Алексей Корепанов - Зона бабочки

— Норма такая, — с напускной серьезностью сказал Первый. — А народ у нас дисциплинированный.

Второй с иронией покивал и вновь вернулся к бумаге:

— «…сто гэ разведенного спирта, без компании, потому что простудился… Груз доставил нормально, машина исправна…»

Второй подвинул листок по гладкой поверхности стола в сторону Первого и усмехнулся:

— Честные были. Моральный кодекс строителей коммунизма, да? Мог бы сказать, что застрял на трассе. Север, февраль, снег…

— А зачем ему было врать? — возразил Первый. — Написал, как оно и было: заснул за рулем. С кем не бывает? Да ведь и проверить могли насчет «застрял». Если бы захотели.

— Да, знаем таких, — задумчиво протянул Второй. — Засыпают, ничего не помнят.

— Или помнят, — заметил Первый. — Но Ширяев наш, Павел Дмитриевич, с супругами Хилл[8] потягаться не смог бы. То же самое повторил и нашим «тарелковедам». Собственно, потому и объяснительная сохранилась. Они потом ее изъяли из архива. Когда доклад готовили, туда. — Он показал пальцем на потолок. — Тогда ведь копали будь здоров! И бесшумно.

— Зачем он вообще про зарево упомянул? Если считал, что приснилось?

— Сам же говоришь: моральный кодекс. Изложил все без утайки. Зарево все-таки запомнил.

— Скорее, все же, страх, что уличат, — задумчиво сказал Второй. — Сколько там прошло-то со сталинских времен…

Первый забрал объяснительную, спрятал в папку, а взамен вытянул оттуда еще какие-то столь же ветхие бумаги. Правда, уже с машинописным текстом. Давать эти бумаги Второму он не стал, просто слегка потряс ими и произнес:

— Сводный отчет «тарелковедов». Координаты, дата — все совпадает. Есть и данные ПВО — и тоже в масть. Так что, похоже, Белые там действительно были. Хотя саму точку «тарелочники» тогда так и не обнаружили. Во-первых, снегопад прошел, а во-вторых, все равно туда бы не пробраться — там, в лесу, снега было выше головы. И танки бы зарылись, не то что пехота. Они воинскую часть на поиски подняли…

— А как же тогда Ширяев добрался до Белых Ворон?

— Наверное, он и не добирался. Сами к нему наведались.

— Возможно… И скорее всего. — Второй побарабанил пальцами по столу. — И чем же это он мог им так помочь? Домкрат, что ли, одолжил? Или запаской поделился?

Первый едва заметно усмехнулся, пожал плечами и ответил в тон:

— Воронам запаска вряд ли нужна — у них же иномарка. И вообще не та система. Есть ведь вещи более тонкие…

— Да знаю я эти тонкие вещи. Умозрительные построения. Большей частью…

— Ну, извини, — развел руками Первый. — Зонд выведывает, что может, что в состоянии нащупать. А нащупать удается с гулькин хрен, сам знаешь. Не поддаются.

— У меня к Зонду никаких претензий, ему бутылку надо ставить, и не одну. А «студер» они не осматривали? — Второй кивнул на бумаги, которые Первый продолжал держать в руке. — Что за груз?

— Вероятно, не осматривали. Раз доехал, значит, все в порядке. А груз? Ну какой там мог быть груз? Продукты, наверное, курево… Запчасти какие-нибудь, одежда… Новые рукавицы… Что еще лесорубам надо? Ну, конечно, письма, газеты свежие. «Правда» с речью Хрущева. Шестьдесят второй — Хрущев ведь был еще, правильно?

— Белые Вороны, обсуждающие выступление Никиты Сергеича в ООН, — задумчиво промолвил Второй. — Занятно. Политинформация… А что потом с Ширяевым? Нигде не всплывал? О регрессивном гипнозе, ясное дело, речь не идет — в те времена былинные не применялся.

— У «тарелковедов» он больше не упоминается. Мне ответили из Бежецка, это тверские края: похоронен в шестьдесят четвертом. Прирезали в поезде, когда с Севера с деньгами возвращался.

— Понятно, — сказал Второй и откинулся на спинку кресла. — Значит, исходная точка. Мне добро, так сказать, и аз воздам… Где-то так. Ему не успели, воздали дочери…

— Даже не столько дочери… — заметил Первый.

— Шестьдесят второй, семидесятый, и сейчас. Интервалы, да?

— Для Белых — как пара месяцев. Ну, полгода.

— Значит, Белые правду каркают…

— Не столько они каркают, сколько Зонд им перья теребит.

— Или сколько они дают теребить? Ладно, не об этом. — Второй потер переносицу. — Что мы имеем? Серые, так сказать, навели, Белые стараниями Зонда подтвердили, мы проверили. Так? Вроде срослось. Зимину отработали вдоль и поперек, там сто процентов. Гридина точное место описала. Теперь, вот, ты с ее отцом… Картина получается — хоть в раму вставляй и на стену вешай. Для абсолютной уверенности хорошо бы, конечно, еще Надежду нашу Павловну Ширяеву-Гридину просканировать…

— Наталью.

