Вера Чиркова - Маг для бастарда
– Ках, может, хоть поедите перед дорогой? – Глядя, как оборотни торопливо заводят лошадей вглубь расселины, туда, где стекает в выемку крохотный родничок, обеспокоился я, представив, сколько им бежать назад.
– Нет, мы хорошо наелись в обед, а стая недалеко ждет, – отмахнулся он и поманил меня к большому камню. – Сдвинь камень в сторону.
За камнем оказалась вполне обжитая пещерка, низкая и тесная, с небольшим запасом дров и несколькими шерстяными одеялами, развешенными на жердях.
– Как будете уходить, закроешь, – сказал он, показывая, где лежит нехитрая посуда. Потом замешкался, с сомнением глянул мне в глаза и осторожно спросил: – Я правильно понял, что у вас неприятности?
– Да. Но не волнуйся, я справлюсь.
– А может, возьмешь Агана? Он очень ловкий и в городе долго жил. От него тебе убытку не будет, но в случае чего поможет.
Вот же святая пентаграмма! Ты ведь жил рядом с маглором, Ках, неужели не понимаешь, что это дело моей чести справиться со всеми трудностями самому? Нам нельзя в этих землях ни организовывать сообществ, ни нанимать хорошо обученных телохранителей, ни использовать смертельные заклинания. Только в самом крайнем случае, какой был у меня вчера.
– Подожди, не отказывай, – заторопился оборотень, заметив, как я с досадой сжал губы, – просто возьми у него волосок. Если что, пошлешь ему знак. Ну бывают же у вас особые обстоятельства?
– Ладно, на волосок согласен, – сдался я, скорее ради того, чтоб не спорить со стариком.
– Ну и хорошо, – обрадовался он, выдернул у покорно подставившего гриву спутника клочок волос, завернул в листик и подал мне.
А потом снял с торса простой, довольно широкий вязаный кушак, и по тому, как тот тяжело провис, я понял, что ошибался насчет предназначения этой вещицы.
– Тут только золотые, так в кушаке и носи, он закроет обруч власти. Не нужно, чтоб его все видели.
– Я могу под рубашкой носить, или отвод глаз накастовать, – повязывая на талию кушак, хранивший почти целое состояние, пообещал я, и остановил собравшихся уходить подчиненных: – Еще минуту.
Прежде чем поставить оборотням долговременные щиты, я проверил еще раз их здоровье и добавил сил.
А когда они уже уходили, вспомнил, что им точно не помешает, и бросил вслед усиление слуха. Пусть не навсегда, но на месяц хватит. А потом я надеюсь вернуться.
– Маглор Иридос, – подошел Ганик, недовольный тем, что его только что разбудили. Он закончил заниматься лошадьми и теперь глядел на меня с укором в глазах. – Мэлин спрашивает, костер разжигать будем?
– Нет, – отказал я, – и так все подогрею. Тут тропа недалеко, учует кто-нибудь дым.
– А мои штаны в мешке еще сырые…
– Не будь балбесом, – сердито прикрикнула бастарда, – повесь на кустах, утром сухие будут!
– А разве вы их не выбросили? – озадачился я. – Ганик, я же сказал – отдам тебе всю свою одежду. И сапоги новые куплю.
– Не надо мне ваших штанов, – с ненавистью выкрикнул вдруг мальчишка, – я и в своих прохожу!
И побежал куда-то в кусты.
Я бросил следом сторожку, благо слуга у меня ходит с маячком, шлепнулся на камень и сердито уставился вдаль. Ну вот почему с людьми так трудно, почему никто не хочет понимать элементарных вещей?
Мэлин молча расставила на камне миски с остывшей рыбой, принесла котелок холодной воды и села напротив. Я бросил согревающее заклинание, вскипятил чай, заварил травами из своего саквояжа и скосил взгляд на кусты. Сидит, паршивец упрямый, никак не хочет понять, что о нем же беспокоюсь.
– Может, мне поговорить с ним? – с наигранным равнодушием обронила Мэлин.
– Не нужно, – мне не хотелось, чтоб она становилась между нами посредником, – если он умный, и так поймет, что к чему. А с дураками разговаривать нечего.
– А он не имеет право сам выбирать? – внезапно разозлилась и она.
– Нет. Он несовершеннолетний и не понимает степень опасности, с которой мы столкнулись. И не соображает, что погибнет первым, если на нас снова нападут. А я не хочу, чтобы Ганимед погиб, хотя он и испортил мне не один штоф крови.
Я резко смолк и вцепился зубами в рыбу, а ведьмочка вдруг глянула на меня с неподдельным участием и, вынув из кармана маленькое зеркальце, поднесла к моему носу.
– Иллюзия слетела.
– Это не иллюзия, – рыкнул я, спешно отправляя рисунок чешуек под кожу, – это моя кожа. Я научился ее вытаскивать поверх защитного слоя.
