Jamique - Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Пачка распакована
Безжалостна воля добра…
Станция. Императорские апартаменты
Стук, стук, стук… Шаг по гулким коридорам, где бодрствует только вахта. Не обращая внимания, не поворачивая головы, размашистым шагом мимо. Станция спит. Вахтенные при виде него щёлкают каблуками. И снова застывают.
Эти люди могли быть мертвы, станция раскорячена изнутри взрывом, и флот бы сейчас отступал, унося в гиперпространство за собой ужас, растерянность, недоумение…
— К императору, — яростно сказал лорд Вейдер, пройдя мимо алых гвардейцев. Те безмолвно расступились.
Он распахнул дверь и вошёл в апартаменты своего учителя.
Император не спал. Установка дальней связи светилась рабочим режимом. Перед ней в кресле, которое то ли он сам перетащил сюда, то ли мальчики постарались, сидел император. Закутавшись в балахон и почти поджав ноги.
— А, Вейдер, — он поднял голову. — Кажется, ты расстроен.
— Не то слово, — почти прорычал Тёмный лорд.
— Сыночка не удушил?
Вейдер посмотрел в лукавинки в глазах императора. Всегда действовало, как душ. Которого он вот уже двадцать лет не принимал.
— Нет, — ответил он неохотно. — Я с ним как раз сдерживал себя. Старался ничего не показать.
— Значит, показывать было что, — задумчиво резюмировал учитель, вертя в пальцах какой-то маленький предмет. — Это не Кеноби?
— Кеноби!!!..
— Вейдер, ты меня оглушишь, — поморщился император. — Тебе не кажется, что это уже перебор? Сначала состарил, потом с ума свёл, теперь слуха лишаешь…
В невоспроизводимой более никем в этой галактике интонации его учителя было такое, что Вейдер, вместо того, чтобы вздрогнуть и оледенеть, почувствовал, как изнутри им начинает овладевать неудержимый смех.
— Последнее, что я сделаю, повелитель, — сквозь резкий смешок сказал он, — это вгоню вас в гроб, а потом и сам умру вслед за вами.
— Достойный конец нашей с тобой карьеры, — кивнул император. — А теперь возьми кресло и садись. Не маячь передо мною.
— Лучше я буду ходить, — возразил Вейдер. — В кресле я не высижу больше, чем пять минут.
— Хорошо, — вполне мирно ответил император. — Можешь ходить. Только не жди, что я буду вслед за твоей траектории вертеть головою, — и сосредоточился вновь на мелкой вещице в своей руке.
— Что это? — спросил Тёмный лорд с любопытством.
— Очаровательная безделушка, — ответил император и нажал на что-то на поверхности этой вещицы. Вспыхнул луч, прямо перед Палпатином возник другой, маленький, голографический Палпатин, воздел руки, опустил руки, снова воздел руки…
Вейдер наблюдал за этим с ощущением холода где-то в районе желудка.
— Надеюсь, — тщательно деля слова, произнёс он, — моей безделушки в этой галактике нигде нет?
— Я тоже надеюсь, — кротко ответил ему Палпатин и выключил вещицу. — К делу, Вейдер, к делу.
И вот тут Тёмный лорд из дальнего угла Силой подвинул себе кресло и тяжело уселся в него.
— Повелитель, — устало сказал он. — Дело совсем не в Кеноби…
— В чём же? — поинтересовался Палпатин.
У него был внимательный взгляд хищной птицы.
— Что-то мы с тобой очень тяжёлое сдвинули, Вейдер, — сказал он, не дожидаясь ответа. — Что-то настолько тяжёлое, что оно грозит упасть на нас вновь и придавить… теперь уже безвозвратно.
— У нас нет пяти лет, повелитель.
— А сколько?
— …почему вы не спросили: «почему»?
— Потому что это второстепенный вопрос.
— Полгода, — сказал Вейдер.
— А вот теперь наступает время вопроса «почему», — практичным тоном сказал император. — Так почему, Вейдер?
— Кеноби… Бен… он был связан с моим сыном… он и сейчас связан…
— Прекрати истерику, Вейдер!
Мокрой оплеухой по мозгам. Такого резкого и повелительного голоса Вейдер у него давно не слышал.
— Прекрати истерику и закачивай ныть! Главнокомандующий Имперских вооружённых сил! Чуть не погубивший их ради своего сыночка!
— Император…
— Я двадцать три года как император, — Палпатин неожиданно встал. — А вот ты, — он подошёл к нему так близко, что Вейдер не смог бы встать, не сбив Палпатина с ног, — последние четыре изображал из себя невесть что. Опять начинается? Приди в себя, Владыка ситхов!
Лучше бы он его по лицу ударил. Хотя для этого Тёмному лорду пришлось долго и мучительно освобождаться от маски. Вейдер дышал. Ритмично на вдох-выдох… Император стоял и ждал.
— Когда я шёл сейчас по коридору, — проговорил Вейдер, взглядом упираясь в грудь императора, — я думал, что этого могло не быть. Всего, что вокруг…
— Молодец, — язвительно бросил Палпатин. — Разум в тебе всё же пробудился. Или мне тебя от рецидивов лечить? Сколько раз ты будешь ухать в ту же ловушку? Мой маленький, мой сын, мой… Никакой он не твой! Бенов, Ларсов, Амидалин — не твой! И если ещё раз подумаешь об обратном!..
