Константин Игнатов - Клановое фэнтези. Руны Возмездия
Раздосадованный хищник тяжело вздохнул, совсем как человек, и почти без настроения возобновил трапезу. Похоже, обильной кормежки ему сегодня не видать. Тощий, костлявый раб – вот и всё угощение.
Крысолов.
Все мы в какой-то мере являемся заложниками собственного восприятия действительности, собственных ощущений и эмоций. То, что одному человеку кажется притягательным, другому – отталкивающим, и наоборот. Сколько людей – столько мнений.
Самым несчастным в совместной иллюзии волшебников чувствовал себя Крысолов. Хотя весомых причин для этого у него вроде бы не имелось. Перенос сознания, внедрение в чужую плоть прошло удачно, как по маслу. Тело ему досталось молодое, красивое, здоровое и, главное, человеческое. Ну, подумаешь, – вселился в девушку. Эка невидаль. Некоторые оригиналы из тайного Ордена, называющие себя транссексуалами, так вообще все на свете б отдали за то, чтоб ощутить хоть на миг подобное перерождение. Но Черный Кот к транссексуалам никакого отношения не имел. Да и словечек таких мудреных не знал. Само перемещение в противоположный пол в его сознании воспринималось не только чем-то противоестественным, но более того – совершенно недопустимым мерзостным извращением. Нет, он вовсе не являлся женоненавистником. Напротив, был к ним очень даже неравнодушен. В его жилах кипела горячая молодецкая кровь. Черный Кот никогда не упускал возможности приударить за смазливой девицей. Но, может быть, именно поэтому оказаться предметом мужской страсти, в глазах Крысолова, означало смертельное оскорбление, несмываемый позор. Бравый парень и представить себя не мог в роли хорошенькой, пухленькой девчушки.
И вот это случилось!
Поначалу Черный Кот воспринял сию шутку судьбы как дурной сон. Но затем до его пьяных мозгов всё же докатилась мысль о том, что он проходит важное Посвящение в Клубе волшебников, и все неудобства, какими бы щекотливыми они ни казались, носят характер временный, отвлеченно-выдуманный. Надо терпеть, чтобы не подвести команду и себя лично.
Крысолов, стиснув зубы, принялся терпеть.
Его девушка по имени Сирень вместе с дородным папашей восседала на трибунах гладиаторской арены во время Большого Ристалища в самых верхних, бедняцких рядах.
Честно говоря, к родному отцу Сирень отнюдь не питала сколь-нибудь теплых чувств. Пропойца и лоботряс, он обладал жутким, вспыльчивым нравом, требовал от дочери беспрекословного подчинения, не терпел с ее стороны ни малейшего возражения ни по одному вопросу. Зачем-то притащил ее сюда, на арену смерти. Хотя девушка вполне справедливо считала боевые утехи сугубо мужской прихотью, особого влечения к ним не испытывала. Однако, чтобы не прогневить отца-самодура, Сирень делала вид, будто ей здесь безумно интересно. Она искусно подражала поведению буйной публики – копировала жесты, выкрикивала всякие призывы и ругательства. Довольный папаша противно, по-лошадиному, гоготал и то и дело нахваливал дочь, дескать, вся в него…
Неожиданно в кровавом шоу почему-то произошел сбой – двое бойцов ни с того ни с сего наотрез отказались друг друга убивать.
В наказание мудрый король Юриус Тринадцатый приказал выпустить на поле непобедимого бочечника, – чтоб другим упрямцам неповадно было. Чисто теоретически копьеносцы имели кой-какие шансы в борьбе против опасного хищника. Бочечника, в принципе, можно поразить копьем в глаз или, скажем, в горло через открытую пасть. Однако особо надеяться на это не стоит. Панцирник обладает отменной реакцией. Скорее всего, зверь поочередно слопает обоих гладиаторов, и никакие доспехи им не помогут.
Но тут папаша Сирени выкинул такой номер, что Крысолова, примостившегося внутри хрупкой фигурки, аж передернуло всего от отвращения.
Виной всему послужил древний варварский обычай, принятый в Землях Великой Короны. Выражался он в следующем. Если какая-то из девушек на трибунах выказывала желание выйти замуж за гладиатора, то схватку с хищником временно – буквально на полчаса – приостанавливали, девушку и гладиатора вели в специальное помещение под трибуной. Там священник их по-быстрому венчал, затем молодоженов оставляли наедине.
И, кстати говоря, за эти полчасика многим воинам вполне удавалось заложить крепкую основу для продолжения собственного рода. Ибо приблизительно через девять месяцев после Ристалища у несчастных вдовушек в память о коротком замужестве зачастую рождались очень симпатичные детишки…
Но, несмотря на риск подзалететь с беременностью, девушки, желающие соединить свои сердца с отважными гладиаторами, всё же находились, хоть и немного. Объяснялось это весьма просто – брак по расчету. Из королевской казны страдалице за погибшего избранника, по обычаю, выплачивалась неплохая денежная компенсация. На сей мешочек презренного металла и положил глаз алчный папаша. А то, что после исполнения ритуала его родную дочурку – молодую вдовушку – вряд ли возьмет в жены хоть один приличный человек, его ничуть не волновало. Это уже ее проблемы. Заботливый родитель итак затратил слишком много средств на ее воспитание (как он полагал).
