Олег Костенко - Хозяин вечности. Дочь наемника

Теперь когда «Ласточка» была готова к отлёту, можно было, наконец, выбраться наружу и посмотреть существует ли хоть какая-то возможность вывести корабль в пространство. Что ему удастся вырваться в сплетение прямо отсюда, Брюл не очень-то верил, это даже если получится отключить гравитацию.

На всякий случай, он отдал команду отправить в пространство позывной космогаторов, – Брюл был очень обстоятельным человеком.

К его немалому изумлению ответ поступил. Здесь, сравнительно недалеко, находилось ещё сразу три «Ласточки». Отреагировав на гильдейский код, ему ответили их компьютеры. Но они лишь доложили об отсутствии на борту пилотов.

Один из позывных соответствовал кораблю Герды. Коды двух других юноша не знал. Значит, она тоже выжила, – с облегчением понял Брюл, – это хорошо. Чуть подумав, он включил голосовую связь.

– Говорит космогатор Брюл Ковис, личный код Т – 742 – КЦ-2. Нахожусь поблизости от вас. Нуждаюсь в помощи.

Ответа не было. Очевидно находясь вне своих «Ласточек» Герда и её неведомые спутники просто не располагали работающими на нужных волнах достаточно мощными передатчиками. Возможно, они даже не слышали сообщения.

Брюл несколько раз повторил призыв, подождал немного, потом тщательно определил направление ответных сигналов и отсоединил умственную связь с компьютером. Затем он передвинул несколько тумблёров на пульте, он двинулся к выходу с корабля. В конце концов, если гора не идёт к Магомету, последний может и сам посетить гору.

Глава двадцать пятая

Битва за вечность

Финал этой истории известен нам со слов всего одного уцелевшего рассказчика, и потому это во многом вопрос веры.

Они шли очень быстро, почти бежали. Ведомые Инори и Гердой к месту вероятностного разрыва. Но коридоры постоянно меняли направление. Это был настоящий трёхмерный лабиринт. И им ни как не удавалось добраться до места, в котором, как они предполагали, находился алеф. Герда в очередной раз задалась вопросом, зачем перворасы соорудили вокруг алефа такое. Ответа, разумеется, не было.

Никто не задавался вопросом: а что собственно они хотят сделать. Ответ был очевиден и сверкал в сознании каждого подобного острому блистающему кристаллу: они должны сами провести космическую перезагрузку, кто-то из них должен войти в Алеф.

Все члены группы были существами нормальными, без всяких признаков нарциссизма. Никто из них не считал себя лучшим разумным в космосе. Каждый понимал, что есть невообразимое количество мыслящих, куда более достойных, чем любой из них, что бы провести перезагрузку реальности. Проблема, однако, заключалась в том, что этих других здесь, увы, не было.

Понимали они и другое. Какими бы небыли они сами, они всё же были лучше кандидатов в миссии подобранных силами. Если вселенная будет перестроена в соответствии с жизненными принципами последних, то на все цивилизации падёт вечный мрак и все разумные будут существовать в непреходящем рабстве, а право будет лишь у сильнейшего. Разумных с другими жизненными принципами силы использовать для перезагрузки попросту не могли: это противоречило бы их собственным интересам.

И оставался ещё один вопрос, который они себе попросту старались не задавать. А кто собственно войдёт в алеф? Нужно было обладать поистине немыслимыми амбициями, что бы потерять ради божественности свою истинную сущность. Даже если она и послужит основой для психики вселенского сверхсущества, то это будет уже не та психика. Что общего между муравьём и разумным, между первоамебой и разумом впоследствии развившимся из неё. «Жертва мессии, жертва» И все они невольно оттягивали это решение на потом, надеясь, что всё разрешится само собой, и пойдет, как пойдёт.

Внезапно отключилась гравитация.

Существо ударило сферической волной хаоса. Она расходилась от него подобно незримому взрыву. Волна не была особо мощной, Хороший псионик третьего уровня легко нейтрализовал бы её или, по крайней мере, проделал бы брешь для себя, но псионоков рядом с существом не было.

Силы решили, что удовлетворяющий нужным им личностным требованиям кандидат должен был быть ещё и прост как доска. Чем проще, тем лучше: так им казалось спокойней. А псионик – боже упаси! Мало ли на какие фокусы будет способна разумная вселенная, за матрицу которой будет взять мозг псионика?! В результате остановить существо оказалось некому.