— Что вы сделаете, повелитель?
— В зелёный цвет перекрашу.
Вейдер медленно поднял голову… и засмеялся.
— Смешно ему очень, — проворчал Палпатин, кутаясь в хламиду и идя обратно в кресло. — А мне не очень. Более того: мне совершенно не смешно.
— Простите, учитель…
— У меня прощения не проси! Под твоим началом тысячи людей, об этом подумай! Из-за шипа, что тебе в одно место попал, всю Империю четыре года трясло! Зачем ты Оззеля задушил?
— Он был болван.
— Перевёл бы на другой корабль.
— Болван и на другом корабле останется болваном…
— А что тебе сделал Ниида?
— А что вам сделал весь тот госаппарат, который вы в первый год Империи уничтожили подчистую?! — взорвался Вейдер.
— Болваны были, — ехидно ответил Палпатин.
Тёмный лорд только рот открыл. Как всегда, его любимый учитель проводил с ним психотренинг, а он, как всегда, понял это только когда тот сам сказал об этом.
— Ну, повелитель…
— А теперь, когда ты перестал предаваться сентиментальной скорби по поводу гибели всего мира, объясни мне про сына, Кеноби и про то, как это связано с нами.
— Он… он с ними…
— Кеноби уже «они», — снова съязвил император. — Когда ты научишься свои мысли ясно выражать?
— Когда захочу!.. Они — это они, — устало ответил Вейдер. — Морд я их не видел, но морды были… Кеноби только первое звено. А за ним…
— Умершие джедаи? — спросил Палпатин с неприкрытым любопытством. В тоне была и издёвка. Вейдер невольно усмехнулся: учитель…
— Не знаю. Не уверен. Ощущение большой толпы людей…
— Которые держат твоего сына?
— Да. Они его держали. Крепко. А потом… Его отпустило. Когда мы… сделали не то, что нужно…
Живые и умные глаза императора смотрели на него.
— Вейдер, — сказал тот почти ласково, — так почему ты считаешь, что это связано с нами?
— Они хотели нас убить.
— Нет, мой мальчик, это я понимаю. Я не понимаю, почему они всё ещё представляют для нас опасность. Они отпустили твоего сына. Так почему не пять лет, а полгода?
— Я… — Вейдер судорожно стиснул в кулак свою уцелевшую руку. — Я испугался.
Промежуток тишины.
— Да, — трезвым тоном сказал Палпатин. — Это серьёзно.
— Это… — с трудом сказал Вейдер, — запах той силы… Огромной силы… Самой огромной, какую я только знал… В тысячу раз меня сильнее…
— Запах?
— Да, повелитель, — Вейдер сглотнул. — Из детства. Из юности. Из снов. Судьба.
И новая тишина.
— Да, — произнёс Палпатин на удивление мягко, — судьба — самая непреодолимая сила… Но кто же знал, что она состоит из миллионов враждебных тебе воль?
Вейдер вздрогнул и вскинул голову.
— Учитель?…
— Да-да, — ласково кивнул ему Палпатин. — Судьбу ошибочно считают за некий фатум, безличный ток жизни. Кто-то отрицает её, кто-то считает себя её творцом, а кто-то полагает, что она как Великая Сила: течёт и будет течь. Но у судьбы, мой мальчик, — его сухая ладонь накрыла плечо Вейдера, — миллиарды живых враждебных глаз. Те, кто не желал в мир нашего прихода. Те, кто делал всё, чтобы нас изменить. А когда изменить не удалось — и, поверь мой мальчик, таких, как мы, изменить невозможно — было положено нас искалечить и убить, убить нашими же собственными руками… Прости, но не затянул бы ты свой бой с Кеноби…
— Да.
— Вот видишь, — он легонько погладил его по плечу. — Ты всего лишь своими глазами увидел это, Вейдер. В мире накопилось слишком много добра. И в нём слишком яркий свет. А мы умираем. Ситхи умирают. Злые и недобрые. И миллиарды просветлённых день и ночь смотрят на нас, до тех пор, пока их взгляды и их воля не обретают овеществлённую плоть и не поворачивают нашу жизнь так, как им угодно. Этому почти невозможно противостоять. Но, — император с достоинством выпрямился, — я, старый ситх, а ныне тёмной силой своей Император большей части галактики, это умею. Я всю жизнь ломал чужую судьбу. Поверь, мой мальчик. Я много не сумел. Я допустил, чтобы твоя судьба тебя всё же настигла. Но ты не умер. И я тебе обещаю, — взгляд Палпатина стал жёстким, — ты будешь жить долго. Очень долго. И от взглядов миллиардов просветлённых я тебя сумею закрыть. А потом и привить иммунитет. Ты много не знаешь, — с сожалением покачал головой старый ситх. — Очень многого. Играешь со своей Силой… Вейдер, давай уговоримся. Пора становится взрослым. Империю мы завоевали. А теперь… Теперь стоит разобраться с прочим. Итак, ты хочешь сказать, что «полгода» — это твоё ощущение после погружения туда через связь с сыном?
