Алексей Пехов - Синее пламя

И не только он один.

Дворец приводили в порядок после Ночи Синего Огня. Дэйт даже не стал гадать, кто ее так назвал, но название с огромной скоростью распространилось по замку. Впрочем, как и слухи.

Люди знали, кому они обязаны своим спасением. Напряжение, что властвовало здесь почти месяц, схлынуло, и вокруг витало ощущение пробудившейся надежды.

Их провожали взглядами, шептались за спиной. Но никто не смотрел мрачно или с испугом. Хотя, казалось бы, они должны бояться чуждого, отличного от них. Ту, кто на самом деле не человек, а асторэ. Нищенку, калеку, женщину, способную остановить шауттов.

Дэйт подозревал, что, возможно, когда эйфория пройдет, они начнут бояться, считать ее злом. Но сейчас, после того как наступило утро, а все девять шауттов, пришедших в замок герцога, убиты, они радовались. Ибо избавились от вгрызающегося в кости страха, и у них появилась вера в победу над чудовищами.

Один из дворян, встретившихся на их пути, с повязкой на голове и перевязанной ладонью левой руки, поклонился, приветствуя ее и даже не думая о том, что та не может видеть его.

Фрейлина герцогини бросилась к ним:

– Госпожа! Простите. Позвольте.

Прежде чем кто-то успел опомниться, она поцеловала руку слепой.

– Я недостойна, – произнесла Рукавичка, но улыбнулась. – Вам не за что меня благодарить. Я всего лишь служу Вэйрэну.

Дэйт увидел, что и другие, осмелев, начали подходить к ним, чтобы выразить свою благодарность и почтение.

– Не сейчас! – сказал он, повысив голос. – Ее милость ждет свою гостью!

Герцогиня была бледной, с темными кругами под глазами, и выглядела уставшей. Бессонная ночь и переживания сделали свое дело. Герцог сидел в глубоком кресле, мрачный и осунувшийся. На правой половине его лица красовался огромный кровоподтек и множество глубоких царапин из-за разбившегося стекла, на которое он упал, защищая сына. Смотрел его милость на мир волком и грел ладони кружкой с горячим вином и специями.

Герцогиня тоже налила вина и, к немалому удивлению Дэйта, протянула кубок ему. Это было впервые на его памяти, и он, несмотря на раннее утро, не стал отказываться, чтобы не обидеть ее.

Наверное, на его лице все же что-то мелькнуло, потому что госпожа без всякого намека на улыбку произнесла:

– Мой дед был великим человеком. Стилетом Пустыни называли его друзья. Палачом Эль-Аса и Убийцей сотен жен – враги. Он сказал то, о чем я всегда помню: лишь верные люди делают тебя тем, кто ты есть. Даже если они не всегда тебе нравятся. Я исправляю свою ошибку.

Уголки губ герцога тронула победная ухмылка. Впрочем, он тут же занялся вином, спрятав ее за кружкой.

– Мне рассказали, что ты сделал этой ночью. – Ее черные, красивые брови приподнялись едва заметно. – И как сражался за мою семью… Что же касается тебя, Рукавичка, то наша благодарность несоизмерима всем словам, которые мы скажем. Есть что-то, что мы можем сделать для тебя?

– Мне ничего не надо. Я следую воле того, кого вы называете Темным Наездником. Если я больше не нужна вашей милости, то хотела бы попросить довезти меня до города.

Герцог развел руками:

– Будь на твоем месте кто-то иной, он уже требовал бы денег, влияния и земель.

– Слепым это не нужно, ваша милость. Я сделала то, для чего была рождена.

– Ты знаешь, почему они приходили? Почему мы? Почему мои дети?

– Да, ваша милость. Все дело в крови, что есть в вашей супруге.

Герцогиня нахмурилась:

– И что не так в моей крови?

Гостья выглядела удивленной:

– Я думала, вы знаете. Она такая же, как моя. Ваши предки были асторэ, и сила, которая есть в вас, спит, но вот в ваших детях она может проснуться, а шаутты… шаутты не любят таких, как мы. Асторэ опасны для них.

– Ты хочешь сказать, что мой сын может стать таким же, как ты? Уничтожать тьму той стороны?

– Да, – просто и уверенно произнесла та. – Через пять или десять лет. Когда вырастет. Мир изменился. Демоны снова среди нас. И древняя кровь начала пробуждаться. Есть лишь одно «но». Без помощи Вэйрэна, любви и верности ему магия продолжит спать.

– А значит, ему опять грозит опасность, – заключил герцог. – Я не стану поклоняться новому богу. У меня есть Шестеро. Но я не против, если ты начнешь учить моего сына. И я хотел бы, чтобы ты осталась.

