Игорь Конычев - Оковы судьбы
– Пусть сейчас ты несчастна, но ты будешь жить, жить дальше, и когда-нибудь на твоих губах снова засияет счастливая улыбка… как жаль, что я не увижу ее. – Впервые за долгие годы слезы заскользили по щекам Рэвендела, и он не пытался сдерживать их.
– Вам больно?
Открыв глаза, Алан увидел Джессику, опустившуюся на колени рядом с ним. Девушка подошла бесшумно, плотно заперев за собою дверь, и теперь внимательно смотрела на Рэвендела своими красными глазами, глазами заблудшей. Однако именно в них сейчас Алан видел больше сострадания и понимания, чем во множестве других, принадлежащих людям. На мгновение взгляд девушки скользнул по окровавленной руке Рэвендела, и он подумал, что запах и вид крови взбудоражат зверя, дремлющего в ней. Но он ошибся. Джессика сняла с шеи черный платок и заботливо обмотала ладонь Алана, пачкая кровью дорогую ткань. Только сейчас Алан понял, что на девушке теперь изящное платье алого цвета. Весьма необычная вещь для Анжелики, ведь именно своей горничной он поручил переодеть гостью. Несмотря на роскошный наряд, ноги девушки, выглядывающие из-под юбки, оказались босыми, туго обмотанными свежими бинтами.
– Нравится? – коротко спросила Джессика. Она легко поднялась, отошла на пару шагов и, разведя руки в стороны, грациозно повернулась кругом, позволяя Рэвенделу как следует рассмотреть ее.
– Тебе идет, – рассеянно ответил Алан, глядя на девушку. Причесанная, вымытая и переодетая, она совсем не походила на остальных заблудших, и лишь глаза выдавали ее истинное происхождение. Проведя ладонью по лицу, Рэвендел смахнул слезы.
– Девушка, которая только что вышла, она дорога вам, – слова Джессики не прозвучали как вопрос, скорее это было утверждение.
– Да, – кивнул Алан после непродолжительного молчания, – дороже, чем кто бы то ни было.
– Я знаю, что вы хотите спасти ее.
– Откуда?
– Видела, – взгляд девушки слегка затуманился, – во сне.
– Ты говорила, что к тебе приходят видения, – разговор с Джессикой отвлекал Алана от мыслей о Кристине, и он жадно ухватился за его продолжение.
– Приходят, – согласилась девушка. – Не знаю почему, но приходят, уже давно.
– Что ты видишь?
– Вас.
– Меня? – Рэвендел удивился.
– Да. Я все о вас знаю, даже о том, что вы хотите спасти ту девушку. Я чувствую то же, что и вы, поэтому испугалась, когда мы встретились в подвалах, хотя ждала там именно вас. Несколько дней назад мои видения стали яснее, ярче. Я сразу поняла, что должна помочь вам, ведь больше некому, тогда я сама пришла к Осьминогу, потому что знала – только так я смогу встретить вас.
– Но… как? Почему? – Алан не мог поверить в происходящее. Полноценный дар предвидения не проявлялся ни у кого в Аластрии уже несколько сотен лет, и вот сейчас перед ним сидит заблудшая, которая менее чем через неделю окончательно оборотится в чудовище, и она утверждает, что знает о нем все.
– Я уже говорила, – улыбнулась Джессика, – мы похожи, мы одни во тьме. Пусть вы не чувствуете моей боли, но я чувствую вашу. – Она приблизилась. Кончик ее носа коснулся носа Алана. – Я видела самые яркие ваши воспоминания и самые печальные. Все то, что вы несете в своей душе сквозь годы, все, что вы переживаете сейчас. Тьму, сковывающую ваше сердце, я ощущаю, как свою… так позвольте мне забрать ее.
Прежде чем Алан ответил, девушка подалась вперед и коснулась своими мягкими, влажными губами его губ. Мгновение, казалось, длилось целую вечность, но Рэвендел все же отстранил девушку от себя.
– Я не могу.
– Лишь я вижу вас таким, какой вы есть, лишь я чувствую то, что чувствуете вы, и лишь я понимаю вас, так почему вы даже не пытаетесь понять меня?
– Иногда я не понимаю себя сам, чего говорить о других? – грустно улыбнувшись, Алан встал на ноги. Странно, но слова Джессики успокоили его. Возможно, они были ложью, домыслом, но, как бы то ни было, ему стало намного легче от осознания того, что заблудшая знает его настоящего. Какая ирония судьбы – его, обреченного слиться с тьмой, поняла та, которая сама скоро превратится в чудовище. Возможно, поняла бы и Кристина, если бы он рассказал ей обо всем, что чувствует. Но тогда она страдала бы куда больше, чем сейчас. Она оплакивала бы его, когда его не станет, виня себя в его гибели. Это было недопустимо.
