Александр Белаш - Кибер-вождь
— Как эти машины к тебе относились? — Он был любознателен, этот гость с родины, и Габар утолял его любопытство; всегда приятно сознавать, что знаешь больше собеседника.
Фанку уже не грозила месть Банш, но Габар придерживался старой версии — его стерегли, в программе «Час Яунге» он увидел запись с обращением родных и убежал. «Значит, плохо стерегли, — отметил агент. — И странно, что не убили. Закон роботов не включает яунджи».
— И приношу вам свои глубочайшие извинения за то, что посмел поведать о делах, не делающих мне чести, — поклонился Габар после слов, подсказанных Черной Снежинкой. За разговором потливость пропала, стало легче дышать, но Габара словно вычерпали до дна.
— Кто оступился — еще не хромой, — ободрил пословицей родич библиотекаря. — Я рад, что и в ином мире тьянги верны обычаям предков. Мудр тот наставник, что благословил тебя нести свою историю людям ради знания и назидания…
«Тебе не торговать надо, а проповедовать», — со смирным лицом думал Габар. Прав отец: самые рьяные начетчики остались на Яунге, чтобы блюсти заветы и не дать новой ереси сгубить все страны и народы. Говорят — как масло льют.
— …а в обычаях наших — воздавать за труды.
Оба дали ему по десятке арги. Буууу, всегда бы так! Габар воспрял духом и охотно принял от коммерсанта визитку.
— Земляки должны помогать друг другу. Обращайся, когда будет нужда, в любое время. С горем или с радостью — встречу как родного.
Габара согрело, как зимой у батареи. Какие на родине люди душевные! Не то что некоторые здесь, в школе…
Второй вызов был опять к мохнатым. Трое разбитных деляг представляли разведку Южной Тьянгалы. Веротерпимая светская республика, охотно дававшая северным беженцам визы в Федерацию, была озабочена планами Генерала-Пресвитера и тоже хотела больше знать о киборгах. Эти расщедрились по пятерке с носа. Можно будет сразу расплатиться со Снежинкой.
На исходе дня Габар ощущал себя коргом; язык у него заплетался, а в животе плескался аквариум минералки с рачками. Его даже выслушали через толмача невозмутимые туанские офицеры! Пора было уходить домой, готовиться к школе, но время не вышло. Пару раз замечал брата — тот, изысканно одетый, прислуживал в зале. Удалось заглянуть в меню на самого себя: «Габар, знаменитый мальчик, был в плену у киборгов». В каком плену?.. Наверное, это в обычаях ресторанов — подавать рыбу за птицу.
Глаза смыкались; он попросил себе чашку травяной заварки. Домой, домой, выложить деньги и… отойти в сторонку. Это его долг перед семьей, а не личные сбережения.
— Ну, как? — подергала за рукав Снежинка. — Измотался, травку пьешь?
— Вот, возьми. Пять А. Спасибо.
— Что, пригодилось?.. Я не за этим. Тебя зовут в служебную часть, это по коридору налево, номер седьмой.
В ушах пели мухи; коридор расширялся и звенел, уходя в бесконечность. Брат, наверное; поздравить хочет.
Да, брат был тут — отпросился из зала. Пожал за плечи — и заторопился, но Габар остался в комнатенке не один…
— Каман Кох!.. — Габар, испытав внезапный прилив горячей нежности, потянулся к огромному эйджи, обнял его и прижался лицом; учитель кибертехники осторожно положил ладони мальчику на спину. Восемнадцать дней после ранения; язва на плече стала затягиваться, но каждое движение напоминало о ней болью.
— Я так счастлив, что вы пришли! Как ваша нога? Вам уже лучше? — спохватившись, что ведет себя не по-воински, Габар оторвался от Джастина.
— Да. Я почти в порядке. Скоро начну занятия.
— Я вас искал. Я приходил, но вас не оказалось дома, жаль. Карие глаза тьянги блестели, рот растянулся в радостной улыбке.
— Мне больше повезло, малыш. Это прекрасно, что ты устроился сюда; здесь ты не будешь чувствовать себя в изоляции. Тебе тут нравится?
— Да, это трудно, но занятно. Извините, что я так сразу… был так несдержан. Я вас не обидел?
— Нет, ты никогда меня не обидишь.
Сто миллионов суетящихся, равнодушных — и один мохнатый школьник, прибежавший к тебе домой, как к другу. Столько лет одиночества, вечный комок в горле, стена болезненного молчания, отгородившая тебя от всех, — и один малец, которому даже увидеть тебя — подарок.
Глядя на Габара, Джастин забыл о своей жизни, превратившейся в войну, как будто здесь, в служебных помещениях «Ридгели…», начался новый отсчет времени. Он не знал любви в приюте — там ее раздают поровну и помалу, — он не сходился с людьми в колледже для инвалидов, он не ухаживал за девушками, а весь огонь души вкладывал в тщательный расчет мести. И вдруг чужой мальчишка полюбил его — не F60.5, а Джастина Коха.
