Адмирал Империи – 38 (СИ) - Коровников Дмитрий
Зубов сосредоточенно размышлял на ходу, прокручивая в голове детали плана. Сейчас многое зависело от фактора неожиданности. Нужно застать Самсонова врасплох, пока его защитники не успели среагировать. В голове контр-адмирала поселилась навязчивая мысль: что если у него ничего не выйдет?
Демид с силой потер виски, прогоняя непрошеные сомнения. Он должен сделать то, что велит долг. Ради всех, кто в него верит. Ради Империи. И ради Таисии, пусть даже она об этом и не узнает. Решимость Зубова крепла с каждым шагом, с каждым ударом сердца. Лицо застыло непроницаемой маской, а взгляд, казалось, мог прожечь сталь. Контр-адмирал вновь обрел привычную четкость мысли и ясность цели. Он больше не сомневался.
Стремительно миновав опустевшие коридоры и переходы, Демид вышел к дверям конференц-зала. Шум веселья и музыки доносился даже сквозь звукоизоляцию, но сейчас звучал в ушах Зубова издевательской какофонией. Демид коротко оглянулся на застывших за спиной гвардейцев. Их молчаливая готовность действовать придавала сил и уверенности. Он знал, что они не дрогнут, не отступят, будут биться до последнего.
— Приготовиться, — одними губами шепнул контр-адмирал, а затем решительно шагнул вперед. Массивные створки дверей плавно разъехались, пропуская его в царство кутежа и разврата, где среди моря перекошенных пьяных лиц ему нужно было отыскать лишь одно — то, с которого все и началось.
В полумраке огромного помещения его штурмовики, смешавшись с толпой и до поры скрывая оружие, стали незаметно окружать тот сектор, где сидел Самсонов. Они вычисляли расположение охраны, готовые по первому сигналу командира броситься в бой. Сам же Демид, сохраняя внешнее спокойствие, быстрым шагом направился к возвышению, на котором восседал во главе стола его противник. Адреналин пульсировал в висках, сердце колотилось как сумасшедшее…
В это время, как издалека заметил Зубов, диктатор-регент вел о чем-то крайне оживленную беседу со своим первым министром. Иван Федорович, развалившись на роскошном диване, производил впечатление человека, который уже изрядно принял на грудь. Его взгляд блуждал, а движения стали замедленными и неуклюжими. Однако, несмотря на явное опьянение, Самсонов все же выглядел чем-то обеспокоенным.
Рядом с диктатором суетился Юлиан Николаевич Шепотьев — невысокий человечек с вечно бегающими глазками и трясущимися руками. Первый министр что-то горячо нашептывал на ухо Самсонову, то и дело бросая встревоженные взгляды по сторонам. По его напряженной позе и испуганному выражению лица было ясно, что Шепотьев не на шутку взволнован.
Однако Иван Федорович, казалось, не разделял беспокойства своего подчиненного. Он лишь раздраженно отмахивался от настойчивых попыток министра привлечь его внимание, явно желая поскорее вернуться к более приятным занятиям — выпивке и снующим вокруг полуобнаженным девицам.
К сожалению, для себя, Демид отметил, что диктатор восседает на диване, уже облаченный в боевые доспехи. Контр-адмирал мгновенно понял, что Самсонову уже доложили о проникновении на территорию группы неизвестных вооруженных людей. Благо облачиться в броню, которая после активации сама надевалась на человека, даже пьяному Ивану Федоровичу было не сложно.
— Прошу вас, господин адмирал, не относитесь к этим сообщениям так легкомысленно! — между тем безостановочно тараторил перепуганный насмерть Шепотьев, склонившись к самому уху диктатора. В его голосе слышалась неприкрытая паника. — Сразу с нескольких постов охраны комплекса пришли сигналы о появлении во дворце группы вооруженных до зубов солдат. Они идентифицированы как штурмовики Преображенской дивизии… Вы понимаете, что это может значить?
