннер Мирабель… В общем, господин Мирабель. Вы понимаете?

— Вполне, — отозвался я. — Но мы можем общаться на норте, если вам так легче. И если вас не коробит мое косноязычие.

— У вас прекрасное произношение, Таннер. Не возражаете, если я буду называть вас «Таннер»?

— Боюсь, вы можете называть меня как угодно.

— Ах. Если не ошибаюсь, вы немного страдаете амнезией?

— Мягко говоря… да.

До меня донесся вздох.

— Что ж, для этого мы здесь и находимся. Именно для этого. Мы вовсе не желаем подобного нашим клиентам… но если, не дай Бог, это с ними приключается, то они попадают в наилучшие условия. Впрочем, едва ли у них бывает хоть какой-то выбор… Ах, я опять сбилась, верно? Я постоянно сбиваюсь. Вы и без того смущены. Видите ли, мы не ожидали, что вы встанете так скоро, поэтому вас никто не встретил, — снова вздох, но на этот раз более деловитый. Я так и видел, как она оправляет воротничок, приступая к работе. — Значит, так. Вы в безопасности, Таннер, но вам лучше оставаться возле дома, пока кто-нибудь не придет.

— Почему? Что со мной случилось?

— Ну, для начала, вы совсем голый.

Я кивнул.

— А вы не совсем робот, верно? Впрочем, извините, у меня не слишком изысканный юмор.

— Вам ни к чему извиняться, Таннер. Совсем ни к чему. Абсолютно правильно и закономерно, что вы чуточку дезориентированы — ведь вы так долго спали. Физически вы не пострадали — во всяком случае, насколько я вижу… — она замолчала, затем продолжала, словно стряхнув задумчивость: — Однако умственно… Впрочем, этого следовало ожидать. Такого рода кратковременная потеря памяти случается гораздо чаще, нежели они пытаются нам внушить.

— Я рад, что вы сказали «кратковременная».

— Обычно так оно и бывает.