Миссия Эскарины Ставо (СИ) - Ахметова Елена

Пока я была затянута утяжелителями, он успел отойти — и фразу заканчивал, уже открывая дверь. Поняв, что сейчас я снова останусь одна (и на сей раз — даже без компьютера, с которым можно поговорить), я вскинулась и соскочила с койки.

- Постойте!

Сергей послушно замер в коридоре у открытой двери.

- Тот, второй маршрут, по которому я должна была улететь, по вашему мнению… — сбивчиво заговорила я. — Вы хотели отправить «Норденшельд» туда, потому что «Седна» в той же стороне? Кенор должен был атаковать мой корабль?..

Сергей демонстративно закатил глаза и закрыл дверь прямо у меня перед носом.

Глава 5. Мэри Блад

Женщина не гонится за популярностью. Ей вполне достаточно, если ее понимают тридцать-сорок мужчин.

— Янина Ипохорская

Выделенная мне ячейка насчитывала четыре шага в ширину и пять — в длину. Большую часть пространства занимала койка, по-армейски скупо застеленная темным покрывалом, так что даже мерить комнатку шагами оказалось затруднительно. Потом я вспомнила, что Сергею ничего не стоило снова включить видеонаблюдение, и заставила себя остановиться.

Поход в душевую вместо запланированного блаженства в струях теплой воды превратился в шпионский триллер. Камер в санузле я не обнаружила, но это еще ничего не значило — а потому оттуда я сбежала в рекордные сроки, с трудом натянув комбинезон на мокрое тело: полотенце мне не предоставили, а мое собственное осталось на «Норденшельде», куда меня никто не собирался отпускать.

- По крайней мере, здесь нет сквозняков, — вздохнула я, разбирая влажные волосы пальцами, и тотчас прикусила язык: видеонаблюдение велось с трансляцией звука. С привычкой озвучивать свои мысли, приобретенной за последние недели, следовало распрощаться как можно скорее.

Я уселась на койку и уставилась перед собой. С волос капало. Ткань покрывала под пальцами казалась грубоватой, неравномерной — словно ее выткали вручную, как смогли, а не забрали из-под фабричного станка. К стене напротив кто-то заботливо прикрепил подвесную полку — тоже, что характерно, такого вида, будто ее в лучшем случае распечатали на 3D-принтере. В худшем… я нахмурилась и все-таки встала с койки. С нижней стороны, ближе к стене, в самом затененном и плохо просматриваемом месте, на полке обнаружилась коротенькая надпись, заставившая меня потерять дар речи — право, очень своевременно.

Следующую четверть часа я посвятила исследованиям.

Трубы в санузле, судя по маркировке, раньше служили на военном истребителе — только вот их срок эксплуатации вышел лет пять назад. Душевую кабину неоднократно оттирали песком, оставляя крошечные царапинки. Койка оказалась наскоро сварена из обломков пластика, а швы любовно отшлифованы, чтобы не мешать спящему человеку. На покрывале отсутствовали этикетки, словно это и впрямь была ручная работа. В наволочке комковатой подушки с синтетическим наполнителем нашлась фигурка весьма упитанного зайца из мягкого пластика — только на сей раз с явными следами стеки. Кому-то нечем было занять руки — или просто не хватало домашнего уюта.

Я напрягла память, воскрешая перед глазами вид ремонтного дока, где остался «Норденшельд», и тоже не вспомнила ничего утешительного. Обломки, подержанные запчасти, станки — настолько старые, что оставалось только диву даваться, как они вообще работают…

Но они ведь работали. И не только они.

Собранный из мусора санузел, где синтезированного герметика было больше, чем фаянса и пластика, вместе взятых. Невероятно мощная станция связи, способная имитировать сигнал, исходящий из Облака Оорта. Кофемашина, которую надо было хорошенько треснуть, чтобы она сварила вполне себе неплохой кофе…

Самым ценным на астероиде оказался не лед и даже не драгметаллы, а мозги (и руки!) местных обитателей. Потому что у астеров не было ничего, кроме платины, воды и космического мусора, но они заставили станцию жить и — весьма специфически, по-своему — процветать.

