Дмитрий Тихонов - Эпоха последних слов

Второй орк, тот самый, что выпрыгнул на Харлана, не мог похвастаться подобными габаритами. Был он грузен и массивен, но ширину плеч значительно превосходила ширина заплывшего жиром брюха. Неповоротливость компенсировалась огромным щитом, сделанным из дерева и укрепленным несколькими железными пластинами. На круглую голову был нахлобучен странный, тоже, судя по всему, деревянный шлем, из-под которого угрюмо и страшно таращились разные глаза: один налитый алой кровью, а второй затянутый бледной пленкой бельма. Правый клык отсутствовал полностью, а оттого несимметричность зеленой морды казалась абсолютной: широкий, плоский и ровный нос смотрелся на ней нелепо, даже уродливо.

Заслонившись щитом, орк ритмично постукивал по его кромке чем-то вроде самодельного тесака — толстой доской с краями, утыканными заостренными кусками металла.

— Я спрашиваю, кто тут у нас? — повторил гном, и палец на курках аркебузы заметно напрягся. — Глухие, что ли?

— Так точно! — отрапортовал Скалогрыз, осторожно выглядывая из-за спины рыцаря. — Глуховат я малость.

— Нас послал Синеус, — сказал Вольфганг.

— Кто? — просипел гном удивленно.

— Это не те, — прогрохотал орк под ним. — Мы промахнулись.

— Валим их? — буднично спросил толстяк.

— Погодите! — взвизгнул Скалогрыз, безошибочно расслышав в этом вопросе смертельную опасность. — Нас послал Седой Сигмунд! Седой!

— Так Сигмунд или Синеус? — ворчливо спросил безногий, но палец с курков убрал.

— Сигмунд, — подтвердил Вольфганг. — Простите меня. Я… ошибся.

— А, тогда добро пожаловать! — гном ощерился, обнажив мелкие, но острые клыки. — Вы тоже не серчайте. Времена нынче дерьмовые, сами знаете.

Он опустил аркебузу, похлопал орка по лысой макушке:

— Ыр, отпусти лошадок.

Варвар послушался. Гном изобразил нечто вроде поклона:

— Меня здесь зовут Хельг Смотри-в-Оба, а этот богатырь — Ыр Костолом. У нас с ним взаимовыгодный договор: он за меня ходит, а я за него думаю. Вон тот злобный — Гыр Щербатый. Он, бедняга, думает самостоятельно, и иногда это заканчивается плохо.

Вольфганг, наклонив голову, представил себя и товарищей.

— Отлично! — подытожил Хельг. — Вас мы давно поджидаем. Седой просил встретить и спрятать на время.

— Спрятать?

— Да. Сказал, вас ищут.

— Это верно.

— Тогда пошли. Места здесь, конечно, глухие, но у нас в лагере надежнее.

Ыр Костолом развернулся и зашагал по тропе, которую можно было разглядеть, только точно зная, где искать. Вольфганг направил лошадь следом. Животные настороженно, напряженно всхрапывали, но бежать больше не порывались. Потом на тропу не спеша въехал Харлан, а Гыр Щербатый замыкал шествие.

— Ну хорошо, — начал рыцарь. — Мы — путники, попавшие в серьезные неприятности. Это бессмысленно скрывать. А вы кто такие?

— Ловцы метеоритов! — весело ответил безногий гном.

— Метеоритов?

— Именно, мой новый друг! Здесь для нас раздолье, настоящее золотое дно — раз в сутки обязательно что-нибудь да свалится.

— Ты имеешь в виду камни, падающие с неба?

— У вас в Ордене словом «метеориты» обозначали что-то другое?

— Нет, просто… зачем они вам?

— Кое-кто в этих краях дает за каждый камешек, за каждый кусок камешка неплохую цену.

— Серьезно?

— Разумеется, не золотом. Кому оно нынче нужно! Но вкусная еда, дорогое вино, лекарства и булатная сталь на дороге не валяются.

— Ясно. А какое отношение к вам имеет Сине… Седой Сигмунд?

— Он время от времени приходит, помогает советом или делом, иногда магией. Объявился нынче утром, попросил оказать услугу — приютить вас. Я было сомневался, но теперь вижу, что не прогадал.

— Почему?

— Трое здоровых, крепких мужиков, способных держать оружие, не будут лишними. А то наша банда в последнее время понесла немало потерь.

— Потерь?

— А как же! Или ты думал, мы одни рыщем по этим голым скалам в поисках небесных гостей? Тут хватает ловцов. Иногда за добычу приходится схлестываться, ничего не поделаешь.

— А почему бы не объединиться и не собирать метеориты вместе?

Гном только фыркнул, да покачал головой.

— Это невозможно! — раздался сзади голос Харлана. — Чем больше человек принесет заказчику метеорит, тем меньше будет доля каждого из них. И наоборот.

