Питер Гамильтон - Дисфункция реальности: Увертюра
В помещениях экипажа начал потрескивать металл, оказавшийся под воздействием нового непривычного веса. Пустые каюты и коридоры наполняли мучительные скрипы, трещала и ломалась, рушась на пол, композитная мебель, причем каждый обломок, с пушечным грохотом ударяясь об пол, оставлял в металлическом настиле глубокую вмятину. Каюты и камбуз были залиты вырвавшейся из лопнувших труб водой, по поверхности которой с каждой небольшой корректировкой «Язиусом» курса пробегала странная рябь.
«Язиус» углубился в кольца. Его оптические датчики уже не справлялись со своими функциями, поскольку снаружи бушевала настоящая метель. Корабль еще раз изменил направление полета — теперь он летел почти параллельно направлению движения образующих кольцо частиц, но все же под небольшим углом, неуклонно направляясь вниз, к массивной туше газового гиганта. Славная это была игра: приходилось постоянно уворачиваться от крупных обломков, от острых, как кинжалы, осколков льда, холодно поблескивающих в солнечных лучах, от обледенелых булыжников, от иссиня-черных кусков практически чистого углерода. Корабль-биотех облетал их все, ныряя, уворачиваясь, иногда закладывая крутые виражи, не обращая внимания на перегрузки, которым эти маневры подвергали драгоценные энергоклетки. Энергии здесь, в кольцах, было хоть отбавляй. Космическое излучение, мощная пульсация магнитного поля планеты, бурные порывы солнечного ветра — все это «Язиус» улавливал своим искажающим полем, концентрируя в могучий когерентный поток, поглощаемый и перенаправляемый его энергоклетками.
К тому времени, когда корабль добрался до щели Энке, энергии было накоплено достаточно, чтобы активировать первое яйцо. «Язиус» испустил пронзительный торжествующий вопль. На него тут же откликнулись другие космоястребы. Они неотступно следовали за товарищем, повторяя все сумасшедшие изгибы пролагаемого им в кольце курса и отчаянно сражаясь со взбудораженными им частицами вещества. Лидер космической стаи продолжал закладывать бешеные виражи. Никто не мог сравниться с ним ни по скорости, ни по бесшабашной отваге. То и дело остальных заставали врасплох отчаянные повороты, отклонения, кувырки в шквале непотревоженных частиц. Эго было настоящим испытанием не только мастерства, но и мощи. Даже удача играла здесь немаловажную роль. Ведь удача являлась качеством, которое стоило унаследовать.
Когда «Язиус» издал свой клич в первый раз, ближе всех остальных к нему был «Хайэль», несущийся всего в каких-нибудь двух сотнях километров позади. Он рванулся вперед, а «Язиус» одновременно чуть сбросил скорость и лег на прямой курс. Наконец, они встретились. «Хайэль» теперь находился в десяти метрах от товарища, они располагались точно один над другим. Вокруг них бешено плясали частички кольца, подобно поднятым лыжниками снежным вихрям.
«Хайэль» по телепатическому каналу начал передавать товарищу свою композиционную схему, запись структуры ДНК, испытывая при этом необычайную гордость. Затем «Язиус» включил структурный формат «Хайэля» в мощную энергетическую инъекцию, посланную им в первое яйцо.
Яйцо, «Аситис», проснулось, и с удивлением и возбуждением осознало факт своего существования. Оно ожило в потоках энергии, каждая его клетка была переполнена восторгом, ощущением цели и страстным желанием тут же начать расти.
Пространство наполнилось ликованием «Язиуса».
«Аситис» почувствовал, что его выбрасывает в открытый космос. Клочья кожи «Язиуса», крутясь, улетали прочь, темно-синий корпус с виднеющейся в нем красной дырой удивительно быстро уменьшался в размерах.
— Свободен! — запело яйцо. — Я свободен!
Над ним нависала какая-то огромная темная масса. Сила, которую оно ощущало, но не в состоянии было понять, замедлила его беспорядочное вращение. Казалось, вся Вселенная состоит лишь из крошечных осколков материи, пронизанных светящимися поясами энергии. Мимо с пугающей скоростью проносились космоястребы.
— Да, ты свободен. Добро пожаловать в жизнь.
— Что это за место? Кто я? Почему я не могу двигаться, как ты? — «Аситис» пытался хоть немного упорядочить хаотично крутящиеся в его сознании обрывки знаний — последний дар «Язиуса».
— Терпение, — посоветовал «Хайэль». — Ты будешь расти, будешь учиться. Со временем все то, что ты знаешь, встанет на свои места.
