Идеальный слуга (СИ) - Ахметова Елена

Елена Ахметова

Идеальный слуга

Глава 1 Как глубока кроличья…

Все бы ничего, но вот Герцогиня, Герцогиня! Она придет в ярость, если я опоздаю! Она именно туда и придет!

Л. Кэрролл «Алиса в Стране Чудес» (здесь и далее перевод Б. Заходера)

Каждой женщине, привыкшей уделять своему облику определенную долю внимания, знакомо ощущение внутреннего трепета при первом визите к новому мастеру по маникюру. Какой ты от него уйдешь? Потрепанной теткой с окровавленной кутикулой или роковой красоткой с идеальными бликами на безупречной формы ногтях? Адреналин! Лотерея!

Русская рулетка!

Я покрутила кистью перед носом и философски вздохнула, снова уставившись в свой коктейль. В этот раз мне повезло и не повезло одновременно: нового мастера я нашла в инстаграме, бдительно просмотрев все фотографии с нарочито ухоженными женскими ручками, и даже обнаружила клятвенное заверение, что все инструменты проходят обязательную стерилизацию. Справедливости ради, так оно и было: стерилизации подвергались не только шаберы и щипчики, но и апельсиновые палочки и копеечные одноразовые пилки. Сам маникюр при этом, как ни странно, выглядел на удивление прилично, но жгучего желания присоединиться к стройным рядам постоянных клиентов я что-то не ощутила.

А это я еще мастера по эпиляции не искала!..

Признаться, когда я взвешивала все «за» и «против» переезда, о проблеме ухода за собой даже не задумывалась. В первую очередь меня волновали оставшиеся в родном городе сестры, возможные сложности при поиске жилья и все ужасы бюрократии, подстерегающие современного человека, вздумавшего перебраться в другой регион.

Но сестры запросто поддерживали со мной связь и по телефону, и любить их с безопасного расстояния оказалось даже легче. Уютная однушка недалеко от парка и метро подвернулась в первый же день после приезда: ее снимали две студентки, которые как раз защитили дипломы и уехали домой, и хозяйка была безутешна, пока я не позвонила ей с предложением долгосрочной аренды. Обещанные ужасы перерегистрации на поверку касались только тех, кто долго не появлялся по постоянному месту жительства — а я до сих пор не была уверена, что останусь в Москве, и перебирать бумажки не спешила.

А проблема с поиском мастеров оказалась неожиданно болезненной и не замедлила встать в полный рост уже через неделю после переезда. Практика показывала, что в сфере красоты связи были сродни мафиозным. Стоило выйти на одного приличного косметолога и заверить его в своем безграничном почтении — и тогда он, таинственно поигрывая бровями и намекая на полную конфиденциальность беседы, отрывал от сердца контакты мастеров, к которым ходил сам, и требовал сохранить их в строжайшей тайне, дабы непосвященные не создавали очередей на запись. В Уфе у меня осталась сестра, профессионально занимавшаяся визажом, и я нахально пользовалась ее влиянием, чтобы при необходимости без страха отдаваться в умелые руки ее коллег.

Москва оказалась безжалостна. Столичным мафиози от индустрии красоты было недостаточно простых заверений в почтении, и от непосвященных они скрывались поистине виртуозно, оставляя приезжих на растерзание экономных мастеров с многоразовыми апельсиновыми палочками.

Покосившись на свои ногти, я машинально поморщилась и перевела взгляд за окно.

В парке цвела сирень и скакали по соснам поразительно наглые белки, по круглому пруду катались на лодках приезжие, а жирные утки (не менее наглые, чем белки) лениво уворачивались от весел, не забывая подплывать ближе, если в руках у туристов показывался кусок хлеба. Вечернее солнце просвечивало насквозь опорные конструкции колеса обозрения, чья высшая точка едва-едва выглядывала из-за вековых деревьев.

Идиллический парк так и просился в объектив фотоаппарата, но я упрямо не вылезала из-за стойки, предпочитая наблюдать за ним через стекло. Искать кого-то, кто стал бы снимать меня на фоне вековых сосен, не хотелось.

Пофотографировал уже один такой.

