Андрей Уланов - Эльфы и их хобби (сборник)
– Главное, дверь с ходу вынести, – продолжил констебль, – а там уж… давайте, парни, – обернулся он к стражникам, – надо взять с разбегу…
– Тихо! – шикнула я.
Показалось или нет? Собачий лай стал стихать, самые дальние шавки успокаивались, но ближайшие продолжали бесноваться, посылая нам все тридцать три проклятья и гремя цепями. На этом фоне раздавшийся в доме звук был едва различим – тихий то ли скрип, то ли щелчок. Вот он повторился, сквозь щель в ставнях мелькнул красноватый огонек.
– Навались! – уже не скрываясь, а наоборот, надсаживая глотку, заорал констебль. Стражники бросились к двери, при этом один, поскользнувшись, едва не рухнул в грязь и схватился за товарища. Даже в лунном свете я отчетливо увидела, как побагровел Фрайм, видя, как его абордажная партия шатается и машет руками, словно вывалившиеся из кабака пьянчуги. Он разинул рот – и в этот миг дверь будто взорвалась изнутри. БАХ! Бах! Бах! Бах! Целая метель щепок разыгралась над крыльцом, сквозь дыры наружу торопливо протиснулись клубы сизого дыма. Упав на колени, я зажала уши, как раз вовремя, чтобы уберечь их от грохота ответной пальбы. Фрайм, скалясь, прыгнул к стене рядом с дверью, вытянул руку с револьвером и трижды нажал спуск. За изрешеченными досками охнули, что-то тяжелое глухо ударилось о пол, затем раздался треск ломаемого дерева, что-то стеклянно-звонко лопнуло… словно внутри дома бушевал разом ослепший, но еще могучий зверь, в приступе ярости круша и сметая все на своем пути. Вот снова раздался треск, за ним – низкий, вибрирующий металлический лязг, сдавленные проклятья… надсадный скрип дверных петель и полный тоскливой злобы вопль.
– Черный ход! – крикнула я. – Они убегают через двор!
«Не все», – тут же сообщило мне соседнее оконце, разлетаясь красивым сверкающим веером осколков и щепок.
– Обайя, Хиггинс, что встали?! – обернувшись, рявкнул констебль. – Живо за ними! Да не туда, идиоты, вверх по улице! Они наверняка бегут к лодочной пристани! И свистите, чтоб вас, во всю глотку свистите!
Особого энтузиазма приказ у стражников не вызывал – но вид гневно рычащего и размахивающего оружием констебля помог им принять верное решение и даже вдохнул сил для весьма резвого старта. Правда, запала им хватило лишь до поворота – исчезнув с глаз долой, свитуны стали удалятся заметно медленней.
– Инспектор?
– В доме остался еще один, – доложила я. – Напротив двери, чуть правее. Дышит с трудом, тяжело, кажется, вы его задели.
– Один, – повторил Фрайм. – А выстрелов было четыре. Мисс Грин, – констебль придвинулся ко мне почти вплотную и горячо зашептал: – я отвлеку его, а вы обойдите дом и попробуйте зайти через двор. Как окажетесь внутри – швырните чем-нибудь, только подальше от себя. У него последний заряд… если он его истратит, мы выиграли.
«А если не истратит?», – молнией промелькнуло у меня в голове. Или заметит меня… услышит… почувствует? Ну что за дурацкий план, только человек мог придумать подобную глупость!
– Хорошо! – удивительно, но мой голос почти не дрожал. – Так и сделаем!
К счастью, убегавшие оставили заднюю дверь настежь распахнутой – иначе пролезть в дом бесшумно я смогла бы, разве что устроив подкоп. Впрочем, темный и узкий коридор и без того напоминал «тропу ловушек». Опрокинутое ведро я заметила, ночной горшок – учуяла, как и валявшуюся на боку медную купель, а вот закрывавшую вход в коридор занавеску почти нащупала, едва не попытавшись пройти насквозь сгусток неожиданно плотной темноты. Хорошая шерстяная ткань, плотная… наверняка краденая.
А за ней был свет.
Тонкий язычок огня в масляной плошке предательски дернулся, когда следом за мной в комнату проскользнул холодный ветерок. Я скорчилась за перевернутым столом, чувствуя, как буравит полумрак злой напряженный взгляд. Наконец давящее ощущение пропало, и я решилась выглянуть из-за укрытия.
Судя по запаху от разбросанных одеял и прочего тряпья, здесь ночевали трое или четверо: на кровати, на сдвинутых лавках у окна и просто на полу. Спали… а потом вскочили, заметались, обезумев от страха, натыкаясь друг на друга, ломая и снося все, на своем пути к спасению – и, наконец, вырвались и бросились бежать, подгоняемые слепым ужасом. Интересно, кого же они так боялись – и почему, подумала я, уже знаю, где найду ответ.
