Антон Тудаков - Драконы никогда не спят (сборник)
Соарен взвыл.
В вое этом не было ничего человеческого; тем не менее Доминика сумела разобрать слова «Мизеракль» и «Будь проклят».
А потом утробный рев Соарена распался на многоголосый вой внезапно возникшего хора; басовитые раскаты сменились сначала криком теноров, а потом нестройным визгом множества мелких тварей.
Соарен опрокинулся на бок – вместе со стулом. Из тела его один за другим вылетали, как брызги, крошечные существа, похожие на членистых червячков; каждая из них кричала, проклиная Мизеракля, грозя и ругаясь.
Тварей было несчетное количество; они вырывались из тела, как струи фонтана, падали на деревянный пол и исчезали в моментально прогрызенной дырочке. Через несколько секунд писклявые крики стихли – тело Соарена оседало, будто из него выпустили воздух, и вскоре осело совсем. Осталась одежда – рубаха, вложенная в жилет, жилет, вложенный в куртку, штаны, вложенные в сапоги…
Доминика шумно хватала ускользающий воздух.
Лив, сидящий за столом, не пошевельнулся. Рука по инерции нанесла несколько знаков – и замерла. И остановились глаза.
Рерт встал. По широкой дуге обошел то, что осталось от тела Соарена. Подошел к сидящему Ливу, наклонился, тронул за плечо.
– Мизеракль…
Лив не двигался.
– Мизеракль, – в голосе Рерта был страх. – Эй, Зубастик…
Доминика подошла, не чуя под собой пола. Остановилась за другим плечом сидящего; увидела доску – воск, освобожденный от чар, оплывал, и последние строчки, написанные несколько секунд назад, скатывались мутными потеками.
– Лив, – сказала Доминика, не решаясь коснуться его плеча. – Лив, вы… ты меня слышишь?
Рерт протянул руку. Взял из застывших пальцев Лива покореженную шпильку, подержал на ладони. Перевел взгляд на Доминику.
– Ему нечем было писать, – сказала она, будто оправдываясь.
Рерт что-то пробормотал – она не разобрала слов.
Левая рука Лива лежала, впечатавшись в теплый воск. Под ногтями запеклась кровь. Синие жилы казались раздутыми, как весенние реки.
– Что значит «Мизеракль»? – спросила Доминика.
– «Чудо, совершаемое из жалости», – глухо отозвался Рерт.
– Из… жалости? – не поняла Доминика.
– Они называют «жалостью» все, что не приносит прямого дохода, – сказал Лив, качнулся вперед и упал лицом в стол, покрытый кожаной скатертью.
* * *Дерево, наполовину умершее еще у себя на родине, проделавшее долгий путь по земле и по воздуху, испоганившее в конце пути лесную аллею Рерта – это дерево все еще стояло, более того: его натруженные корни потихоньку укреплялись в сытной почве леса.
Доминика, повидавшая слишком много за последние два дня, не удивилась даже тому, что у дерева хватило сообразительности не врастать в землю прямо перед крыльцом: оно отбрело немного в сторону, где и хозяину не мешало, и в то же время оставляло за собой шанс поймать полуденный лучик солнца.
В дальнем конце аллеи появился Рерт. На плече у него лежала лопата; он шел, подволакивая ногу, беззвучно разговаривая сам с собой.
– Что было бы, если бы я открыла моим ключом тот замок… в который вы его превратили?
– Ваш друг снова стал бы человеком.
– А Рерт?
Рерт шагал по направлению к крыльцу. На светлом лезвии лопаты высыхали комочки земли.
Лив вздохнул, покачивая левую руку на перевязи.
– Он был бы унижен… Все эти шутки с превращениями – неприятная, рискованная игра.
Доминика невольно взялась за ключ на своей груди. Лив усмехнулся.
– А вы уверены, что он вам нужен – живой? Что тот человек, открывшийся вам в письмах, сможет точно так же открыться, глядя вам в глаза? Вы не боитесь разочарования?
– При чем тут мое разочарование? Я хочу, чтобы он жил…
У нижней ступеньки крыльца Рерт воткнул лопату в землю.
Оперся на нее, как на посох.
– Все.
– Не все, – мягко напомнил Лив.
Рерт некоторое время разглядывал стоящих на ступеньках Лива и Доминику.
– Ты обязан этой женщине жизнью, – сказал он наконец.
– Я знаю.
– Я тоже обязан ей… Хотя она понятия не имеет, чем рисковала. И что бы с ней сейчас было, если бы Соарен…
Он запнулся. Вытер губы, будто желая очистить их от только что произнесенного имени; по Доминикиной спине пробежали крупные холодные мурашки – от поясницы к затылку.
– У этого ключа есть скважина, – тихо сказал Рерт. – Теперь я знаю точно. Она есть.
– Где? – быстро спросила Доминика.
Рерт зажмурился, будто что-то припоминая; запекшийся уголок его рта дрогнул – и снова начал кровоточить. Рерт перевел дыхание, открыл глаза, промокнул губы и бороду мятым зеленым платком.
