Кен Като - Звездные самураи
— Вот потому-то я и здесь.
Шадболт был удивлен.
— Не понял?
— Приказ полковника Лоутона. Ты должен одеть своих людей в скафандры и отправиться с ними в секции с девятой по тринадцатую, по возможности затаиться там и ожидать дальнейших указаний.
— Что? — Раздражение Шадболта наконец прорвалось наружу. — Он вздохнул и подбоченился. — Но ведь это именно те секции откуда нас вывели шесть часов назад.
— Не совсем. Вы занимали секции с седьмой по одиннадцатую. А теперь тебе предстоит расположить своих людей вдоль входов в станцию.
— Господи, Барб! Ведь нам потребовалось около трех часов, чтобы уйти оттуда. Я понимаю, что полковнику Лоутону хочется занять нас чем-нибудь, чтобы мы не теряли присутствия духа, но вот так кидать людей то туда, то обратно просто глупо!
— Боско, это совсем не глупо.
— Тогда я наверное чего-то не понял.
В глазах Истмана сквозило что-то вроде жалости.
— Да, не понял. И именно поэтому тебе никогда не стать полковником.
Шадболт вздохнул.
— Зато ты по-видимому все мне с легкостью можешь объяснить.
— Это же ясно как божий день, Боско. — Он помахал рукой. — Как божий день. Каньцы окружили станцию своими зондами, через которые пристально наблюдают за нами. Это наверняка. А их большие корабли не более чем в двух часах от старта и они подглядывали за нами с поверхности планеты, поскольку мы сто раз не меньше засекали на корпусе дипольные отпечатки их сканеров. Они видели как мы сбросили кольцо и видели как наши люди покидали верхние уровни кормовой части без всяких там голографий. Они видели, что все наши находятся на боевых постах, как и следует если мы ожидаем скорого нападения. Каньцы видели, как мы уходим с верхних уровней кормы, Боско. Они не могут не верить тому, что регистрируют их сенсоры. — На лице Истмана появилась кривая усмешка. — Поэтому они не сразу сообразят, что мы снова отправили туда людей находясь в режиме радиомолчания.
— Ты хочешь сказать, что мы готовим им засаду? — спросил Шадболт, вопреки себе захваченный этой блестящей идеей.
— Ну да. Мы совершенно скрытно вернем людей на корму. В полной тайне и под прикрытием голоизображения. Что касается их сканеров, то по их данным мы все по-прежнему сидим за пультами, на боевых постах или в орудийных башнях и готовы отражать их нападение. Корабли Ю Сюйеня подойдут сюда в 2.30 т на нас обрушатся тысячи каньских солдат — гораздо больше, чем сумели бы одолеть наши пушки. Они будут думать, что застали нас врасплох и начнут при помощи резаков пробираться внутрь станции. — Теперь на лице Истмана была уже просто улыбка. — Но поскольку внутри их будут поджидать наши люди, у них просто не останется времени на то, чтобы пробраться далеко и рассеяться. Считай все они уже покойники. Может быть после этого сёгун решит на чьей он стороне.
— Надеюсь ты прав.
— Конечно прав. Сделай одолжение, Боско. — Он вытащил бумажник. Шадболту уже приходилось его видеть : это был старый дипломатический бумажник, предназначенный для хранения приказов. Но вместо приказов внутри оказался аккуратный бумажный конверт. На нем было написано имя Аркали Хавкен.
— Если меня вдруг убьют, а ты останешься жив, будь добр, передай его от моего имени.
Шадболт неохотно взял конверт.
— А с чего ты решил, что ты погибнешь, а я уцелею?
Знакомая полуулыбка Истмана снова мелькнула на его лице.
— Давай просто считать, что теперь судьбе, чтобы помешать мне сказать Аркали что я о ней думаю, придется убить двоих.
Почувствовав в животе опасное шевеление, Шадболт снова вытащил фляжку и отхлебнул. Крепкий напиток заставил его вздрогнуть.
— В чем дело, Боско? Кто-нибудь топчется по твоей могиле?
Шадболт протянул ему фляжку и Истман тоже сделал глоток.
— Ну и фразочки же у тебя, Барб.