— Плохой день? — мужчина лениво растягивал гласные, почти напевая, и о том, что фраза не раздалась из потрепанных колонок музыкальной станции, а произнесена вживую и адресована непосредственно мне, я догадалась только после того, как на стойку чуть поодаль от моего многослойного кофейного коктейля приземлилась внушительная пивная кружка.

За ручку ее придерживала крепкая ладонь с длинными пальцами и возмутительно аккуратными ногтями правильной прямоугольной формы, такая пропорциональная и изящная, что поначалу я засмотрелась и даже как-то не соотнесла с размерами собственно кружки. Но потом счастливый владелец уселся на соседний барный стул и слегка ссутулился, опершись локтями о стойку, и весь шарм развеялся — как и не бывало.

Стул жалобно скрипнул. Стойка — тоже, с секундным опозданием.

Кожаная косуха нараспашку визуально добавляла объема, хотя лишним весом мужчина, кажется, не страдал — только лишним ростом и самоуверенностью. В нем было, наверно, не меньше двух метров — должно быть, каких-нибудь лет пятнадцать назад за ним охотились все баскетбольные клубы, но сейчас он производил впечатление человека, который поставил на своем будущем жирный крест. И еще пивом сверху залил. Случайно.

Я отодвинула подальше от его кружки свою шляпку-канотье и отвернулась, не собираясь вступать в разговор. Мужчина хмыкнул и отхлебнул пиво. Я почти физически ощущала его взгляд и уже размышляла над тем, чтобы выбраться, наконец, из кафе, когда он преспокойно сообщил:

— Я знаю, что уже не первый, кто подсаживается к тебе за последний час. Но я буду первым, кого ты выслушаешь.

Уверенные интонации сработали, как пусковой крючок для давно зреющего раздражения. Я крутнулась на стуле, чтобы обстоятельно и вдумчиво изложить все свои предположения о родословной и воспитании навязчивого собеседника, — и осеклась.

При ближайшем рассмотрении он оказался тем, что называется «ходячая неприятность». Широченные плечи, длинная шея танцора, красивое смуглое лицо с упрямым подбородком, четко очерченными скулами и небрежной щетиной — этакий классический плохиш; жгуче-черные глаза и встрепанные темно-каштановые волосы удачно дополняли образ. Такой типаж среди моих сестер — родных и не очень — уважали особенно.

— Где твоя хозяйка? — резко произнесла я вместо просившихся на язык ругательств.

Мужчина насупился и одернул куртку, словно она могла скрыть незримую метку у его сердца: четыре длинные полосы наискосок через левую половину груди — будто следы от когтей.

— Тебе-то что?

— Не хочу потом выслушивать ее претензии, — честно ответила я и снова отвернулась.

— Тебе и не придется, — легкомысленно отмел эту возможность незнакомец и, поняв, что поворачиваться к нему я больше не собиралась, протянул руку и тронул меня за плечо. — Вообще-то я с деловым предложением.

Прикосновение было недвусмысленно теплым, и я, вздрогнув, все-таки оторвала взгляд от прогуливающейся за окном парочки. Парень, чрезвычайно довольный произведенным эффектом, расслабленно ухмыльнулся. Своего он определенно добился: живого мужчину, осмелившегося заговорить с одной из нас без разрешения хозяйки, я прямо-таки жаждала выслушать.

— Ты не отсюда, — уверенно предположил он, уставившись на меня в упор. — Бьюсь об заклад, на поклон к местным еще не ходила.

Я невольно бросила взгляд на спокойную гладь пруда. В воде, будто в гигантском зеркале, отражалась листва и длинная дорожка розовато-рыжего закатного света, и глубокие тени среди густых темно-зеленых водорослей угадывались едва-едва, — но и их было достаточно, чтобы идиллическая пастораль парка вдруг показалась зловеще нарочитой, а детский смех зазвучал наилучшим звуковым сопровождением к качественному фильму ужасов.

Утки никогда не заплывали на середину пруда. Лодки кружили вдоль берега, словно зачарованные.

— Не ходила, — удовлетворенно кивнул мужчина. — Что скажешь, если я провожу тебя к… нужным людям?