Jamique - Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
— Нет. Я хочу сказать, что, когда он окончательно придёт к власти — а он ведь придёт, если всё пойдёт, как задумано — то, с новой степенью власти — не прижмёт ли тебя к ногтю? Не заставит ли… стать лишь инструментом его политики? Ведь закон об одарённых… будущий закон… вообще, то, что он готовит…
— На меня это не распространяется.
— Ты так самоуверен.
— Я знаю.
— Ты вытащил у него это из головы?
— Конечно, нет. Между нами договор…
— Ты слишком честен, — с досадой бросила она, обхватила себя руками по груди и стала ходить вдоль окна нервическими шагами. — Тебе никогда не приходило в голову, что Палпатин использует тебя — ровно так, как когда-то он использовал меня…
— Постой. Я сейчас вижу перед собой сенатора от Набу, крупную фигуру в политике, к двадцати семи годам суперсостоявшегося человека. Это так он использует тебя?
Она остановилась:
— Да! Потому что все внешние регалии не стоят ничего! Я по-прежнему, как и четырнадцать лет, всего лишь пешка в его игре… пусть превращенная в ферзя. Конечно! Политика. Пока я не рыпаюсь, всё хорошо. А как только начну — извини, девочка, ты слишком молода и неопытна, чтобы думать сама. Надо делать так-то и так-то. Посмотри, так лучше, верно?
— Но ведь его варианты действительно лучше.
— Ты в него… просто влюблён!
— Политикофилия? Я в каждом случае примитивно ставлю рядом несколько предложенных вариантов. И вариант Палпатина неизменно лучший.
— Ты своей головой умеешь думать?
— Умею. Пусть моя голова не способна пока спродуцировать наилучший вариант — но она способна его оценить, — он смотрел на неё. — Пад. Мы работаем в команде необычайно умного человека. И именно работаем, а не играем в игру кто круче. Самолюбие — превосходная вещь. Но если исключительно из-за ущемлённого самолюбия мы будем настаивать на своих ущербных вариантах…
— Анакин, — она смотрела на него сухими глазами, — я не отрицаю, что канцлер умён. Под обаянием этого человека я жила почти десять лет. Но именно поэтому я знаю, как он опасен. Я не спорю: его вариант всегда будет лучшим. Для него. А для нас?
— Поясни.
— А если великий канцлер Кос Палпатин решит не просто подчинить себе джедаев? Если он не сделает исключения и для тебя? Если твой статус будет — главный раб при…
Стол не просто упал — он разлетелся на куски.
— Анакин…
— Всё в порядке, — спокойно ответил он. — У меня аллергия на это слово. Продолжай.
— Аллергия на слово, — горько сказала Пад. — А если это перестанет быть словом и станет реальностью? Ты сам говорил, насколько твоё положение в Храме похоже на жизнь у Уотто. А ты представляешь, что будет, когда ты поможешь своему старшему союзнику добиться власти — для него? И станешь всего лишь подпоркой этой власти? Такие, как Палпатин, не любят делиться.
— Добровольный союзник лучше марионетки. Эффективней, — ответил он. — Добровольный союзник с мозгами. Канцлеру нужны те, кто умеет думать.
— А нужны ли ему форсьюзеры?
— Что тебя на них заклинило?
— А ты подумай. Нужен ли будущему главе галактики помощник, с головой, как ты говоришь, с мозгами, который через какое-то время вырастет и сможет составить конкуренцию — и при этом ещё и форсьюзер, то есть такой человек, который, если его не будут связывать этические нормы джедаев…
— А нужен ли галактике одарённый правитель? — спросил он. — Ты ведь говоришь о конкуренции такого масштаба? Пусть я сто раз переиграю Палпатина, но я именно форсьюзер, и я…
— На определённой стадии это уже не важно, — ответила она. — Если сумеешь сплотить вокруг себя хорошую команду.
— Вокруг форсьюзера?
— Вот прицепился — уже ты! Помощник, который в потенциале сильней правителя — это одно. А сильная личность, которая собирает вокруг себя команду преданных ему людей — другое. Твои способности будут лишь подтверждением твоей компетентности для тех, кто пойдёт за тобой. Это возможно. Через меня. Через обещанный тебе флот…
Он смотрел на неё так, что она испугалась.
— А ведь я не подумал, — медленно произнёс он в конце концов.
— Анакин…
— Действительно, зачем канцлеру отдавать мне флот, — произнёс он с жёсткой издёвкой. — Лучше оставить телохранителем при своей особе…
— Ты не понял меня. Тебе вполне могут дать всё, что угодно. И манипулировать с таким искусством, что ты будешь считать себя свободным… потому что ты уже сейчас ловишь каждое его слово и смотришь ему в рот.
