Иэн Бэнкс - Последнее слово техники

— Привет, — сказала я, — что именно я должна знать?

— Что произошло с Дервлеем Линтером? — спросила Рогрес, окунув руку в бассейн. — Джиб только что вернулась из Токио и хотела повидаться с ним, но корабль пришёл в раздражение и сказал, что не хочет говорить, куда тот запропастился.

Я посмотрела на Джибард. Она сидела, скрестив ноги, похожая на маленького гнома. На устах её была сдержанная улыбка, но внутри чувствовалась каменная неподвижность.

— Почему ты думаешь, что я об этом что-то знаю? — спросила я Рогрес.

— Я слышала, что ты виделась с ним в Париже.

— Хм… ну да, да, я его встретила там. — Я в замешательстве воззрилась на световые узоры, которыми корабль украсил дальнюю стену; они постепенно становились ярче, в то время как основные источники света тускнели, что знаменовало наступление вечера на борту корабля (который постепенно сближал продолжительность наших суток с земной).

— Тогда почему он не вернулся на корабль? — спросила Рогрес. — Он поехал в Париж ещё в самом начале операции. Почему он по-прежнему там? Он что, решил попросить политического убежища?

— Я провела там всего один день. Даже меньше. И я бы не хотела касаться его психического состояния… скажем так, он был счастлив.

— Тогда не говори ничего, — довольно невнятно пробормотала Джибард.

Я какое-то время смотрела на Джибард. Она продолжала улыбаться. Тогда я повернулась к Рогрес.

— Почему бы вам самим не навестить его?

— Мы пытались связаться с ним, — сказала Рогрес, кивнув в сторону своей спутницы. — Он не выходит на контакт. Даже с Джибард. Она пыталась это сделать как на планете, так и отсюда.

Джибард смежила веки. Я посмотрела на Рогрес в упор.

— Значит, он не хочет с ней разговаривать.

— Ты знаешь, — сказала Джибард, не открывая глаз, — я думаю, это потому, что мы не можем принять его образ действий. Я имею в виду… у женщин есть своё, женское, все эти… а у мужчин — все эти мачистские замашки… они считают себя вправе делать всё, что им заблагорассудится, а мы — нет. Я хочу сказать, есть что-то, доступное им, но не нам. А там есть всё, что им нужно, но нет кой-чего, что было бы нужно нам. Ну и вот. У нас нет этого… этих… и мы не можем вести себя на планете так же, как они. Думаю, загвоздка в этом. Давление. Удары судьбы. Разочарование. Я думаю, я даже слышала эти слова от кого-то. Но всё это так безнадёжно… я не знаю, кто здесь был бы в чём-то уверен. Я не знаю, что мне с этим делать, понимаешь?

Мы с Рогрес переглянулись. Некоторые лекарства делают тебя болтливой идиоткой.

— Я думаю, что тебе известно больше, чем ты можешь нам сказать, — заключила Рогрес. — Но я не собираюсь клещами вытягивать из тебя недостающие сведения.

Она улыбнулась.

— А знаешь что? Если ты мне не скажешь… я пойду к Ли и скажу ему, будто ты мне призналась, что влюблена в него и просто поддразниваешь его. Как тебе такое? Я пожалуюсь своей мамочке, а она сильнее, чем твоя. — Рогрес рассмеялась.

Она потянула Джибард за руку и заставила её встать.

Они отошли подальше, Рогрес приходилось вести Джибард, и я услышала, как та сказала ей:

— Ты знаешь, я думаю, это потому, что мы не можем принять его образ действий. Я имею в виду… у женщин…

Мимо пролетел дрон, несущий пустые бокалы, и прогудел по-английски:

— Бормотушка Джибард[40]…

Я засмеялась и поболтала ногой в тёплой воде.

Я провела несколько недель в Окленде, потом съездила в Эдинбург и вернулась на корабль. Ещё пара человек спрашивала меня насчёт Линтера, но как только в разговоре возникала выжидательная пауза, подразумевавшая, что мне стоит поделиться эксклюзивной информацией, я умолкала и отказывалась продолжать беседу. Тем временем Ли организовал кампанию протеста, требуя от корабля разрешить ему посетить планету без модификации внешнего облика. Он намеревался спуститься с горы пешком, предварительно высадившись на её вершине. Он утверждал, что такое развлечение будет вполне безопасным, по крайней мере в Гималаях, ведь даже если его заметят, то примут за йети[42]. Корабль сообщил, что обдумает его предложение (что означало «нет, ни в коем случае»).

В середине июня корабль вдруг попросил меня слетать на денёк в Осло. Линтер попросил его организовать встречу со мной.