«Аситис» осторожно приоткрыл канал телепатического восприятия, чтобы ознакомиться с окружающим его пространством около Сатурна, и услышал целый хор приветствий, донесшихся со всех хабитатов, и еще более мощную волну признания от взрослых эденистов, и восторженные кличи детей. Затем его мысленного слуха коснулись возгласы ободрения от его братьев — юных космоястребов, гнездящихся среди колец.
Яйцо перестало бултыхаться и теперь зависло под «Хайэлем», оглядывая пространство вокруг себя только что обретенным внутренним зрением. «Хайэль» начал менять траекторию их полета, поместив яйцо на постоянною круговую орбиту вокруг газового гиганта, где ему предстояло провести следующие восемнадцать лет, взрослея и увеличиваясь до размеров взрослой особи.
«Язиус» ринулся к верхней границе облачного слоя, оставляя за собой в кольцах темную борозду, видимую лишь тем, кто мог ее распознать, и говорящую о многом. Его полет, даже в пределах кольца-А, дал достаточно энергии, чтобы запитать еще два яйца, «Брисеиса» и «Эпопеуса». «Гесперус» вылупился, когда корабль проходил щель Кассини. «Грэя», «Иксион», «Лаокоон» и «Меропа» обрели сознание уже в кольце-В и только с тем, чтобы быть унесенными космоястребами, чьими композиционными схемами они были наделены.
«Юдат» поравнялся с «Язиусом» на внутреннем периметре кольца-В. Полет был долгим, тяжелым и подвергавшим серьезному испытанию даже могучие источники энергии космоястреба, не говоря уже о серьезном экзамене но искусству пилотажа. Но теперь «Язиус» снова призывал товарища, и «Юдат» преодолел разделяющее их пространство, их искажающие поля слились, а корпуса практически соприкоснулись. «Юдат» отправил «Язиусу» по телепатической связи свою композиционную схему, которая была воспринята с глубокой благодарностью.
— Благодарю тебя, — в конце концов сказал «Язиус». — Я чувствую, что этот будет совершенно особенным. В нем чувствуются великие силы.
Яйцо, подобно выпущенному из пушки ядру, вырвалось из яичника, сопровождаемое выброшенным в пространство фонтаном обрывков тканей полипа, и «Юдат» остался на месте, чтобы своим искажающим полем затормозить растерянное, озадаченное дитя. «Язиус» же тем временем продолжал полет. Озадаченный черноястреб так и не успел спросить, что означало последнее загадочное высказывание.
— Добро пожаловать в жизнь, — церемонно сказал «Юдат», остановив, наконец, вращение семиметрового шара.
— Благодарю тебя, — отозвался «Энон». — Куда мы направляемся?
— На более высокую орбиту. Сейчас мы слишком близко от планеты.
— А-а! — Небольшая пауза, пока неокрепший разум сообразовывался с зарождающимися чувствами, стараясь обуздать вихрем нахлынувшие мысли. — А что такое планета?
Последним яйцом был «Приам», извергнутый далеко за тонкой границей кольца-В. Космоястребы, продолжавшие следовать за собратом — теперь их оставалось никак не более тридцати, — начали разворачиваться. Сейчас они находились в опасной близости от облачного покрова, занимавшего более тридцати процентов видимого пространства. Начало сказываться притяжение планеты, пагубно влияющее на работу их искажающих полей и тем самым уменьшающее скорость кораблей.
«Язиус» же продолжал снижаться. Его более низкая, более скоростная орбита позволяла ему держаться впереди остальных. Но искажающее поле космоястреба постепенно стало слабеть, и в конце концов, в пятистах километрах от газового гиганта, было окончательно преодолено его гравитационным полем.
Впереди маячила линия терминатора — темная граница, словно пожирающая безмолвно подплывающие к ней облака. Слабые фосфеновые искорки проскакивали сквозь вихри и верхушки облаков, то исчезая, то вновь появляясь из плотных аммиачных туч. Мерцание призрачных светлячков становилось то ярче, то совсем исчезало из вида. «Язиус» окунулся в этот полусвет-полутень, и вокруг него сгустилась поистине непроглядная тьма. Сатурн перестал быть планетой, астрономическим объектом — теперь он становился вполне осязаемой твердью. Корабль-биотех несся вперед под все более острым углом. Впереди маячила одна-единственная огненная полоска, и его оптические датчики фиксировали ее все усиливающуюся яркость. Экватор неосвещенной стороны — эта ледяная бескрайняя пустыня внушала ощущение какого-то надменного величия.
