Темный Шквал - Даниэль Зеа Рэй
Когда Аудроне поняла, что в этой войне не может быть победителей и проигравших, а две противоборствующие стороны за годы противостояния стали слишком похожи друг на друга? Правду на события ей открыла мать. Она поведала гнусные тайны «двора» и его «придворных». Десять лет назад кто-то подсчитал прибыли и понял, что выгоднее продолжать войну, чем выигрывать в ней. Армия Освобождения пришла к тому же выводу и сделки начали править этим миром. Появились «экспортеры» и «импортеры» — гонцы от обеих сторон, которые передавали «заявки» и устраивали торги.
Откуда об этой кухне знала Лала Ли? Как только на лице фаворитки Императора заиграли первые морщины, а за спиной выстроилась очередь из более молодых и ушлых соперниц, шаен Лирелия Левен поняла, что либо канет в лету, либо останется в кругу тех, кто еще может на что-то влиять.
Будучи мудрой и прагматичной, Лала Ли предложила Императору самой выбирать для него любовниц и их обучать. Ведь не могла же она доверить удовольствие Его Величества в руки малоопытных дам, способных своим неумением оскорбить их Императора? Уловка сработала, и Лала Ли возглавила целый гарем из нескольких десятков женщин, согласных на все ради… Император полагал, что ради привилегий и дорогих подарков, но Лала Ли точно знала, кого обучает его обслуживать. Конечно, любовницы быстро «приедались» и их требовалось менять. «Старым» предлагали начать обслуживать еще кого-нибудь из элиты. Желающих поваляться в койке с женщиной, ноги которой раздвигал сам Император, было достаточно.
Императору такое отношение льстило. Он поощрял бывших дам сердца за усердие и щедро раздавал преференции тем, кто с ними спал. Гарем рос в геометрической прогрессии, а влияние самой Лала Ли ширилось вместе с ним. Конечно, иногда и самой шаен приходилось «отрабатывать». Нет, не с теми, кто с удовольствием опробовал бы ее навыки. До этого уровня Императору не позволяло опуститься самолюбие и собственническое чувство, которое он по-прежнему испытывал к персоне уважаемой шаен. Но «тройнички» и оргии в компании отца своего ребенка эпизодически приходилось посещать.
Лала Ли никогда открыто не заявляла, что ненавидит Императора. Но в ее взгляде появлялось скользкое презрение и тошнотворное отвращение, когда в присутствии Аудроне она вспоминала имя этого человека. Крестей Вераций или «Крестный», как часто называла его Лала Ли, был олицетворением греха, жестокости и вседозволенности. Очередной отпрыск в династии, поставившей мир на колени, не помиловал свою бывшую фаворитку, мать своего незаконнорожденного чада, женщину, посвятившую ему жизнь. Нет, не помиловал. Но и Лала Ли отомстила ему самым страшным образом. Гарем, который она создала, стал основой сети «Сестринство», и только самым доверенным к Лала Ли лицам было известно, чем на самом деле промышляли ее «сестры». Конечно же, шпионажем. Эти жрицы любви знали в лицо каждого «экспортера» и «импортера» сделок между разными слоями придворной шушеры Альянса и представителями Армии Освобождения эфонцев. Они были посвящены в тайны, способные разрушить хилый мирок в руках властолюбцев.
Бросить вызов этой своре завравшихся и влиятельных людей можно было только одним способом — устроить заговор и обыграть. Лала Ли сплела заговор и принесла себя в жертву. Аудроне же оставалось только принять волю матери и шагать по жизни дальше, надеясь выстоять, во что бы то ни стало, и разыграть самую сложную партию, ставкой в которой было благополучие целой Вселенной.
— Аудроне? — голос Киарана вырвал ее из раздумий и заставил вернуться в реальность, в которой люди продолжали погибать, а виновные в этом — наблюдать малиновые закаты в розовом небе Луиты.
Они стояли у двери в его каюту, и Киаран озадаченно изучал лицо Аудроне.
— Ты здесь или все еще на «Ониксе»? — он погладил ее по щеке.
— Это не первая массовая гибель людей, за которой я наблюдала. Пугает, что это перестает впечатлять.
— Если все время думать об этом, можно сойти с ума, — он прижался лбом к ее лбу.
— Я хочу в душ, — прошептала Аудроне.
— Я тоже, — он выдохнул и закрыл глаза.
Они замерли, думая каждый о своем, и не решаясь войти в двери его каюты. Потому что оба знали, что, шагнув внутрь, должны будут оставить прошедший день позади и жить дальше. Потому что война продолжается. И каким бы страшным ни было ее лицо, они с Киараном навсегда останутся ее детьми.
* * *
Вильям и Тартас вошли в медблок и начали снимать с себя амуницию. Ткань костюмов оплавилась по краям ран и запеклась слоем корки, сорвать которую можно было только вместе с кожей. Вильям нашел ножницы и обрезал костюм по окружности раны Тартаса. Себе же он помогать не спешил, сразу переключившись на активацию своих приборов и вводе данных через сервис голосовой поддержки.
— Ложись туда, — Вильям указал на капсулу сканирования. — Я проведу диагностику и решу, что делать с твоей раной на плече.
— Ничего не делать, — ответил Тартас. — Надо снять с тебя костюм и просканировать твою руку.
Он начал расстегивать костюм Вильяма и когда дотронулся до его груди, тот поморщился.
— Ребра? — предположил Тартас.
— Обычный ушиб. Пройдет, — Вильям продолжал таращиться на свои приборы, как будто они были всесильны и самостоятельно способны вылечить все его недуги.
— Это ты без сканирования только что определил? — Тартас продолжал его раздевать.
— Я знаю, как болят сломанные ребра! — Вильям сказал это слишком резко, а Тартас отступил от него на шаг.
— Можно жить и с неработающей правой рукой, — он перешел на повышенный тон. — Можно установить протез, в конце концов!
— И больше никогда не быть военным врачом, — ответил Вильям. — И отбывать срок заключения, длиной в еще пятнадцать лет на какой-нибудь базе для военных преступников. Осматривать таких же осужденных, как и я, и делать записи об осмотрах с рекомендациями принять препарат, которого у меня не будет. Мои руки, — Вильям осекся, но продолжил, — это вся моя жизнь. Без них я — осужденный на наказание дилер наркоты.
— Ты сегодня едва не погиб! — Тартас перешел на крик. — По собственной глупости! Кто бросает ловушку Асгендо в неизвестность? Обзор! Если