Вдоль дальней от печи стены выстроились продолговатые ящики, отчетливо пахнущие сталью, маслом… и рыбой. Один ящик был вскрыт, в темной глубине поблескивало что-то металлическое, продолговатое…
…очень похожее на револьверную винтовку в руках человека у входа. Он привалился к стене, на белой ночной сорочке мокро поблескивало темное пятно. Шипящее, сквозь сжатые зубы, дыханье то и дело перебивалось невнятной скороговоркой, то ли молитвой, то ли богохульствами.
Я перестала быть. От инспектора полиции осталась лишь ушастая тень, плавно и беззвучно перетекавшая от одного укрытия к другому. Вот она прильнула к печи… осторожно подняла из россыпи на полу длинное полено. Примерилась и размахнувшись, ударила. В последний миг человек все же успел дернуться – то ли заметил движение, то ли ощутил колыхание воздуха – но слишком поздно. Удар пришелся точно по пальцам, незадачливый грабитель взвыл, уронил винтовку, попытался схватиться здоровой рукой за пострадавшую конечность, но снова не успел. Фрайм уже ворвался в дом, ревя, словно раненый носорог… и не только ревя – таранным ударом в исполнении констебля мог бы заслуженно гордиться любой корабль флота Ее Величества. Грабитель отлетел на добрых три фута, упал, Фрайм бросился за ним, споткнулся, и рычащий клубок покатился от стены к печке, старательно перемалывая по дороге останки мебели. Я прыгала рядом с поленом наготове, но скорость вращения была слишком высока: каска полицейского, рыжие космы, снова каска, снова Смейзи, ох, едва не ударила по лысой макушке, но это просто констебль потерял каску. Опять Смейзи, опять констебль опять… бац!
Клубок замер. Оказавшийся сверху грабитель медленно, словно играя для взыскательной публики, отвалился на бок. Фрайм несколько секунд продолжал лежать, затем сел и принялся старательно растирать горло.
– Шуть не придушил, шкотина! – доверительно поведал он. – Шамую капельку. Шпашибо, мишш иншпектор!
– Угу.
Прокашлявшись, констебль неуклюже встал и, шатаясь, прошел к ящикам вдоль стены.
– Вот, знашит, как. Интерешные… кружева.
– Там еще и динамит, – указала я на один из нижних ящиков. – Полный джентльменский набор. Страшно подумать, что могло бы случиться, попади этот груз… по назначению. Этой ночью, констебль, вы спасли не один десяток жизней. Да-да-да. Вы, – закончила я, – вели себя как настоящий герой.
– Будет вам, инспектор, – явно смутившись, буркнул Фрайм. – Ну какой из меня герой. Я всего лишь обычный человек, работу свою сполняю…
«Обычный человек», – эхом отозвалось у меня в сознании – и память услужливо дополнила фразу на свой лад. «Обычный человек соткан из пороков и недостатков», – написал однажды великий эльфийский философ. Он, конечно же, был не прав, но…
Взгляд словно бы сам по себе опустился, скользнув по мокрому, в белесых потеках известки форменному плащу – и замер, уцепившись за полированный изгиб торчащей из кармана рукояти. «Рут» сорок первого калибра, не самая удачная модель, их не делают больше – но пять лет назад тогдашний комиссар столичный полиции, соблазнившись дешевизной, закупил несколько сотен штук. «Для особых обстоятельств» – по правилам стражникам положена лишь дубинка, чтобы хоть на пару дней взять из хранилища оружие посерьезней, нужно состряпать очень убедительную бумагу. Наверняка констеблю было совсем непросто заполучить револьвер… так пригодившийся нам этой ночью.
Догадки возникали одна за другой, тихо щелкая, словно прокручиваемый барабан.
Мог ли констебль знать о «рыбной» контрабанде? Опытный служака, почти десяток лет «опекающий» этот участок… почти наверняка он был в курсе происходящего. И, скорее всего, не бескорыстно. В конце концов, что такого уж страшного в том, что несколько белошвеек сэкономят пару монет! А уж знатному щеголю тем более не важно, есть ли на его кружевах акцизные печати. Но запах денег кружит голову и вызывает жажду. Настал день, когда контрабандистам захотелось большего…
Другие деньги – другой риск. Оружие и взрывчатка нужны тем, кто стреляет и взрывает, то есть анархистам и прочим «борцам за свободу». Это уже политика, это «высшая измена», меньше, чем на жизнь, в эту игру не играют. Но просто сдать «рыбаков» нельзя, им ведь тоже найдется, что рассказать про констебля Фрайма. Действовать надо иначе, тоньше… по-эльфийски, мысленно восхитилась я. Там словечко, сям слушок, тут – сплетня… умные в грабители не идут, а из жадных дураков рано или поздно кто-нибудь клюнет на приманку. И тогда останется лишь обеспечить себе надежное алиби. А для этого лучше взять кого-то наивного, неопытного, совсем ничего не понимающего в тонкостях людских дел.