Они облокотились на пульт и поговорили еще немного и Шадболт понял, что перспектива боя подняла настроение Истмана больше, чем его самого могло бы приободрить любое количество пятизвездочного. Даже забавно, как люди крепли духом — взять хотя бы тот день, когда он узнал об объявлении войны, когда он впервые узнал о силах противника, когда он получил приказ натягивать скафандр и идти подкарауливать каньцев. У него в эти моменты возникало чувство, что внутренности вот-вот вывалятся через задницу. Но сейчас Истман разительно отличался от всех, с кем ему когда-либо приходилось иметь дело. Похоже сейчас накануне столкновения он и вправду пришел в прекрасное расположение духа и в таком приподнятом настроении стал таким же как и прежде. Он говорил о своих надеждах, как будто они были его намерениями, а о намерениях так, будто они стали свершившимся фактом. И в сознании Истмана, ясная как звездный свет, гнездилась надежда, намерение — уверенность — что сегодня он всем докажет насколько он отважен. И так безудержна будет эта его отвага, так очевидна, что у Аркали Хавкен просто не останется иного выбора как увидеть его в совершенно ином свете.
Вся эта идея обречена на провал, подумал он, когда Истман наконец ушел. Как же мужчина может настолько плохо разбираться в женщинах? Неужели он и впрямь рассчитывает, что она вдруг как по волшебству влюбится в него только потому, что он сумеет убить несколько каньцев голыми руками? Неужели он действительно воображает, что именно она, больше всех прочих женщин ценит мужскую храбрость? Неужели он все еще думает, что она когда-нибудь выбросит из сердца Хайдена Стрейкера? И что он, черт побери, имел в виду, когда упомянул о предстоящем выборе сёгуна?
13
Истман наблюдал за тем как одетые в скафандры люди из взвода Шадболта скрытно пробираются обратно в секции с девятой по четырнадцатую при полном радиомолчании. Его собственное подразделение было занято тем же самым — солдаты в полной темноте пробирались в свои каюты и укромные местечки через паутину узких коридоров и заброшенных помещений верхних уровней кормовой части. Каждый был вооружен хорошим бластером, гранатой и тридцатью энерготрубками. Каждый выбрал себе удобное укрытие неподалеку от переборки компенсатора в лабиринте машин и инспекционных лазов.
В этой секции не только не было воздуха, но и вообще были отключены все системы жизнеобеспечения. Когда засверкают фиолетовые вспышки мезонных резаков и станет виден свет звезд, им совершенно ни к чему будут порывы вырывающегося в пространство воздуха, несущего разный мусор.
Пока они ждали, оптимизм Истмана все рос. Он снова начал прикидывать. Внимательно прислушиваясь к тому, что говорил полковник, он узнал довольно много нового для себя и аккуратно приберег полученную информацию в укромном уголке памяти, чтобы как следует обдумать на досуге. Прибытие адмирала Гриффина позволило перебросить подкрепления, но, даже при этом, общее количество защитников Бейкера было не таким уж большим: четыреста семьдесят три десантника, триста семьдесят один боец метракоровской милиции — примерно такое же ненадежное отребье, как и то, что не сумело удержать Каноя-Сити — и тысяча флотских бойцов.
С другой стороны, отбытие Гриффина на Сацуму позволило каньскому адмиралу Хуан Мьеню высадить в Каноя-Сити больше войск и как следует подготовить их. Данные наблюдений свидетельствовали о том, что эти корабли прибыли с Сацумы под командованием некоего У Шеня. Они за пять с половиной дней преодолели десять астрономических единиц внутри системы, двигаясь по траектории, которая по широкой дуге позволила им обойти американский флот, в то время как единственный корабль Ю целый стандартный день несся с ускорением в пять «же», а затем семьдесят два часа тормозил, чтобы лечь на орбиту вокруг Осуми.
Силы равные, подумал он, устраиваясь поудобнее внутри мягко вздыхающего скафандра. Несомненно каньцы предпримут попытку прорваться через наружную обшивку Бейкера и позади больших батарей, где жизненно важные системы станции располагаются ближе всего к обшивке. Лично я именно так бы и сделал и именно поэтому попросил, чтобы моих людей бросили именно на эти позиции, для чего пришлось просить полковника Лоутона поменять нас с Шадболтом местами. Именно здесь должны разгореться самые тяжелые бои. И именно здесь я покрою себя славой — или накроюсь чертовой крышкой гроба. В любом случае, тому аду в котором я нахожусь сейчас, наступит конец. А если я прихвачу с собой еще и несколько китайских сукиных сынов, то тем хуже для них.
Кто-то прошел мимо него — смутный силуэт, серое на сером, даже несмотря на забрало высокого разрешения, но в том как он двигался было что-то смутно знакомое.
Он выбрал канал Шадболта.
— Боско, это ты?
— Я-то я, а вот ты кто?
Фигура казалось обернулась, затем снова исчезла.
— Твои люди на местах?
— Конечно, а где же им еще быть!
— Тогда, думаю, тебе лучше присоединиться к ним.
Колебание.
— Барб, нужно кое-что обсудить. Не по радио.