— Ну да, Наталью…

— По-моему, лишнее это, — вновь возразил Первый. — Зачем сверх необходимости? Ну, с Зиминой понятно: крайняя нужда — вопросов нет. А Гридина… Других случаев там не было, разве что в восемьдесят седьмом. Но это уже индукция, из Молебки[9].

— Да, других не было, — задумчиво подтвердил Второй.

Инцидент, происшедший в августе 1970 года под Калинином, получил широкую известность в узких кругах. Еще бы — Московский военный округ, меньше двухсот километров до столицы, рядом военный аэродром. Среагировали тогда быстро, мигом запустили слух об очередных проделках НАТО…

— Что ж, вроде все выяснили, — подытожил Второй. — Насчет Гридиной проконсультируюсь. Хотя, наверное, ты прав: перебор — не есть хорошо. И не только когда в «двадцать одно».

— Ну да, все и так по полочкам.

— Гридина, разумеется, контролируешь. — Это был, скорее, не вопрос, а утверждение.

Первый едва заметно вздохнул:

— Разумеется. Ни сном ни духом…

— Ну и дай бог, чтоб так и дальше. А того на поводок, пока не отчалят.

— Уже на поводке. И Зимина с Гридиной.

— Если что — подключай моих. Да я и сам, в нужное время, в нужном месте…

— А если Серые на хвост сядут?

— Это их проблемы. Пусть сами разбираются. Двое в драке, а третий известно где. Не наше это дело.

8

Герман никогда не считал себя суеверным, хотя свои заморочки, как и у любого другого, у него, конечно, были. Не верил он ни в сон, ни в чох, ни в божий рай, ни в вороний грай — однако не любил, когда путь пересекали черные кошки, особенно на заданиях. Правда, там черные кошки попадались нечасто. Зато не испытывал никаких предубеждений к числу «тринадцать». Но, в то же время, подсознательно был рад тому, что сегодня хоть и пятница, но не тринадцатое, а двенадцатое. Тринадцатое сентября будет завтра, но «суббота, тринадцатое» — это уже другое дело. Возможно, и ждут его завтра неприятности, но не из-за даты.

«Параскевидекатриафобия» — так мудрено называлась такая боязнь. Словечко было заковыристое, на слух попадало редко, если вообще попадало — и Гридин вряд ли узнал бы когда-либо о его существовании, не наткнись он однажды в Сети на сайт «СтраЗ». И не узнал бы он еще одного, поистине чудовищно-роскошного слова: «гиппопотомонстросесквипедалиофобия» — что в переводе на язык родных осин означало всего лишь боязнь произносить длинные слова.

«СтраЗ» — Страна Знатоков — составляла хоть и слабый, но все-таки противовес той Стране Дураков, которая постоянно давала о себе знать в многочисленных телешоу, а особенно в газетных кроссвордах, рассчитанных явно на лиц с неполным детсадовским образованием. Вопросы в «СтраЗе» были самые разные, и чтобы ответить на них, требовалось попотеть в поисках информации, попутно узнавая и что-то еще. Зато и удовольствие эта игра доставляла немалое. В последние месяцы Гридин играл в «СтраЗ» самозабвенно и по набранным очкам приближался уже к первой сотне игроков.

Хоть и приучен он был с младых ногтей читать, знаний для правильных ответов с ходу ему не хватало. Ну не встречал он раньше такое, и понятия не имел о том, что, например, словом «вагина» римские легионеры называли вовсе не то, что врачи называют теперь, а ножны, что «минарет» — это «маяк» в переводе с арабского, а под Ивашкой Хмельницким, «Ывашкой», которого упоминает в письмах Петр Первый, подразумевается и не человек вовсе, а вино.

Да что там Мопс, который не собака, а один из аргонавтов, или «кардифф» — так, оказывается, назывался сорт угля, который капитаны боевых кораблей, бывало, прикупали за собственные деньги, чтобы использовать только в бою или погонях. Российский флаг! Какого цвета флаг России, «бесик»? Да вовсе он и не «бесик»! Не «бело-сине-красный», а «белый, лазоревый, алый» — так указано в постановлении Верховного Совета РСФСР.

И много-много-много прочего…

Эта игра потому, наверное, вспомнилась Герману, что он невольно продолжал гадать: откуда ему смутно знакома идущая рядом девчушка?

С шестнадцатилетними он давно уже дела не имел. Лет этак двадцать. Были у него в свое время и девчонки, потом были и женщины… Одна даже претендовала на роль его жены, и мама этого очень хотела. Но — расстались. При его образе жизни, который вполне можно было бы назвать «образом смерти», обзаводиться семьей — зачем? Умножать количество вдов и детей, оставшихся без отцов? Нет, он вовсе не собирался погибать, но достаточно здраво смотрел на вещи. Если и создавать семью, то лишь после ухода в отставку. Не так уж много, между прочим, и оставалось — на пенсию из «Омеги» уходили рано. Те, кто доживал до пенсии. В общем-то, и времени не было на неспешное развитие отношений с женщинами. Наспех-то получалось, но это было несколько не то. Или совсем не то. А еще он помнил мудрые слова Хайяма: «Ты лучше голодай, чем, что попало, есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало». Хотя, скорее, так могли бы рассуждать его партнерши. Если бы читали Хайяма.