Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
Да, Итар был жив и даже невредим, по-моему. Во всяком случае, я не видел никакой крови на его коже. Встав рядом с парнишкой на колени, я перевернул его к себе лицом, но к величайшему облегчению не нашел никаких серьезных следов, разве что на шее красным ошейником проступали следы пальцев — я немного придушил его.
— Эй, Итар, — я потряс своего спасителя, приподняв над полом. — Давай, приходи в себя, надо убираться отсюда…
Но Итар молчал. С чего бы ему говорить, если он без сознания?
— Что мы будем делать? — спросил я тихо у комнаты, медленно повернувшись в сторону другого источника звука. — Надо бы отсюда бежать, но как?
Я смотрел, как женщина медленно и утомлено опустилась в кресло. Ее движения были заторможены, словно она прибывала в глубоком шоке.
— Как тебя зовут? — спросил я хрипло и встретился взглядом с женщиной. И когда наши взгляды скрестились, сердце замерло у меня в груди. В ее глазах играли желтоватые отсветы гнева, она была готова меня убить, она ненавидела меня всей душой. За что? Быть может, за то, что я посмел прикасался к ней?
Почему она не смотрела так на Контроллера, но теперь смотрела так на меня?
— Как тебя зову? — повторил я медленно, словно волшебную фразу, с который мы вновь начнем все с самого начала. Как в той клетке в пропускнике Парлкака 15.
— Меня нарекли в детстве Китонго, что значит зимнее облако, — устало, с какой-то тихой меланхолией отозвалась женщина. — Но ведь у меня больше нет имени. Его отобрал у меня ты. Теперь меня зовут просто Женщина.
— Не я, это был Контроллер, — я покачал головой, дивясь ее заблуждению и тому бешенству, которое таилось за ласковым голосом.
Я вспомнил ее совсем другой.
Бедный, — говорила она мне в малюсенькой комнатке Школы в Поднебесье, — ты бредишь.
И я слышал в ее голосе сострадание, благодарность и нежность. Она говорила мне странные вещи, а потом исчезла, превратившись в песок. И вот теперь я вижу ее здесь. Как она попала сюда, зачем прилетела? Неужели все дело в Сатринге?
— Для них я — Великий Контролер, — пробормотал я, заставив себя на время забыть о маловажных мелочах. — И все же я не могу просто так взять вас на борт и убраться отсюда восвояси. Мне еще Грога надо вытащить. Это при условии, что он жив… Жив…
Я нахмурился. Не люблю думать о худшем, но почему-то в таких случаях в голову всегда лезут лишь мрачные мысли.
Я медленно встал, на негнущихся ногах подошел к окну и застыл, вглядываясь в облака. Теперь они походили на грязные обрывки ткани, которые кто-то насмешливый, с чувством юмора весьма незаурядным, привязал к высокому шесту и воздел над миром, словно победоносный стяг. Эти неопрятные знамена летели с бешеной скоростью на фоне более светлого, сероватого неба, на котором я не заметил ни намека на мутное солнечное пятно. Ветер, что буйствовал за пределами стен, причудливо изгибал деревья, и казалось, они в любую секунду могут покинуть свои привычные места. Разбрасывая в стороны землистые корни, они поползут по земле, оставляя уродливые шрамы на аккуратных газонах, уже испорченных многочисленными обломками веток и камнями, притащенными от фонтанов; поднимутся на дыбы, полетят вместе с ветром.
Я передернул плечами и опустил взгляд. Под окном в полутора метрах подо мной, была серая крыша подъезда, по которой и пробрался в комнату Итар. Выложенная узорчатой мозаикой, она невольно заставила меня залюбоваться изгибами и переплетениями рисунка. В нем было столько оттенков серого, что я волей неволей засомневался в своей правоте. Раньше казалось, что есть Свет и есть Тьма. Есть Добро и Зло, Белое и есть Черное. Я делил мир на противоположности; как и многим, так мне было проще принимать решения. Этот поступок плохой, тот — хороший. Не существует принципа меньшего зла, главное не идти против сердца. Но никогда я не думал, кем на самом деле являются те, кто старается не творить зла, и стремится к добру. Мы есть оттенки серого. Тот, кто отступил от тьмы, уже по праву не носит черного окраса, но и до белизны ему ой как далеко. Мы — безжизненная, серая масса, и это — правда. Нам нечем блистать. Но откуда же тогда остальные цвета? Желтый — цвет солнечного луча, изумрудный отблеск травы рано утром… Причастны ли мы к краскам мира?
На полу застонал Итар, и я был вынужден оторваться от своих мыслей, быстро пересек комнату и закрыл парнишке рот рукой — не хватало нам только, чтобы охрана услышала мужские стоны.