– У него есть цель. Ты создала ее. Или увидела заново.
– Где его скважина?
– Там. – Рерт махнул рукой. – Та, которую ты изберешь… Ты придала его жизни смысл – ты найдешь ему скважину.
– Спасибо, друг, – тихо сказал Лив.
Доминика недоуменно оглянулась на него.
– Он издевается!
– Нет.
– Он…
– Пойдемте, Доминика. Мы и так злоупотребили гостеприимством нашего хозяина… Идемте. Я объясню.
* * *– Госпожа! – причитала Нижа, и на ее крики в минуту сбежались все слуги и постояльцы гостиницы. – Вернувшись! Святая добродетель, мы уж не чаяли! Исхудали-то как! А осунулись! А где же…
Проталкиваясь сквозь толпу любопытных, Доминика прошла в дом, поднялась в знакомую комнату на втором этаже – и повалилась на кровать, как умерщвленное лесорубами дерево.
Рука ее сжимала ключ, висящий на шее на цепочке.
* * *Ветер ходил по полю, гоняя темно-зеленые и светло-зеленые волны. На дорожном указателе, криво приколоченном к столбу, сидела ворона.
– Я боюсь, – призналась Доминика.
– Понимаю.
– Я не знаю, что ему говорить…
– Он будет не в себе в первые дни. Лучше, если вокруг окажется спокойная привычная обстановка, знакомые лица… Кстати, что скажут родичи при виде его возвращения?
– Обрадуются… наверное.
– Даже если не обрадуются – ничего страшного. Привыкнут.
Карета, на козлах которой сидел Сыр, укатилась далеко вперед и теперь поджидала хозяйку у моста, на другой стороне поля.
– Лив, я боюсь. Мне хочется найти первую попавшуюся скважину – и…
– Вы можете это сделать хоть сейчас. Правда, потом придется везти домой совсем беспомощного человека… Но у вас ведь экипаж.
– Нет. Я просто хочу попробовать, Лив. Просто увериться, что Рерт не лгал, и теперь любая скважина…
– Рерт не лжет мне. Он же не сумасшедший.
Доминика нервно рассмеялась.
– А я вам солгала.
– Я даже догадываюсь зачем.
– Для правдоподобия. Скажи я правду – кто бы мне поверил?
– Я.
Доминика отвела глаза.
– Мизеракль.
– Да. Я сам не всегда понимаю, Доминика, что мною движет. Одно могу сказать совершенно точно: ничего в своей жизни я не совершил из жалости.
– Я вас обидела?
– Ну что вы.
– Вы ведь тоже солгали мне, Лив. И были правы. Если бы вы признались тогда, что хотите мне помочь, – я только уверилась бы, что это ловушка.
– А почему, собственно?
Доминика сцепила пальцы.
– Действовать, не преследуя выгоду, – противоестественно. Зато разбойник, у которого слишком мало сил, чтобы напасть в открытую, прежде всего предложит помощь – и проводит до ближайшей рощицы… Разве не так?
– Так.
– И нормальный человек скорее поверит в наследство, чем в стопку писем, от которых к тому же ничего не осталось, кроме горстки пепла.
– Вы помните их наизусть.
– С чего вы взяли?
Лив чуть заметно усмехнулся.
– Знаете что? Не говорите никому, что это вы его спасли. Придумайте что-нибудь. Груз так называемой благодарности способен погубить что угодно, тем более – такой груз…
– Но ведь это вы его спасли. Это я вам благодарна.
Лив хмыкнул. Вытянул откуда-то покореженную, закопченную шпильку.
– Узнаете?
– Еще бы…
Лив бросил шпильку в траву. Земля разошлась с негромким треском; на месте, где упала шпилька, поднялся, как змеиная головка, росток. Секунда – и молодое дерево неизвестной породы стояло, покачиваясь на ветру, поводя клейкими листочками, удивляясь само себе.
– На память, – сказал Лив.
– Почему здесь?
– Здесь раздорожье. Место, где мы разойдемся.
– Погодите, Лив… Что заставило вас сесть с ним… с этим… за эту доску? Кто? Почему он показывал пальцем… вверх, в потолок?
– Кто его знает. – Лив беспечно улыбнулся. – Он суетился, он размахивал руками… Как мы теперь догадаемся, что он имел в виду?
Ворона смотрела с дорожного указателя – насмешливо, как представлялось Доминике. Время шло; каждая уходящая секунда трогала волосы на голове – как ветер или как сильный страх.
– О чем еще вы хотите меня спросить?
Доминика оглянулась на карету в отдалении. Сыр не маячил больше на козлах – видимо, спустился вниз поболтать с Нижей.
Тогда она поднялась на цыпочки и крепко обняла своего спутника. И снова поразилась, обнаружив, что он почти ничем не пахнет. Разве что древесным соком и небом после молнии – чуть-чуть.
