Алексей Корепанов - Зона бабочки

Это была даже не афиша, как ему показалось вначале, а плакат. Наподобие того, мооровского, на котором красноармеец, тыча пальцем, вопрошал, записался ли ты добровольцем. Только на этом плакате не было дымящих труб, и мужчина, выставивший указательный палец, был одет не в красную гимнастерку, а в современный камуфляж. Герман сразу же узнал этого рослого, в расцвете сил, мужика: это был Станислав Карпухин собственной персоной, он же — Скорпион. А надпись на плакате гласила: «Не зевай, Командор!»

Совет был понятным и, как оказалось, очень уместным.

В следующем, очень малом временном отрезке совместились сразу три сигнала. Во-первых, то, что увидели глаза, дошло до мозга и начало стучаться во все двери. Во-вторых, наконец-то взвыла сирена. И в-третьих, откуда-то сзади и сбоку донесся отчаянный звонкий крик:

— Берегитесь!

И тут же за спиной взревел мотор. Судя по звуку, там был не трактор, не танк и не грузовик — какая-то легковушка, достаточно, впрочем, тяжелая, чтобы с разгону впечатать его, Германа, в стену и превратить в отбивную.

Тратить время на то, чтобы оглянуться, Гридин не стал — не для того столько учился. Путь вперед преграждало толстенное магазинное стекло. Такое без хорошего разбега не выбьешь, а может, и с разбегом не получится. Прыгать вправо или влево было рискованно — слишком большая вероятность как раз угодить под колеса. За крохотную долю секунды Герман избрал иной вариант, успев еще подумать: откуда тут мог взяться автомобиль, если только что дорога была совершенно пуста? Присев, он резко и мощно выпрыгнул вперед и вверх, стремительно поднимая в прыжке руки. И вцепился пальцами в узкий, едва выступающий карниз над стеклом, который он успел заметить за ту же самую крохотную долю секунды. Долго бы там удержаться не удалось, но в том и не было необходимости. Намеревающаяся расплющить его машина (вернее, тот, кто ее направлял) должна была либо затормозить, либо прямо под ним въехать мордой в стекло. Гридин собрался упасть на ее капот или на крышу — и разобраться, что к чему. Благо «глок» был под рукой. А можно было управиться и без «глока».

Рык мотора оборвался, словно кто-то вырубил звук. Пальцы уже соскальзывали — и Герман, оттолкнувшись от стекла всем телом, прыгнул назад, разворачиваясь в воздухе навстречу угрозе и выхватывая пистолет.

Он тут же увидел, что угрозы нет — и завершил прыжок образцово-показательно, словно выполняя соскок с брусьев или перекладины в спортзале. Никаких легковушек, равно как и другого транспорта, ни возле магазина, ни дальше, до самой автостоянки, по-прежнему не было. Значит, очередной глюк? А сирена? А этот крик?

Ту, которая вместе с сиреной предупреждала его об опасности, он определил сразу. Да и как тут было не определить, если она бежала к нему через дорогу! Девчонка лет пятнадцати-шестнадцати, тоненькая, светленькая, с короткой прической, в кроссовках, синих потертых джинсах и синей же, с глубоким вырезом, майке навыпуск. На майке белела английская надпись, которую, когда девчушка приблизилась, перейдя на шаг, Герман перевел примерно так: «Вернись — ты не выключил». Или что-то в этом роде. В ее годы Гридин носил футболку с надписью «СК „Планета“. КВЗ». То бишь Калининский вагонзавод. Спортклуб.

Сирена смолкла сразу же после прыжка на стекло — Гридин осознал это уже потом. Но пистолет он пока не убирал и старался держать в поле зрения не только девчушку, но и других. Другие, между прочим, продолжали ходить туда-сюда, ничуть не интересуясь ни криками, ни прыжками на стены. Девушка от них отличалась: она не казалась смазанным электроном. Который неисчерпаем, как атом, если верить классику, во многом другом, увы, ошибавшемуся. Она остановилась в трех шагах от Гридина.

Девчонка была довольно высокой, но все-таки только ему по грудь. Глаза у нее оказались карими и серьезными, нос — небольшим, чуть вздернутым, а на сгибе левой руки темнело родимое пятно размером с монету, в форме бабочки. Или это была мелкая тату? Лицо ее казалось смутно знакомым, а может, она просто кого-то напоминала. Герман решил не напрягать память, потому что знать он ее ну никак не мог.

— Куда машина подевалась? — спросил он, еще раз окинув взглядом все окружающее.

— Исчезла, — тут же ответила девушка, сдержанно и негромко. — Как только вы прыгнули, так и исчезла.

Значит, водятся все-таки здесь нормальные люди. Из плоти, так сказать, и крови. С нормальным слухом. Реагирующие на вопросы. Впрочем…

Гридин убрал пистолет и протянул ей руку:

— Герман.

Лицо девушки оставалось серьезным и даже, кажется, слегка грустным.