– А разве это не кокон? – В ее голосе слышалось плохо скрытое сомнение.
– Нет. Кокон не получился, щиты сработали. Создалась защитная шкура.
– И ее нельзя… убрать?
– Зачем? Мне не мешает, – пожал я плечами и оглянулся на пещерку. – Иди, устраивай себе постель, пока светло. Мы ляжем на улице.
– Когда ты не проснулся, – вдруг задумчиво сказала Мэлин, – и мы увидели эту шкуру, ужасно боялись спать рядом в избушке.
– И где вы спали? – запоздало насторожился я.
– Возле костра. А дверь закрывали снаружи, и Ганик каждый вечер строил возле нее каменную пирамиду.
– А не могли додуматься, что я эти камни при желании вмиг размечу?
– Мы додумались, – невесело усмехнулась она, – потому тебя и привязали. А камни… Если ты начнешь ломать дверь и они покатятся, я успею вскочить и полить троесонным зельем.
– Спасибо, что рассказала, – язвительно поблагодарил я, – не думал, что ты умеешь такое варить.
– Умею. Ты правильно угадал, моя бабушка ведьма. А вот мать была бездарная, у нас способности передаются через поколение.
Я только усмехнулся. В корне неверная теория, но спорить или доказывать ничего не стал. Мне было интересно услышать о том, как и где жила бастарда до своего переезда в крепость.
– Она как услышала, что королева собирает всех бастардов, сразу увезла меня из поместья, где работала белошвейкой, на дальний хутор, к бабушкиным знакомым. Сама бабушка тогда жила в приграничном селе, была в крепости травницей. На хуторе мы прожили несколько лет, а когда мне было одиннадцать, мать умерла, ее на сенокосе укусила черная гадюка. Травница немного не успела… а я сама еще ничего не умела. Вот тогда меня бабушка и забрала – нарочно поссорилась с комендантом и ушла из крепости. Мы поселились в заброшенной сторожке лесника и бабушка начала меня учить. Она очень торопилась, знакомые передавали, что королевские сыскари рыщут, как волки.
Мэлин замолчала, с тоской глядя на гаснущий вдали закат и первые бледные звезды. Я поспешно бросил на себя заклинание невозмутимости и терпеливо ждал окончания, заранее зная, что оно мне не понравится. Кто я тут такой, чтобы выражать свое мнение по поводу королевских указов и планов?
– Они пришли под утро… и с ними был маглор. Не будь его, мы бы сумели уйти, но он бросил оцепенение.
– Что стало с бабушкой? – насторожился я, помнится, мне сказали, что старая ведьма умерла.
– Она попыталась меня отбить. Позже, когда меня везли на лошади через болото, подняла кикимор. А маглор бросил какое-то заклинание… Я только помню, как кричали кикиморы, а потом он меня усыпил. Очнулась я в крепости. Через некоторое время комендант сообщил, что бабушка умерла.
Святая пентаграмма.
Так вот почему она нас так ненавидела. Но он же не мог убить старуху?! Просто права не имел. Так же как я не имею права обсуждать с людьми действия точно таких практикантов, как я сам. Но и молчать сейчас нельзя. Теперь мне понятно, почему она завела этот разговор. Это проверка, экзамен на что-то, пока не известное мне, но, по-видимому, очень важное для нее.
– Мэлин, по инструкции он прав. Если на людей нападает нечисть, ее нужно наказать. Но я думаю, не совершу особого преступления, если открою тебе тайное наставление для маглоров. Нам запрещено на ваших землях использовать смертельные заклинания. Очень строго запрещено, как и кухонные, и подчинение, и многое другое. И он не мог этого не знать. Мне пока не известно, отчего умерла твоя бабушка, но точно знаю, что он не мог ее убить.
– Ты так веришь, что все вы поступаете точно по инструкции? – помолчав, угрюмо буркнула она и поднялась с места. – Пойду спать.
Я вздохнул и создал в пещере маленького светлячка, пока мы разговаривали, совсем стемнело. А потом вздохнул еще тяжелее и строго приказал Ганику вылезать из кустов.
– Чего? – Минут пять в кустах шуршало и сопело, потом все же явился растрепанный и поцарапанный мятежник.
– Вот еда, вон пещера, мы спим у входа. Я пошел спать, устал как лошадь, а утром рано вставать. Как поешь, накрой рыбу.
И направился к пещере. Мэлин уже устроила себе тощее ложе из одного одеяла, накрылась с головой другим, и изображала спящую, хотя мой новый слух донес до меня, что она еле слышно всхлипывает. Я остервенело рыкнул, почувствовал, как в руки впиваются острые когти, и, плюнув на все правила ковена, создал три воздушных перины. Приподнял девчонку воздушной петлей, подсунул под нее перину и услышал, как резко прекратилось всхлипывание.
