Елена Малиновская - Две сестры. Проклятье рода

Елена Малиновская

Две сестры. Проклятье рода

© Малиновская Е., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Часть 1

Таинственный сосед

Дом поражал своим размером. Двухэтажный, с мезонином, он угрожающе нависал над моей головой. Придерживая шляпку, чтобы не слетела, я задрала голову и попыталась оценить свои новые владения. Н-да, крыша наверняка течет – вон, даже отсюда заметны прорехи в выцветшей от времени черепице. Окна настолько грязные, что это видно и снаружи. Входная дверь как-то странно покосилась. Боюсь, внутри я обнаружу полную разруху и гнилые полы.

И все же было в этом доме определенное очарование, которое не дало мне пасть духом после первого краткого знакомства. Если закрыть глаза на все эти недочеты, он выглядел весьма величественно в окружении старых разлапистых елей. Наверное, когда-то этот дом был гордостью здешнего городка. Даже сейчас в кронах кустов, нынче бурно разросшихся перед крыльцом, угадывались шедевры топиарного искусства, а среди зарослей сорняков на клумбе я обнаружила несколько роз. Видимо, моя прабабушка в свое время не скупилась на садовника и вкладывала немало денег в поддержание порядка. Интересно, что изменилось сейчас?

– Хлоя, мы тут будем жить? – вывел меня из состояния задумчивости звонкий девичий голосок.

Я вздохнула и с усилием оторвала взгляд от дома. Ласково посмотрела на сестру, которая испуганно жалась к калитке, где неразговорчивый извозчик скинул наши чемоданы.

Анне лишь недавно исполнилось десять, но выглядела она намного младше. Наверное, со стороны мы менее всего походили на сестер. Во-первых, из-за большой разницы в возрасте – я была старше Анны ровно вдвое. Мы даже родились в один день – пятого октября, в канун Дня духов. Во-вторых, у нас были разные отцы, что не могло не отразиться на нашей внешности. В моих жилах текла жгучая южная кровь бродячего народа. Мать как-то рассказывала мне, что моя бабушка со стороны отца сбежала из дома в юном возрасте, влюбившись в знойного и страстного красавца-артейца, попросившегося переночевать. А наутро гостеприимные хозяева обнаружили пропажу не только столового серебра, но и единственной горячо любимой дочки, которая настолько потеряла голову от заезжего сердцееда, что даже не удосужилась оставить родителям записки с объяснением своего поступка. Впрочем, через год она вернулась – заплаканная, подозрительно располневшая, в обносках и с россыпью красочных синяков. Хвала Вильяму и Элизе из рода Этвуд – они не стали выгонять блудную дочь и не побоялись пересудов маленького провинциального городка. Напротив, дали ребенку свою фамилию и нарекли его Кристианом. Правда, поспешили отправить внука в закрытую школу для мальчиков, входящих в первое сословие[1], чтобы иссиня-черные волосы ребенка и его смуглая кожа, непривычные для здешних мест, перестали мозолить глаза соседям.

Судьба же их дочери, так рано ставшей матерью, с той поры теряется в семейной летописи. Вроде бы она решила посвятить жизнь служению Бригиде, покровительнице брака и материнства, и удалилась в монастырь, расположенный где-то у подножия южных гор. По крайней мере, так мне объяснила матушка. Я не знаю, как долго она еще прожила и при каких обстоятельствах умерла. Не исключено, что она до сих пор здравствует, облаченная в белоснежные одеяния послушницы и приговоренная до скончания жизни отмаливать грехи юности. Так или иначе, но в моей памяти она навсегда осталась лишь одним из имен, за которым я совершенно не представляла человека. Найна Вивьен Этвуд. Да что там, достаточно долго я считала именно Элизу своей бабушкой, поскольку та постоянно незримо присутствовала в моей жизни. Да, я совершенно не помнила, как она выглядит, но регулярно получала подарки и письма, подписанные твердой рукой прабабки.

Впрочем, хватит об этом. Именно от отца я унаследовала смугловатый оттенок кожи, чуть раскосый разрез темно-карих глаз и цвет волос. Увы, первый брак моей матери не продлился долго. Всего через год после моего рождения Кристиан Этвуд погиб. С его смертью была связана какая-то туманная и загадочная история, в подробности которой мать наотрез отказалась меня посвящать. Но общепринятое мнение гласило, что он пал жертвой взбесившейся охотничьей собаки, которая по совершенно непонятной причине напала на него и разорвала глотку.