Это объясняло, почему Сергею требовалось договориться с Кенором. В такую даль залетают только беспилотные исследовательские аппараты да отчаянные головы вроде меня или самого Моранга; объединиться — единственный способ выжить здесь…

Но вот чего это никак не объясняло, так это откуда Сергей знал, где будет пролетать «Норденшельд», как повредить корабль, не уничтожив, и что его капитан — бывшая невеста Кенора Моранга. Не говоря уже о том, почему сам Кенор так ни разу не вышел на связь, если он жив, здоров и заправляет в этом секторе космоса. Ах да, и что такого пропавший без вести лорд Моранг мог предложить этим на диво башковитым пиратам… но этого я и не узнаю, пока не разговорю кого-нибудь из астеров.

С которыми, помнится, Сергей настоятельно рекомендовал не общаться вовсе. Впрочем, следовать его совету я не намеревалась. Уже было очевидно, что при принятии решений к Сергею прислушивались скорее номинально — иначе бы инициатива господина Соболева не сподвигла капитана Карпатии на сложные махинации с пленницей. Авторитета Родионова хватало ровно на то, чтобы команда позволила ему подробно и аргументированно изложить свою точку зрения. Дальнейшее зависело от того, насколько убедителен он был. А значит, чтобы выбраться из сложившейся ситуации, не потеряв достоинства, нужно завоевать не только его симпатию, но и его людей. Причем мне ни в коем случае нельзя пересекать зыбкую грань, за которой симпатия становится слишком личной и перерастает в интерес.

Это обещало стать весьма занятной задачей. Кроме того…

Легко ему указывать!

После трех недель наедине с собственными мыслями и гулом вентиляторов мысль о том, что сразу за дверью моей ячейки стоит живой человек, с которым можно — подумать только! — взять и поговорить, наполняла меня радостным предвкушением с неверием пополам. Вот прямо живой? Настоящий? Взять — и заговорить? И он даже будет отвечать своими словами, а не готовыми текстовыми блоками, как Эрик?..

Нет, преодолеть это искушение было мне не по силам. Я не собиралась даже пытаться.

Поэтому, когда дверь, наконец, открылась, чтобы явить моим глазам небритого детину с подносом, я доброжелательно улыбнулась и показала ему умопомрачительно упитанного пластикового зайца:

- Простите, это не вы сделали? Потрясающая работа!

И, хоть одного взгляда на огрубевшие руки пирата было достаточно, чтобы понять, что с такой тонкой резьбой по пластику ему нипочем не справиться, он расплылся в неуверенной ответной улыбке.

А дальше было дело техники.

Когда Сергей, наконец, соизволил вспомнить про свою пленницу (или просто хватился доброй половины команды), было уже поздно.

- Вот, миледи, а теперь нежненько…

Я даже не знала, что умиляло больше — «нежненько» из уст бородатого детины по кличке Верстак или тонкая самодельная стека в его натруженных пальцах с широкими загнутыми ногтями. Кличка подходила ему дивно. Ссутулившись над куском пластика, постепенно превращавшимся в упитанную лису, он действительно начинал напоминать старый потрепанный верстак в мастерской — из тех, что носят название вроде «Имярек и сыновья» и обнаруживаются на колоритных улочках Старого города даже сотню лет спустя после скоропостижной кончины первого имярека. Это был верстак, передаваемый из поколения в поколения, ставший лицом заведения. Если приколотить такой на место вывески, постоянные клиенты опознают его быстрее, чем привычное название.

Команда сгрудилась вокруг, не отрывая взгляда от священнодейства, как преданные подмастерья. Мне благородно уступили самое удачное место рядом с мастером, откуда удобнее всего было наблюдать за его (и моей) работой. И если поначалу меня это более чем устраивало, то с появлением Сергея ситуация резко изменилась.

Люди, гомонившие и обсуждавшие процесс на ядреной смеси двух языков, замолкали один за другим и застывали. Должно быть, Сергей не поленился озвучить приказ о недопустимости контактов с пленницей и им — или же все дружно вспомнили, что господин Соболев попался именно на неуважительном обращении с дамой, и теперь прикидывали, можно ли отнести их жесты и слова к категории невежливых. Статистика, если задуматься, удручала.