Движение за спиной заставило меня отстраниться от мальчишки. Пожалуй, от очень неприятного забытья меня спасла разве что реакция. Тяжелая глиняная ваза прошла мимо моей головы и разбилась об пол на толстые, острые черепки.
Я невольно улыбнулся, так воинственно выглядела Китонга. Должно быть решила, что я взялся придушить Итара, что не справился с личностью Контролера…
— Мы должны уйти отсюда, — сказал я, помогая подняться купалианину. — Я больше не Контроллер. Я — капитан корабля Ворон Антон Доров и мне бы хотелось найти свою летающую посудину. Так что давайте подумаем вместе о том, как отсюда выбраться…
— Ну и рука у тебя, Доров, как сомкнул — я думал, мне пришел конец! — проворчал Итар. — Но все равно ты слабее Ванессы. Хотя конечно, это нечто! Как ты выжил после чистки мозгов, не прикидываешься? А ну, чем я собирался убить тебя на Вороне?
— Карандашом, не?
— Потрясающе, — Итар провел рукой по лицу. — Ничего подобного никогда не слышал! Чтобы после замены личности старая вернулась на свое место…
— Так зачем же ты пришел, если шанса не было? — искренне удивился я. — Это же какой риск.
— Не мог поверить, что ты сдохнешь, не дав мне вернуть долг! А шанс всегда есть. Чисто гипотетический. В теории возможно возвращение личности если она достаточно устойчива…
— Стража!!! — закричала вдруг Китонго, прерывая наш милый светский диалог. — Стража!!!
Что-либо делать было уже поздно, и я лишь спросил, глядя, как распахивается и по инерции врезается в стену дверь:
— Зачем же ты?…
В комнату ввалилось сразу пятеро. Трое незнакомых солдат, Мурдран и Заброх. На лице лейтенанта-командеро было обреченное беспокойствие, Мурдран и солдаты хранили сосредоточенное внимание.
— Что это такое? — строго спросил Заброх.
— Зачем ты это сделала, Китоного? Ведь я спас тебя тогда, спас бы и сейчас. Ты могла бы быть свободной… — повторил я свой вопрос. Сейчас, почему-то, факт непонятного предательства интересовал меня гораздо больше, чем угроза со стороны военных.
— Я есть Мать и даритель жизни, — сказал мне Китонго. — Я родилась на бедной планете Лирта, где мои родители, чтобы выжить, продали меня в рабство. И вот у меня появился шанс оставить свой след во всей Вселенской Истории — стать Матерью Контроллера. Так сказал мне Великий Сатринг и отправил сюда, чтобы я получила шанс стать такой же Великой, как и он сам. Это ты отнял у меня славу!
— Это сумасшествие, — пробормотал я, думая о том, что оказался прав — Почему же ты так не хотела меня, когда мы остались одни?
— Потому что я узнала тебя, как увидела! Потому что поняла, что ты — не Контролер и никогда им не станешь. А, значит, я никогда не стану Матерью!
— Умереть — как это может быть высшей целью? Ты сошла с ума! — ужаснулся я.
— Нет, — вдруг тихо возразил Итар, — просто ты зря меряешь всех по себе. Другая планета, другие цели и средства.
— Мудрец, — проворчал я. — Как сам не догадался…
— Это не Контроллер больше! — тем временем сказала Китонго, обращаясь к солдатам. — Его разум не погиб при замене личности. Его имя — Антон Доров, и он капитан космического корабля! Убейте его!
— Да я понял уже, — мрачнея, пробормотал Заброх. — Что ж…
Он поднял оружие. Небольшой черный пистолет с голубым ободком на дуле качнулся, парализующий луч был готов поймать любое наше неосторожное движение. Потом он медленно повернул рукоятку, и ободок стал красным.
Мне стало немного досадно. Стоя перед Заброхом и глядя на то, как солдат готовиться нажать на курок, я думал, что очень обижен на Судьбу: она закрутила на моей жизненной прямой такие невероятные спирали, что я сам порою теряю логическую нить своего бытия. Зачем я прожил эту жизнь? Столько всего было, но я никак не могу понять: зачем? Может быть, я беспросветно туп, но я уверен, что точку в моей истории ставить бессмысленно, еще не изложена на страницах судьбы самая суть. И с тем огненно-красный ободок на дуле предвещал смерть. Итар шагнул вперед, но Заброх угрожающе качнул дулом, резко скомандовав:
— Стоять! Мурдран — останься. Ребята — выйдете.
Помедлив, солдаты нехотя повернулись и вышли из комнаты.
— Дверь! — напомнил вслед уходящим Заброх.
— Есть! — отозвались три стройных голоса, и дверь закрылась за ними. Шаги стали быстро удаляться.