— Дорогая моя, я не дантист. И специализация ухо-горло-нос не входит в число полученных мною образований.
— Анакин, если ты не хочешь слушать правду…
— Твои предположения? Они — правда?
— Я старше тебя. Я это всё проходила. Ну и… со стороны, извини, виднее. В отличие от тебя я не так уж и очарована им. А ты — очарован.
— Ну хорошо, а какой вариант — предлагаешь ты?
— Мон хочет перехватить у канцлера власть.
— Она любит форсьюзеров?
— Она влюблена в тебя. Как кошка, — жёстко сказала Амидала. — А Бейл без ума от меня. Я хотела тебе сразу сказать… именно это — наша гарантия безопасности и успеха. Они собираются создавать не государство с централизованной властью — всего лишь новую республику… — она улыбнулась. — У нас будет время научиться, время собрать вокруг себя преданных людей. Ты будешь её советником. И когда придёт наше время…
— Президент Амидала?
— Да. Анакин. Речь идёт о мире, в котором мы будем в состоянии нормально жить. Не скрывать свой брак. И не думать о том, какое будущее ждёт наших детей. Ведь с вероятностью девяноста процентов — у нас будут одарённые дети. Чтобы выжить, надо быть наверху. Понимаешь? Ты считаешь меня циничной? Нет, не говори. Именно таковой ты меня и считаешь. Но просто очень холодно в этом мире. Он напирает со всех сторон, и давит наш островок тепла. Мы ведь одни, Эни. Мы одни. Никакие союзники нам не помогут. Только мы сами. И чтобы обеспечить нормальную жизнь, надо выбраться наверх.
— Ради… семьи?
— Да. Почему ты так удивлён, Эни? Ради меня, тебя и наших ещё нерождённых детей. Для тебя это глупая причина? Мужчины ищут наоборот, войны?..
— А женщины стабильности?
— Ты разочарован?
— Просто… не могу понять. Ради нас…
— Да. Я буду бороться. Интриговать. Пудрить мозги Бейлу. И даже, — криво усмехнулась она, — закрою глаза, если у вас будет лёгкий роман с Мотмой. Потому что… Анакин… Я хочу мира, который будет принадлежать нам. Для того, чтобы мы могли жить в этом мире… И чтобы я не боялась рожать, — она рассмеялась.
— Ты не…
— Нет. Не беременна. А очень хочу. И не могу, потому что…
— Я понимаю, — ответил Анакин. Нахмурился, сел в кресло, сплёл руки. — Понимаю.
Она взглянула на него с безумной надеждой:
— Так ты поддержишь мой план? Ты поговоришь с Мотмой? Ты… ты примешь мой план относительно того, что будет дальше?
— А что будет дальше?
— У Мон есть идея, — она улыбнулась. — Она не говорила конкретно, но намекнула. Сделать так, чтобы Палпатина убили джедаи, а ты оказался на месте преступления, вступил в бой, доказав свою лояльность… а потом свидетельствовал бы против Храма. Канцлера закопают, — только тут Анакин понял, что его жена на грани истерики, — развеют по ветру, сожгут — словом, совершат все необходимые обряды. Президентом, скорей всего, станет Мотма. Но это сейчас пока не важно, это будет своя, сложная интрига, политика, которую мы будем разрабатывать тщательно и поэтапно. Но нам… мне надо знать. Согласен ли ты на устранение Палпатина?
— Ты думаешь, мы справимся без него с государством?
— Я думаю, что с государством справиться легче, чем с ним.
Анакин долго смотрел на свои руки.
— Ты права, — наконец глухо сказал он. — Легче справиться с государством.
— Значит — да?
— Да.
— Эни.
Он поднял голову.
— Иди сюда, — сказал он ей.
Любовь и сила
Канцлер вертел в руках маленькую костяную безделушку. Статуэтку ручной работы. Подарок одной из планет.
— Молодец, — сказал Палпатин. — Замечательно сработано.
— Я слишком много лгу.
— Тебе всё равно не перегнать меня в этом, — Палпатин улыбнулся губами, но жёсткими оставались глаза. — Я лгу всю жизнь. И буду лгать до самой своей смерти. Ты чувствуешь себя виноватым перед женою?
— Да, — ответил он спокойно. — Я уже говорил. Но это не имеет никакого значения.
— Ладно.
Анакин поднял голову и посмотрел на канцлера. Тот уже не улыбался. Только смотрел.
— Что? — спросил Анакин.
— Не имеет значения? — сказал Палпатин. — Почему?
Перед тем, как ответить, он сделал секундную паузу.
— Потому что, что бы я ни чувствовал… — он замолчал.