– Если таково желание вашей милости. Я благодарю за кров и пищу. Но должна предупредить вас, что у шауттов есть и слуги. Вэйрэн говорит со мной об этом. Враги окружают вашу страну. И в скором будущем сражаться придется не только с чудовищами мрака, но и с обычными людьми. Лишь с помощью Вэйрэна можно спасти этот мир и удержать свет. Вам придется готовиться к войне, ваша милость. Она рано или поздно случится.

Герцог долго молчал, а затем произнес сурово:

– К войне я всегда готов.

Глава десятая

Новый путь

Наших моряков считают суеверными, но их традиции не идут ни в какое сравнение с суевериями южан. Особенно этим славятся живущие на Дельфине, в Соланке. Однажды я застрял в порту Филгама на два месяца, потому что корабли просто перестали ходить. Гадалки, которые там имеют очень большое влияние, все время пророчили то плохой ветер, то туманные ночи, то шауттов в воде. С этим народом решительно ничего нельзя было сделать. Ни уговорить, ни заплатить. В итоге, когда я вышел в море, на середине пути капитан изменил курс. И вместо Пубира мы отправились в Вьено, на другой конец Лазоревого моря. Для южан изменить путь как нечего делать. И плевать им на убытки честных людей.

Запах весны опьянял. Шерон никак не могла к нему привыкнуть и полной грудью вдыхала хрустальный воздух, наполненный запахом прогревающейся земли и пробуждающейся листвы.

Небо было высоким, с перистыми облаками на закате, горящими пурпуром в лучах заходящего солнца. Вода казалась девушке вкуса меда и фиалки, а ветер был столь ласков и нежен, что время от времени ей приходилось напоминать себе о том, что сейчас лишь конец месяца Ворона.

Лавиани, видя, как ошеломлена указывающая, лишь посмеивалась, а Мильвио однажды сказал:

– Это последствия Катаклизма. Хоть что-то от него хорошее. Бывают годы, когда на западе лютует зима, а за Мышиные горы она словно забыла дорогу. Здесь осень превращается в раннюю весну, растянутую на несколько месяцев.

– Период долгой весны востока худшее время для цирковых. Даже хуже, чем зима и дождливая осень. Фургоны по бездорожью ползут неделями, – посетовал Тэо.

Шерон готова была ползти годами, лишь бы никакой вьюги и сугробов. Зима, едва успев начаться, глубоко ей опротивела. Она с содроганием вспоминала переход через горы.

Теперь вершины остались далеко позади, и видно их было лишь в очень хорошую погоду, на самом горизонте. Ровная белая линия, которую можно спутать с облаками.

Когда они только спустились в долину, указывающая не удержалась и обернулась. Последняя из опорных башен Тропы Любви нелюдимым горбатым великаном выглядывала из-за скалистого склона, провожая их. Девушка подумала, что романтичное название крепости совершенно не подходит тому мрачному кошмару, с которым им довелось столкнуться в сердце тьмы.

Когда она увидела, с кем сражаются Мильвио и Лавиани, то сразу поняла, что это такое… кто такой, и испугалась. Что ее сил и опыта не хватит остановить древнее создание.

Ее друзья так и не поняли, чего ей стоила скоротечная схватка. Он был невероятно силен. Сильнее шаутта на Талорисе, сильнее дробителя костей и всех заблудившихся, которых она уничтожала до этого. Еще несколько месяцев назад Шерон бы не смогла отправить подобное создание на ту сторону, но после Талориса, с тем, что иногда пробуждалось в ней, все изменилось.

Тэо слушал их историю, округлив глаза, а затем сказал:

– Кам… Тот самый Кам, которого называли Горящим Орлом, Властителем Севера? Немыслимо. Вы уверены?

Мильвио протянул ему золотой медальон, снятый с ученика Скованного:

– Ты интересуешься старыми вещами. Что скажешь об этом?

– Как на фреске. Да. Кажется, вы победили великого волшебника.

– Мы победили то, что когда-то было великим волшебником, – поправила его Шерон. – Остается порадоваться, что Тион забрал магию из нашего мира. Если бы мертвый использовал не только алебарду, но и волшебство, боюсь, с нами бы ты точно уже не разговаривал. Вы не задумывались, почему он тысячу лет бродил в подземелье, когда в любой момент мог выбраться наружу?

Мильвио провел рукой по отросшей щетине, которая уже начала превращаться в бороду:

– Кто поймет, что в голове у мертвого? Быть может, его что-то держало? А может, он ожил лишь после того, как в башне произошел обвал, и это его разбудило. Скажи, Тэо, сколько может стоить эта золотая безделушка?