Модуль высадил меня в лесу возле Сандвики[43] на рассвете. Я села на автобус, направляющийся в центр города, и вышла неподалёку от парка Фрогнер[44], чтобы прогуляться. Я быстро отыскала назначенный Линтером мостик и уселась на парапете.

Я и не узнала его, когда он подошёл. Обычно я распознаю людей по походке, однако движения Линтера изменились. Он выглядел бледным и похудевшим, а не вальяжным и импозантным, как при нашей последней встрече. На нём был тот же парижский костюм, однако теперь он висел на нём, как на доске, и выглядел изрядно потрёпанным. Он остановился в метре от меня.

— Здравствуй.

Я протянула руку. Он потряс её и кивнул.

— Мне приятно снова видеть тебя. Как ты? — Его голос звучал тише и не был таким… уверенным. Я покачала головой и усмехнулась.

— Как всегда. Превосходно.

— Ну да. Конечно.

Он избегал встречаться со мной взглядом.

Одно его присутствие приводило меня в некоторое замешательство, так что я соскользнула вниз по парапету и встала прямо перед ним. Он показался мне ниже ростом, чем сообщала память. Он всё время потирал руки, как если бы они мёрзли, и неотрывно глядел в холодное синее утреннее небо Севера, раскинувшееся над аллеей причудливых скульптур Вигеланда.

— Хочешь прогуляться? — предложил он.

— Да, пожалуй.

Мы прошли через мостик и остановились возле обелиска и фонтана.

— Спасибо, что согласилась прилететь, — Линтер впервые глянул на меня, но быстро отвернулся.

— Да всё в порядке. И город мне нравится, — я сняла кожаный жакетик и перекинула его через плечо. Я была одета в джинсы и сапожки, но для этого дня больше подошли бы блузка и плиссированная юбка.

— Ну как ты тут?

— Я не изменил своего решения, если тебе хочется знать, — сказал он, словно бы защищаясь.

— Я так и думала.

Он слегка расслабился и прочистил горло. Мы направились через пустой более широкий мост. Всё ещё было слишком рано, чтобы парк заполонили туристы, так что мы были совсем одни. Тяжёлые прямоугольные каменные постаменты, на которых были установлены фонари, остались позади. Их сменили странные искривленные статуи.

— Я хотел тебе это отдать, — Линтер остановился, полез в карман куртки и извлёк оттуда что-то вроде позолоченной паркеровской ручки. Он отвинтил колпачок. Вместо пера у ручки была серая трубочка, покрытая тщательно вырезанными цветными символами, не принадлежавшими, сколь я могла судить, ни одной земной письменности. На верхушке трубочки тускло светился красноватый огонёк, но Линтера он, казалось, совсем не интересовал. Он закрыл терминал колпачком и передал его мне.

— Возьмёшь? — подмигнул он.

— Да. Если ты уверен, что это необходимо.

— Я его уже несколько недель не использую.

— А как ты связался с кораблём?

— Он постоянно посылает сюда дронов, чтобы поговорить со мной. Я предложил им забрать терминал, но они не захотели. Корабль его не примет. Но мне кажется, что кто-то должен за ним присматривать.

— Ты хочешь поручить это мне?

— Ты же мой друг. Пожалуйста, сделай это для меня. Возьми его.

— Послушай, но почему бы не оставить его на всякий пожарный…

— Нет. Нет. Оставь это. Забери его.

Линтер опять посмотрел мне в глаза, и вновь лишь на долю секунды.

— Это всего лишь формальность.

Когда я услышала, каким тоном это было сказано, мне вдруг захотелось рассмеяться. Вместо этого я молча взяла терминал и сунула его в карман своей пилотской куртки. Линтер вздохнул с облегчением. Мы пошли дальше.

День выдался чудесный: на небе ни облачка, воздух кристально прозрачный, напоенный запахами земли и моря. Я не была уверена, что в этом свете действительно есть что-то специфически северное, возможно, он просто казался особенным, потому что я знала, что всего лишь тысяча километров (или около того) такого же чистого, постепенно становящегося свежим, а затем морозным, воздуха отделяет меня от арктических морей, великих айсбергов и миллионов квадратных километров заснеженного пакового льда. Точно другая планета.

Мы поднимались по лестнице. Линтер внимательно изучал каждую ступеньку. Я же смотрела вокруг, вдыхая полной грудью запахи этого места, прислушиваясь к его звукам, впитывая каждую чёрточку пейзажа, вспоминая свои поездки на выходных далеко за пределы Лондона.

Потом я посмотрела на того, кто шёл рядом.