— Именно так, — кивнул Хельг. — Но когда бойцов остается совсем мало, это тоже плохо — не справиться с другими бандами. Нужно соблюдать баланс. Всегда баланс. Трое — как раз то, что нужно. Не волнуйтесь, мы для начала доверим вам второстепенные роли.

— Обнадежил, братуха, — проворчал Скалогрыз.

Процессия углублялась в серые пустоши, ощетинившиеся остриями скал. Каменистая тропа извивалась среди холмов подобно раненой змее, поднималась, опускалась, раздваивалась, ползла по краям широких провалов, из глубины которых тянулись в небо струйки вонючего дыма.

— Вулкан просыпается, — пояснил гном. — Метеориты будят первобытное пламя, спящее в глубинах. Когда-нибудь все здесь зальет кипящая лава, как пить дать.

Иногда тропа перекидывалась через пропасть узким каменным мостом, и каждый раз, проезжая над бездной, Вольфганг вспоминал цитадель алхимиков и ее библиотеку. Это придавало ему храбрости.

Временами в просветах между скал виднелись останки древних строений, разрушенных башен и огороженных обвалившимися стенами площадок, но от них веяло таким холодом и голодной пустотой, что никто не осмелился задавать вопросов.

Зато Скалогрызу хватило ума спросить насчет вьющихся в небе стервятников.

— Это они над местом последней драки летают, — охотно пояснил Хельг. — Там немало полегло. Медная Борода воткнул на вершине холма турель и косил всех, кто пытался подобраться к метеориту. Пока к нему не зашли с тыла и не раскроили череп…

— Я понял, спасибо, — поспешно заверил собрата Роргар. — Очаровательная история.

Миновав еще несколько крутых поворотов, на последнем из которых возвышалось большое, но абсолютно сухое дерево, заботливо украшенное болтающимся на нижней ветке скелетом, они выбрались на относительно ровное пространство, со всех сторон окруженное отвесными каменными стенами. Здесь сгрудились несколько сложенных из разнообразного хлама хижин и пара выцветших добела орочьих шатров.

— Наше логово, — довольно просипел Смотри-в-Оба. — Добро пожаловать.

Навстречу им вышли трое: сгорбленная сухая старуха с крючковатым носом и длинными седыми косами, сжимающая в заскорузлых пальцах взведенный арбалет; бритая наголо стройная эльфийка в просторном одеянии и мальчишка лет одиннадцати-двенадцати, чумазый, лохматый и полуголый, со злобным звериным взглядом.

— Принимайте пополнение! — приветствовал их Хельг и, повернувшись к путникам, поочередно представил всех домочадцев.

— Ивэйна Распрекрасная! — объявил он, указывая на старуху. — Великолепно готовит, неплохо лечит и отвратно стреляет. За то и держим. Красоту свою бережет, не домогайтесь ее, а то проклянет.

— Эллара-Пламенная-Длань, — Хельг обернулся к эльфийке. — Здесь — просто Элли. Изгнана с позором из горного монастыря, принята у нас с распростертыми объятьями. Колдует мало и плохо, зато красиво. Ыр и Гыр аж дрались из-за нее на дуэли.

— Червяк, — про мальчишку. — Тащит все, что плохо лежит. Говорит редко, я не слышал ни разу. Пронырлив, что твоя крыса. Внук Распрекрасной. Возможно.

Кивнув всем и дождавшись ответного кивка лишь от эльфийки, Вольфганг спешился и помог спуститься Скалогрызу. Чувствуя спиной настороженные взгляды, он начал расседлывать лошадь. Потом чья-то твердая ладонь легла ему на плечо. Рыцарь обернулся.

— Дробовщина, — пробормотал Роргар рядом. — Опять срезал, кажись…

— Хорошо добрались? — с легкой улыбкой спросил Синеус, он же Седой Сигмунд.

— Могло быть и хуже, — ответил Вольфганг и, шагнув к сказочнику вплотную, взял его за грудки. — Ты обещал мне все объяснить, старик. Надеюсь, ты это сделаешь. И, самое главное, расскажешь, каким образом эти… ловцы метеоритов помогут спасти моего брата.

Глава III

Маски

Бездонное иссиня-черное небо полыхало зарницами. Звезды висели так низко, что, казалось, протяни руку — и схватишь, зажмешь в кулаке крохотный кусочек вечного света. Возможно, кому-то удавалось. Середина лета всегда богата на чудеса и ясные ночи.

Червяк забрался на верхушку дерева, на котором болтался скелет, и маленький черный силуэт мальчишки то четко вырисовывался среди мертвых скрюченных ветвей, то полностью пропадал в темноте. Эта парадоксально мирная картина успокоила Вольфганга, немного притупила острые шипы на стенках колодца, в который падала его душа. Он знал, что Рихард жив, но не мог почувствовать, как далеко тот находится — брат словно бы пребывал сразу повсюду и одновременно нигде, слился с остальным миром, наполнил его собой.