Отец девушки обратился в Жюри.
Главный судья ударил в колокол, останавливая схватку.
Из двух претендентов папаша выбрал в мужья Сирени летописца. Тот происходил из весьма знатной фамилии. Самолюбие пропойцы тешил сам факт, что ему хотя бы номинально удастся породниться с «белой костью».
Группа воинов выскочила на поле, спеленала писаря, под свист и смех зрителей поволокла его в заветное помещение под трибуной. Туда же гвардейский эскорт повел и опечаленную Сирень.
Тут до Черного Кота дошло, что его, точно безвольную кобылицу, тащат на примитивную случку – случку с мужчиной! Ну уж нет! Не бывать этому никогда! Не будь я Крысоловом, – мысленно взорвался маг.
Эмоциональное неприятие ситуации достигло у Крысолова столь высокого накала, что он, опираясь на всплеск возмущения или, вернее, отталкиваясь от него, сумел даже пробить запретительную черту между магиями разных миров и притянуть сюда, в параллельное пространство, колдовской Эфир домашней формации.
Прорыв волшебства из другого измерения сопровождался непереносимым скрежетом, будто где-то на небесах прямо над стадионом разверзлись огромные чугунные ворота. Створки их без конца отворялись и затворялись. А старые, заржавелые петли, на которых они держались, смазки не видали отродясь. Аэр загудел, заколыхался, с визгом перемалывая сам себя в невидимую крошку. На травянистую арену неожиданно пала изморозь. Стало зябко, неуютно. «Дверной скрип» быстро перерос в высокий надсадный свист и продолжал набирать обороты.
Большинство испуганных зрителей, ничего не понимая, инстинктивно вжались в свои места. Пытаясь защититься от неведомой напасти, они судорожно хватались за головы, прикрывая ладонями ушные раковины.
Каменные ступени, что служили публике скамьями, вдруг озарились изнутри мягким розовым сиянием. По тесаным балкам в некоторых местах веерами побежали трещины. И хотя на поверхность сидений они совсем не выступали, а ветвились внутри, тем не менее, все, кто ни есть, их отлично видели каким-то непостижимым глубинным зрением. Люди изумленно потирали глаза, в ужасе вскакивали со своих мест, озирались по сторонам. Но кругом творилось то же самое.
Последней каплей в недобром предзнаменовании судьбы явилась внезапная вылазка на трибуны странного усатого зверя. Она же, собственно, и послужила сигналом к всеобщему паническому бегству со стадиона. Спасайся, кто может!
Вылазка зверя выглядела еще более зловещей оттого, что неведомое создание поглотило собою ту девушку, отец которой затеял женитьбу с гладиатором.
Случилось это так. Едва только Черный Кот подмешал в местный Эфир родную Волну, незамедлительно последовала родовая трансформа – сама собой, на уровне инстинктов, как защитная реакция. Роскошная девичья коса мгновенно удлинилась, срослась в единое целое, приняла форму противного голого хвоста, переместилась в зад фигуры. Сама фигура тут же переродилась в тушку грызуна. Лицо вытянулось в звериную морду, на кончике которой быстро отросли торчащие веником усики. Хлоп! И Крысолов уже – огромная зубастая крыса. Не подходить!
Не известно доподлинно, водились ли в данном измерении крысы или нет. Но если и водились, то почетом и любовью они, судя по всему, не пользовались. Ибо при виде сего чудовища на трибунах разразилась настоящая паника. Зрители, давя друг друга, ломанулись к выходу, подальше от здоровенного грызуна.
Пугающая фантасмагория усугублялась еще и тем, что местный Эфир, причудливо преломив волшебство мага, выдал в небо над стадионом искаженное отражение колдовства. Над ареной медленно поплыл гигантский мираж: огромная змея с головою крысы. И не просто с головою, а еще и полутуловищем в придачу: поросшая рваной шерсткой грудка, когтистые передние лапы. Крысозмей беспомощно сучил ими перед собой, будто царапал воздух. Задних не было вовсе. На уровне брюшка фигурка усатого зверя прочно врастала в корпус змеиного шланга, который интенсивно извивался, точно узенький флажок на ветру. Видимо, в здешней Волне произошло самопроизвольное наложение родовых трансформ кудесника. Хотя образ удава Черный Кот на сей раз и не вызывал. Сказать по правде, маг и сам поразился открывшейся глазам панораме. Исполинский змей лихорадочно вращал во все стороны длинным телом, будто хвост ему зажало каменным обвалом в горной расщелине, и он пытался оттуда вырваться. А крысиная голова яростно шипела, ощерив пасть, словно хотела кого-то напугать.