Волна тотального упрощения превращала органы окружающих эмиссара в студень. Плоть оплывала, превращаясь в аморфную жидкость, заключённую в мешок из кожи. Всё происходило так быстро, что никто из разумных не смог ничего понять.

Некоторое время эмиссар стоял неподвижно, и лишь покачивался в разные стороны, анализируя вероятностные поля. Анализ шёл плохо: присутствие алефа вносило слишком сильные искажения. Но, кажется, для эмиссара всё обстояло благополучно. Уцелели лишь немногочисленные кандидаты, находившиеся достаточно далеко от него. Не имея понятия о случившемся, они продолжали взаимное истребление, которое должно было занять их надолго. У эмиссара было время для того, что бы восстановить организм, после зацепившей его «отдачи». Одновременно он планировал заняться разрушением защиты алефа.

Существо произвело последнюю проверку. Одна из вероятностей сильно ему не понравилась. Но, из-за помех создаваемых алефом, деталей он различить не мог.

Какое-то время эмиссар колебался: новый выброс энтропии мог затянуть его выздоровление на слишком долгий срок. Потом он нанёс короткий кинжальный удар по локальному центру жизнеобеспечения сооружения. Волна тотального упрощения сокрушила узел и внесла сильные искажения в работу уцелевших систем. На какое-то время это должно было задержать приближающихся.

Сразу же отключилась гравитация. Но эмиссара это не беспокоило: он чуть всплыл над полом и, пребывая далее в неподвижности, принялся анализировать системы защиты.

На мгновение всем показалось, будто пол сделался скользким: ноги поехали по нему, так, как будто исчезло трение. Бегущие начали опрокидываться на спину, однако падения не произошло. На миг Герде показалась, что пол непостижимым образом развернулся, и она стала падать куда-то на потолок. Однако падение длилось и длилось, а верхняя плоскость так и не приблизилась. Да и была ли она теперь верхней? Герда вдруг явственно осознала, что не различает больше верха и низа, и поняла, что попала в состояние невесомости.

Кругом слышались крики её растерявшихся спутников. Герда видела, как Хемса, беспомощно молотя руками по воздуху, врезался в переборку, которая тут же отбросила его от себя. В довершение всего кимерита ударил весящий за спиной, на ремне гранатомёт. Гордый волкообразный не издал ни звука, и Герда понадеялась, что в невесомости удар действительно вышел не очень болезненный.

Сама Герда быстро освоилась. Работа в невесомости была у всех пилотов натренирована до автоматизма. Без особых усилий она изменила положение тела на дававшее лучшей обзор и принялась осматриваться.

Разумеется, старшие космогаторы к этому времени уже полностью подстроились к ситуации. Инори тоже чувствовала себя неплохо. Сейчас она явно была встревожена, но это вовсе не мешала ей наслаждаться отсутствием веса. Что ж, иного от наставницы Герда и не ждала.

А вот с остальными дело обстояло похуже. Антуан неистово двигал руками и ногами сразу, медленно смещаясь к одной из стенок. Самое удивительно было то, что при этом он не издавал ни звука.

Первети уже почти освоилась и теперь неспешно дрейфовала в пространстве цилиндрического коридора, изредка отталкиваясь руками от переборок и предметов непонятного назначения. Последние оказались намертво прикреплены к перегородкам.

Герда, уже было, решила, что за археологическую шефиню можно не беспокоиться. Но тут на Тину налетел Антуан. Обоих тот час же отбросило в разные стороны.

– Не умеешь, не летай! – исторгся из уст космолога гневный вопль. Но кому он его адресовал, Первети или себе, оставалось не ясным.

Герда хмыкнула и, наконец, нашла глазами Романа. Как всегда, в критической ситуации, он предал себе солидный вид и важно оглядывался. Висел он точно в центре между всеми четырьмя переборками коридора, в какой-то жутко торжественной позе, которая как нестранно ему очень шла. Герда вдруг вспомнила, что как-то видела голографию страшно древней статуи «Мыслитель», она даже запомнила фамилию скульптора: то ли Родон, то ли Ридан.[4] Так вот, если бы он ваял в невесомости, то за образец вполне мог бы взять Романа.

Туловище у того было полусогнуто, так будто он важно высидал на каком-то невидимом кресле, а взгляд сосредоточен настолько, словно он решал мировые проблемы. Впрочем, проблема действительно была: «А что собственно это всё значит?».