Цветы в Пустоте. Книга 1 - Леа Рэд
Единственный раз в жизни собственная природа позволила ему солгать. Он никогда не обманывал раньше: как бы он ни пытался, правда слетала с губ сама собой, не спрашивая его мнения и желания, как не спрашивало это большинство окружавших его людей. Так почему же вышло сейчас? Было ли это потому, что он лгал не ради себя, а ради другого человека, или же потому, что технически это была не совсем ложь? В любом случае Сильвенио был благодарен мирозданию за такую неожиданную поблажку. Кроме того, он ведь не сказал, когда выберется, какой выход из ситуации найдет и как они увидятся с Мартином.
Может быть, когда мать Эрлана в последний раз призовет его к себе… там, в вечности и покое, его душа встретится с душой Мартина вновь.
– …и вот он типа говорит такой: «Я готов на все ради того, чтобы вернуть его, кроме сражения, потому что не могу предать его заветы». Так смешно выражается! Вы там все такие прикольные, что ли? А мой Трокси и говорит такой, что спросит меня, потому что ты типа мой трофей теперь, а не его. Ну, он и спросил. А я что? А ничего! Я такая смотрю на этого чувака и говорю: «Так у вас любовь все-таки или что вообще?» Вот так и сказала, да! А он такой мнется весь, как лох полный, и говорит типа это не очень прилично обсуждать, и еще какую-то там шнягу нес. Я, короче, сразу просекла, что он в тебя втюрился по самые уши, но ты ж в него не втюрился, это видно же! Ну и, в общем, я решила, что любовь без взаимности – это реально отстой, и сказала, что не отдам свой трофей. Ты бы видел его мордашку! Ну и ладно, зато найдет себе нормальную любовь, взаимную. А ты у меня будешь жить, вот так! Может, найдем еще тебе кого-нибудь получше.
Это было уже поздно вечером, когда Мирта, выполняя свою давнюю угрозу, переодела его в длинное платье с рюшечками и пила с ним чай за столиком в так называемой гостиной, попутно рассказывая об итогах сегодняшних переговоров с Мартином. Сильвенио молчал, погруженный в свои безрадостные мысли. Потом вернулся откуда-то Трокс, и они с Миртой ушли в спальню.
Оставшись один, Сильвенио сгорбился, подтянув колени к груди, и спрятал лицо в юбке, жалея себя. Он думал о Мартине; он думал о доме. Он думал о своей силе и своей беспомощности: принципы и убеждения, которые он впитал с молоком матери, сковывали его надежнее, чем любые цепи. Словно клетка, которую он всегда носил с собой. Он думал: ключ от этой клетки – у него в руках. Всего одно мысленное усилие, один мысленный приказ, и он…
И он станет как Близнецы – свободным и чудовищным. Как скоро его дар превратится в оружие, если он решит воспользоваться им в личных целях? Сколько шагов он сможет сделать в этом направлении, пока отражение в зеркале не начнет напоминать монстра? Он не мог так рисковать. Он не мог… позволить себе быть счастливым.
Тревога зазвучала на корабле в один из самых обычных дней, как и положено тревоге – совершенно внезапно. Сильвенио, уныло прогуливающегося по коридорам, чуть не затоптал пронесшийся мимо отряд солдат. Сирена с энтузиазмом ударила воем по ушам, но капитанская рубка молчала, да и аварийное красное освещение не включилось, следовательно, решил Сильвенио, опасность не такая уж страшная. На всякий случай, однако, он решил разыскать хотя бы Мирту и на пробу постучался в ее комнату – никто не ответил. Что ж, наверняка она была там с Троксом. Поразмыслив, он решил переждать в холле, где было чуточку безопаснее, чем в любой другой доступной для него сейчас комнате, потому что в гостиной можно было, по крайней мере, спрятаться. И, поскольку ему лично никто ничего объяснять не собирался, он растянул на ближайшие пару палуб корабля поверхностную телепатическую сеть.
И ему пришлось сразу же ее захлопнуть, потому что сеть в первые же секунды поймала слишком много ужаса. Ужаса и… крови. Очевидно, на корабле происходило что-то действительно жуткое. Сильвенио похолодел, накрытый леденящим пониманием: то зло, которое Трокс недавно так беспечно проигнорировал, пришло наконец и сюда.
Продолжая осторожно, незаметно продвигаться к гостиной, Сильвенио развернул сеть снова, на этот раз – уже заранее приготовившись к резкому всплеску чужих эмоций. Ничего внятного он по-прежнему не нашел. Пришлось абстрагироваться от эмоциональных образов, чтобы сосредоточиться на коротких мыслях-фактах, мыслях-словах. Теперь он знал наверняка две вещи: во-первых, неведомое зло убивает очень быстро, причем одновременно в разных частях корабля, а во-вторых, убивает оно всех без разбору. Рабочие, солдаты, технический персонал, служащие медицинского отсека, работники столовой и прачечной – в живых не оставался никто, встреченный злом на пути. Оно было одновременно яркое и невидимое, блестящее смертоносной сталью и озаренное огнем, бесшумное и оглушительное, спокойное и с безумным оскалом. Так ничего и не поняв, Сильвенио провел еще один этап фильтрации, настраиваясь на мысли конкретных двух человек, которые управляли эти кораблем.
«Как же может она просить меня о таком… ведь это будет трусостью с моей стороны…» – мысли Тихого Льва были тягучими и неторопливыми, как он сам.
А мысли Рыбки, напротив, скакали в ее голове еще более бойко, чем обычно вслух:
«Вот придурок, о нем же забочусь! Ой, лапочка, не дуйся! Какой забавный! А! Что это было сейчас?! Ужас, мне страшно!!! А-а-а-а!!!»
Гостиная была совсем близко, и, похоже, влюбленные тоже находились именно там. Пропустив еще один отряд солдат по коридору, Сильвенио ускорил шаг. Сирена продолжала завывать, вызывая у него несвоевременный приступ головной боли.
«Нет, нет, я должен сказать ей, должен воспротивиться ее воле на этот раз, ведь это мое судно, моя славная команда! Как я могу их оставить, даже если просит она! Я должен сказать…»
«Блин, ну реально придурок же! Эй, чувак, твоя любимая девушка у тебя на руках буквально умирает от страха, а ты ей говоришь про какую-то команду! Ну, точно, неделю после этого с тобой разговаривать не буду… Может, пустить типа слезу? Тогда-то он догадается, что надо срочно сматываться!»
Сильвенио был так удивлен, что чуть не потерял контроль над своей отфильтрованной версией ментальной сетки. Неужели Тихий Лев, благородный пират, все еще чтущий мифический кодекс чести, бросит