Матушка недолго носила черный вдовий наряд. Уже через полгода она вновь примерила свадебную фату, правда, уважив традиции, выходила замуж не в белом, символизирующем невинность, а в ярко-алом. Полагаю, столь вызывающий цвет во многом был выбран из-за того, что удивительно шел ее пепельно-белым волосам и ярко-голубым глазам. Именно так моя матушка превратилась из Терезы Этвуд в Терезу Мюррей. Ну а я была обречена повторить судьбу отца и в шесть лет отправилась из родного дома на учебу в пансион для девушек, принадлежащих к первому сословию. Полагаю, во многом это было сделано из-за того, что моему новоиспеченному отчиму – Генриху Мюррею – досаждало мое присутствие в доме. Я была словно бельмо на глазу, постоянно напоминая излишне ревнивому господину в летах о молодом и красивом предшественнике.

Второй брак моей матери оказался удачнее первого. По крайней мере, он продлился намного дольше. Но по какой-то причине богиня-хранительница семейного очага Бригида долго не благословляла этот союз детьми. Наверное, не будь у матери меня – то именно ее бы обвинили в неспособности даровать супругу долгожданного ребенка. Однако все осложнялось тем, что у Генриха этот брак тоже был не первым. Предшественница моей матери – Адри Мюррей – умерла от чахотки в двадцать с небольшим, оставив безутешному вдовцу на память о себе очаровательного годовалого мальчугана, моего сводного брата Вильгельма.

Я печально вздохнула. Запутанные семейные отношения, ничего не скажешь. Если честно, мне было немного обидно из-за того, что мать по сути отказалась от родной дочери. Именно на воспитание Вильгельма она тратила все время и силы, отослав меня в пансион. По слухам, матушка оставалась образцовой мачехой даже после того, как родила Анну. О моем же существовании вспоминали лишь раз в год – на праздник перемены года, когда мне дозволялось навестить родных и получить в дар очередной наряд и теплые носки.

Говоря откровенно, я была даже рада, что мое знакомство с семейством Мюррей носило столь поверхностный характер. Мне не нравился ни Генрих, чья нелюбовь ко мне с годами становилась все очевиднее, ни Вильгельм, который, казалось, унаследовал от отца самые худшие качества характера, такие, как бережливость, доходящая до откровенной скупости, и полное отсутствие юмора. Мы с Вильгельмом были ровесниками, но он напоминал мне маленького старичка – не по годам рассудительного и до зевоты скучного.

А вот Анну я любила. Она росла вылитой копией нашей матери, от которой унаследовала светлые волосы и потрясающие голубые глаза. Но порой меня смущало ее поведение. Зачастую казалось, будто Анна видит что-то, неведомое остальным. Посредине оживленного разговора или шуточной игры она могла надолго замереть, уставившись в дальний угол комнаты. Иногда я слышала, как она разговаривает сама с собой. И меня до дрожи в коленях пугали ее рассказы про то, что она общается с призраками.

Генрих, который сперва души не чаял в дочери, тоже замечал эти странности. И в редкие свои визиты я видела, как меняется его отношение к Анне. Генрих терпеть не мог ничего, что так или иначе отличалось от общепринятых правил и норм приличия. Девушка из благородного рода не имела права обладать магическим даром! Это было уместно лишь для артейцев, которые в праздники заполоняли рыночные площади и хватали прохожих за руки, предлагая погадать, или же навязчиво пытались всучить амулеты на удачу.

Наверное, Генрих был бы по-настоящему счастлив, если бы пугающий дар Анны перешел ко мне. В конце концов, я нечистокровная итаррийка, а следовательно, мне простительно иметь связь с миром потустороннего. Но, увы, боги распорядились иначе.

Не знаю, какими резонами руководствовался Генрих, но почему-то он решил, что в этом опять-таки виновата я. Мол, какими-то неведомыми колдовскими способами я умудрилась заразить магическим даром сестру, при этом умело маскируя свой талант и не показывая его остальным. Поэтому последние четыре года я не видела сестру. Помню, это послужило настоящим потрясением для меня – когда в привычный день я так и не дождалась кареты из поместья Мюррей. Я никак не хотела верить, что родные окончательно отказались от меня в канун волшебного дня перемены года, поэтому провела много часов, прильнув к окну и отчаянно вглядываясь в ночную мглу – не раздастся ли вдалеке лошадиное ржание, не прорежет ли ее лучом магического шара возница.