– Я завидую той девушке, – печально произнесла Джессика, обхватив колени руками и положив на них голову. Ее черные волосы бархатной волной легли на пол. – Вы искренне любите ее всем сердцем и готовы умереть за нее, а она считает вас жестоким гордецом, которому нет до нее дела. Я готова умереть за то, во что верите вы, но не могу получить и толику той любви, что достается ей.
– О чем ты? – Алан нахмурился. – Тебе не нужно умирать.
– Уж лучше смерть, чем превращение в одну из этих кровожадных тварей, – горько усмехнулась девушка. – Я еще совсем недавно была человеком. Удивлены?
– Не слишком. Если бы ты родилась заблудшей, то сейчас выглядела бы иначе.
– Вы правы. Могу я попросить об одолжении? – вдруг проронила девушка.
Рэвендел кивнул.
– Я знаю о вас все, а вы обо мне – ничего. Послушайте мою историю? Пожалуйста. – Джессика закусила губу и опустила глаза. Если бы Рэвендел отказал ей, она бы с этим смирилась. В конце концов, какое дело благородному человеку до жизни жалкой заблудшей? От осознания своего естества девушке вдруг стало очень больно и… одиноко.
Вздохнув, Рэвендел встал, подошел к двери и, выглянув в коридор, произнес:
– Винсент, принеси нам чая.
Не дожидаясь ответа и не удостоверившись – слышал ли кто-нибудь его слова, Алан закрыл дверь и прошел через зал. Он сел в одно из двух кресел, стоявших напротив большого камина, в котором тихо потрескивало пламя. Внимательно посмотрев в глаза девушке, он заявил:
– Мой дворецкий готовит замечательный чай, как раз подходящий для историй. Или ты хочешь чего-нибудь покрепче?
Джессика, не веря своим ушам, с благодарностью и сомнением взглянула на Рэвендела, желая убедиться, что тот не шутит. Хозяин мрачного имения легко улыбнулся, жестом указывая гостье на соседнее кресло.
– Спасибо, чая будет достаточно, – Джессика облегченно улыбнулась и благодарно кивнула.
В дверь постучали, и Винсент вошел в кабинет, неся в руке поднос с дымящимся чайником из дорогого фарфора. Поставив свою ношу на низкий, стоящий между креслами стол, он умелым движением разлил ароматный напиток по чашкам.
– Что-нибудь еще?
– Нет, Винсент, ты свободен.
– Если понадоблюсь – только позовите. – Дворецкий поклонился и бесшумно покинул комнату, плотно прикрыв за собой дверь.
– Присаживайся, пожалуйста. – Алан указал все еще стоящей Джессике на кресло и, когда та устроилась, придвинул к ней чашку чая.
Джессика аккуратно взяла чашку в узкие ладони и потянула носом приятный аромат, зажмурившись от удовольствия.
– Несколько дней назад я и представить не могла ничего подобного, – тихо произнесла девушка, вслушиваясь в шум дождя, заколотившего в зашторенные окна. – Я родилась слабой и до недавнего времени ни разу не видела неба, не знала тепла и уюта мягкой постели, не знала ничего. Катакомбы под свалкой – не самый желанный дом. – Джессика не мигая смотрела на пламя, облизывающее угли, и оно отражалось в ее красных глазах. – Родившаяся среди заблудших, я всегда лежала в груде вонючего тряпья, постоянно забываясь в горячке, и моя мама неотрывно следила за мной, но она умерла. Ее убил отец. – Девушка с вызовом посмотрела Алану в глаза, и тот не знал, что сказать ей. – Мама не хотела становиться чудовищем, но любила отца и, когда тот стал превращаться в оборотня, ушла за ним. Он, кажется, тоже любил ее и меня. Даже когда его мучил голод и жажда крови, он никогда не обижал нас сам и не позволял другим. Присутствие людей вызывало агрессию в его… в нашей стае, но отец упорно не обращал маму и меня. – Джессика замолчала, переводя дух и осторожно отхлебывая горячий напиток. Когда Алану начало казаться, что девушка больше ничего не скажет, та продолжила:
– Но время шло, и отец старел, утрачивая свою силу и положение. Контролировать молодых и сильных сородичей становилось все сложнее. Когда я ненадолго приходила в себя, то часто слышала, как спорили они с мамой. Он хотел хоть как-то уберечь нас, а она не желала становиться одной из заблудших, не хотела до последнего, но он… он решил заставить ее и убил… не специально, нет, но убил. В ту же ночь я стала той, кого вы видите сейчас. Прошла почти неделя, а от моего недуга не осталось и следа. Проклятая кровь быстро растекается по венам, вытесняя любую заразу и затягивая все раны, но какова расплата? Даже след от клыков отца, – Джессика аккуратно поставила чашку на стол и задрала широкий рукав платья, оголяя запястье, – исчез.
И правда, Рэвендел не увидел на гладкой коже девушки ни одного следа.
– Поначалу я не знала, что мне делать, но несколько дней назад мои видения стали ярче, – продолжила Джессика. – Их было очень много, и во всех снова были вы.