Первый министр судорожно сглотнул, утирая пот со лба трясущейся рукой. Его колени едва не стучали друг о друга от всепоглощающего ужаса. Однако Самсонов, похоже, не разделял страхов своего визави. С трудом сфокусировав мутный взгляд на перекошенном лице Шепотьева, он лишь пренебрежительно фыркнул:
— К дьяволу этих «преображенцев»! — заплетающимся языком пробурчал вдрызг пьяный Иван Федорович, брезгливо отмахнувшись от надоедливого министра. — Моя личная охрана полностью заменена на верных мне космопехотинцев-«черноморцев»…
Диктатор самодовольно ухмыльнулся, явно гордясь своей предусмотрительностью. Еще бы, ведь он собственноручно отобрал в свою очередь личную охрану самых преданных и беспринципных головорезов со всего космофлота, готовых за своего благодетеля глотку кому угодно перегрызть. Уж эти-то ребята не подведут!
Но Шепотьев не желал сдаваться. Новоявленный первый министр все еще пытался образумить своего патрона, заставить его осознать всю серьезность ситуации:
— Да, но у гвардейцев, что появились во дворце, боевые скафандры более новых моделей! — лихорадочно частил он, то и дело испуганно озираясь, словно ожидал нападения в любую секунду. — Они оснащены новейшими системами защиты и вооружения, превосходящими обычные армейские образцы. А главное — после первых сообщений с тех постов, с которых пришли сигналы тревоги, больше никто на связь не выходит. Понимаете? Никто! Это может означать только одно…
Голос министра сорвался и перешел на хриплый полушепот. Его зрачки расширились от ужаса, а лицо приобрело землистый оттенок. Паника захлестывала все его существо, грозя перерасти в безумие.
Но диктатор оставался глух к мольбам и доводам своего приближенного. Вместо того чтобы хоть на миг усомниться в своей неуязвимости, он внезапно расхохотался — громко, раскатисто, с оттенком безумия:
— Вот она, настоящая броня новой модели! — провозгласил Самсонов, гулко хлопнув себя по литой нагрудной пластине. — «Ратник-550», новейший экспериментальный образец боевого эндоскафандра, которым совсем недавно снабдил меня профессор Гинце после моего визита в корпорацию «Имперские Кибернетические Системы». Вот латы, которые защитят меня от любой опасности!
Шепотьев едва не застонал от бессилия и отчаяния.
— Кстати, о профессоре Гинце. Оказывается этот мощный старик не просто гений а, еще и верный мне человек, — продолжал говорить Самсонов, потянувшись к бокалу с деметрийским вином. Он небрежно покрутил в руках изящный хрусталь, любуясь игрой света на гранях. Рубиновая жидкость переливалась и искрилась, словно живая.
— Хочу тебе сообщить, что своим указом я ввел его в состав нашего кабинета министров, — торжественно провозгласил диктатор, делая смачный глоток. — Да-да, Юлиан, не смотри на меня такими удивленными глазами. Я прекрасно понимаю твое замешательство, но поверь — это обоснованно…
Иван Федорович хитро прищурился, явно довольный произведенным эффектом. Он видел, как вытянулось лицо первого министра, как в его глазах отразились одновременно шок, недоверие и даже толика неприятия. Хорошо, пусть знает, кто здесь истинный хозяин положения.
— Я не приблизил бы к себе предателя, поэтому перед этим проверил Гинце на нейронном полиграфе, — продолжал Самсонов, откидываясь на спинку дивана. — И представляешь, старик прошел его, полностью подтвердив не просто лояльность, но и продемонстрировав тотальную поддержку мне и всем моим начинаниям… 98% — это, надо сказать, лучший результат тестирования из всех людей моего окружения…
Диктатор сделал эффектную паузу, наслаждаясь произведенным впечатлением. Он буквально кожей чувствовал замешательство и растерянность Шепотьева, его бессильную злобу и едва сдерживаемую зависть. О да, это было поистине бесценное зрелище!
— Вот у тебя, пройдоха, сколько процентов лояльности показал детектор? — внезапно рявкнул Самсонов, пронзая министра острым, как лезвие, взглядом. — Что молчишь⁈ А ну, отвечай!
Юлиан Николаевич дернулся, словно от удара плетью. Его лицо побледнело, а глаза забегали, стремясь избежать прямого зрительного контакта с разъяренным диктатором.
— 23%… — поморщившись, нехотя выдавил бывший канцлер Шепотьев. В его голосе слышалась смесь стыда, страха и затаенной обиды. Он понимал, что его только что унизили, растоптали, выставили на посмешище. И самое ужасное — он ничего не мог с этим поделать.