Что теперь делать?! Как быть с этим открытием?
И ты — зачем ты пришел сюда? Ты хотел увидеть, как тебя встретят. Ты увидел — и ты растерян.
Но отвергнуть восторг Габара, замкнуться, отступить — уже нельзя. Невозможно предать того, кто тебе доверился, даже забыл о масонских приличиях.
— Я очень, очень доволен, что у тебя все удалось, — осторожно выговорил Джастин. — И дальше все будет хорошо, я уверен. Если тебе понадобится что-то — я всегда готов помочь. Звони мне.
— Если вы позволите!
— Я же говорю — можно. Даже нужно. Вот телефон… — Джастин привычно опустил руку в карман, где лежал экранчик и всякие карточки для общения. — Работай и учись. Ты должен хорошо сдать переводные экзамены, а летом я подпишу тебе разрешение на монтаж и буду помогать. Сейчас мне пора идти — меня впустили по просьбе Гаятуна, не надо его подводить.
— До встречи, каман Кох! — Габар решился и подержал ладонями руку Джастина — почтительно, как подобает младшему.
К выходу Джастин шел, задумавшись. Он обещал; слово следует сдержать. Охранник-эйджи у двери требовательно протянул руку:
— Ваш пропуск, сэр.
— Вот, — ответил Джастин — и обмер. — Вот! — повторил он громче; горло сжимало, но звук все же рождался. Секьюрити нахмурился — что-то не так?.. Нет, пропуск правильный.
— Пожалуйста, выход открыт.
— Да! — почти выкрикнул Джастин. — Да…
— Чудак какой-то… — промолвил секьюрити, провожая глазами высокого мужчину, повторявшего: «Да!.. Вот!.. Да!..»
Пройдя пару кварталов, Джастин потоптался у входа в магазин. Попробовать еще раз? Нет, нет, пока нет. Казалось, говорить опасней, чем монтировать бомбы.
Да, бомбы. Габар не должен знать об F60.5. Это надо спрятать еще глубже, накрепко. Сделать перерыв в акциях. Повременить…
Если его арестуют, Габар будет в отчаянии. Что он подумает о своем учителе?!
Эти мысли Джастин понес домой, с ними уснул и проснулся. Он был из тех, в ком мысли застревают; словно зерна в почве, они пускают корни и дают ростки, а после — приносят плоды категоричных решений.
Слишком многое случилось с Джастином, чтобы все осталось как было.
* * *Библия была толщиной миллиметров девять, а форматом — вроде бумажной книги. Ланбуки, книги-пластины, удобны; в одну эту плитку можно закачать целую библиотеку, и те, кому надо иметь свод знаний под рукой — студенты, экономисты, юристы, экспедиторы, — охотно ими пользуются, но книги из бумаги не сдавались. Оказалось, люди продолжают ценить осязаемость информационных продуктов, интимность перелистывания страниц, стабильность раз и навсегда напечатанного текста, который не заест и не зависнет. А еще — многих раздражали напоминания типа «Содержимое не может быть скопировано в другой ланбук!», рекламные вставки и то, что ланбуки имели привычку включаться на приближение руки и предлагать себя.
И этот ланбук был из породы назойливых — едва Хиллари потянулся к нему, однотонная темная обложка с золотым крестом растаяла, заиграл гимн, и появившийся плат Вероники доверительно прошептал: «Коснись меня, я — жизнь…»
Закрыв пальцем звук, Хиллари показал ланбук Гасту:
— Гадали?
— Было дело. — Гаст глядел весело. — Сегодня все гадали, кто на чем! И зеркало целовали, и в Библию наугад тыкали, и домового ночью спрашивали. И выходило на все лады — и крах, и страх, и обойдется. Ну, теперь все! Проект ликует. Босс, тебя не на руках несли от входа?
— Кое-как проскочил без оваций. Да и вечер — кто остался, все заняты.
«Итак, что нас ждет…» — не глядя, Хиллари стал нажимать — раз, два, три; книга, глава, стих…
Первое послание к коринфянам, 15, стих 51: «Говорю вам тайну; не все мы умрем, но все изменимся».
Оно всегда так — о чем думаешь, то и читается.
Вторая попытка. Раз, два. Хм… Палец не туда попал — та же глава, но двадцатью стихами раньше: «Безрассудный! То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет». Опять намек. Вся Библия — энциклопедия многозначительных намеков.
Если на то пошло — гадать надо до трех раз! Набор произвольный. Исайя, 52, стих 2: «Отряси с себя прах; встань, пленный Иерусалим! Сними цепи с шеи твоей, пленная дочь Сиона!»
— А ты — отдыхал, чтоб сейчас за работу садиться? — заботливо спросил Гаст. — Я-то все приготовил, что ты велел, но…