— Ира, — представилась она, и Гридин ощутил прикосновение ее небольшой ладони.

На этот раз он имел дело не с глюком. И разноцветных хвостов у девушки не было. А машина? Тоже не глюк?

Он отпустил ее руку и спросил:

— Что ты видела? — И тут же спохватился: — Ничего, что я на «ты»?

— Нормально, — серьезно ответила девушка. — Внедорожник, здоровенный, серый. Выскочил у вас за спиной — и вперед…

— Откуда выскочил?

Девушка повела плечом:

— Из воздуха. Не проблема.

— Ага. Материализовался. — Гридин и глазом не моргнул. — То есть прибить мог вполне реально? Не зря я на стенку полез?

— Мог, мог, — покивала девушка. — Реально.

— А кто за рулем?

— Стекла тонированные, да и неважно это. Может, и никого. Это неважно, — повторила она. — Главное, что мог сбить насмерть. Затем и нарисовался. Я едва успела. Не знала, что вы именно тут появитесь…

— Та-ак… — Герман внимательно посмотрел на нее. — Давай-ка поподробнее, Ира. Не возражаешь?

Девушка, не моргая, выдержала его взгляд и ответила:

— Не возражаю. Особых подробностей не обещаю, но… — Она тоже, как и Герман до этого, осмотрелась и добавила: — Только не здесь. Лучше вон туда, в «Лилию».

Герман уже знал, что такое в данном случае «Лилия». Еще по дороге к супермаркету он прошел мимо этой невзрачной стекляшки, втиснутой между серыми боками двух многоэтажек. На лилию она была похожа меньше всего, и царь Соломон вряд ли стал бы завидовать ее красоте.

— Ну, пошли, — сказал Герман, вновь ненароком скользнув взглядом по плакату.

Плаката с призывающим к бдительности Скорпионом уже не было. А было объявление о приглашении на работу в магазин охранников и грузчиков.

То ли Скорпион действительно сумел подать ему знак — а значит, его, Германа Гридина, как-то ухитрялись не терять из виду, то ли (и скорее всего) это был очередной глюк. Неосознанный еще мозгом сигнал об опасности, трансформировавшийся в знакомый образ.

Герман покосился на сосредоточенно идущую рядом девушку. Кто она такая? С какой стати предупреждала? Можно ли ей доверять?

Словно прочитав его мысли, она, не поднимая головы, проронила:

— Не бойтесь, я-то не укушу.

— А тут есть и кусачие?

— Все может быть…

7

За три недели до того, как Герман Гридин оказался в зоне, в одном кабинете произошел разговор, в котором упоминалось и его имя.

Календарное лето уже набегало на финишную ленточку, но дни стояли по-прежнему жаркие, словно и впрямь планета вступила в эпоху глобального потепления. Солнце клонилось к горизонту, и сизая дымка висела над столицей.

Окна в кабинете были закрыты, работал кондиционер, в холодильнике стояла минералка — жить было можно.

— Вот, — сказал вошедший в кабинет мужчина средних лет другому мужчине средних лет, доставая из папки пожелтевший лист бумаги. — Раскопали исходную точку.

Второй положил бумагу на стол перед собой, охватил взглядом рукописные, не очень ровные строчки. Чернила были выцветшие, бледно-синие, кое-где буквы расплывались — в тех местах, где перо авторучки цеплялось за шероховатости низкосортной бумаги.

— «Директору автобазы… от Ширяева Павла Дмитриевича, — словно про себя начал ронять Второй слова, — водителя „студибеккера“, — он голосом выделил неправильную букву „и“, — номер… Объяснительная…»

Второй посмотрел на дату, поставленную возле подписи, и поднял глаза на Первого. Тот подкатил высокое кресло на колесиках и устроился сбоку от стола, держа на коленях прозрачную лиловую папку.

— Шестьдесят второй год? Ну, ты крот!

— Не я, — сказал Первый. — Но не перевелись еще, как видишь.

— И слава богу. Ширяев — это отец, надо понимать?

— Да.

Второй коротко кивнул и продолжил читать чуть ли не полувековой давности документ с двумя прорехами по краю от железок скоросшивателя, потирая коротко остриженную голову и время от времени озвучивая некоторые фрагменты:

— «В четыре тридцать выехал из… Направляясь на участок номер пятнадцать… Примерно на сороковом километре трассы… Зарево над лесом…» Та-ак… — Он опять бросил взгляд на Первого. — Прекрасно. «Затормозил, чтобы выйти посмотреть… Никакого пожара не обнаружил. Видимо, приснилось, заснул за рулем… Потом не помню… Примерно в тринадцать тридцать опять проснулся… Машина ехала на первой скорости… Опоздал на участок на три с лишним часа… Наверно, проспал где-то на трассе… Накануне вечером выпил сто гэ…» — Второй хмыкнул: — Ага, именно «сто гэ», не больше. Больше никто никогда не пьет. Если верить объяснительным и протоколам.