Джон Адамс - Апокалипсис

Мысли Парнелла разбежались. В конце концов он ответил просто:

— Она приносит людям удовольствие. Вот, пожалуй, и все.

Лицо вандала вновь скривилось в усмешке:

— Понимаешь, дед, твоя смерть тоже принесет мне удовольствие. Но сначала я возьму эту колотушку и раздолбаю в хлам твой музыкальный ящик, чтобы и ты мог напоследок порадоваться вместе со мной. Надеюсь, ты не против?

Повернувшись к роялю и взвесив в руках кувалду, вандал занес ее над безмолвными струнами. Что-то щелкнуло внутри Парнелла. Он вскочил на ноги и схватил вандала за руки. Тот от удивления даже выронил молот. Парнелл протянул к его лицу шишковатые скрюченные пальцы. Вандал взмахнул волосатым кулаком, нанес старику удар в челюсть, едва не свалив его наземь. Но руки Парнелла были уже на горле выродка. Пальцы музыканта, ставшие твердыми, как железо, после десятилетних упражнений на тугой клавиатуре, впились в молодую и крепкую плоть. Лицо парня потемнело от прилива крови. Он тщетно пытался оторвать руки Парнелла от своего горла, но пальцы старика сомкнулись в смертельной хватке. Их питала энергия гнева.

Какое-то время, казавшееся им обоим бесконечным, они сжимали друг друга в объятиях. Затем вандал рухнул на сцену. Упав на врага, Парнелл продолжал выдавливать жизнь из него, пока тот не испустил дух. Чуть позже старик издал придушенный крик и, перегнувшись через край сцены, исторг из себя струю рвоты. В течение нескольких минут он так и стоял на четвереньках, словно животное. Через некоторое время ему удалось повернуться и с сожалением посмотреть на тело молодого человека. До Парнелла донеслись приглушенные крики и вопли других вандалов. Их толпа грабила здание мэрии и поджигала его. Но в концертном зале стояла тишина, нарушаемая лишь писком летучих мышей.

Парнелл подполз к тому месту, где лежала кувалда. Он встал, используя молот как костыль. Затем он поднял кувалду над головой и опустил на струны рояля. От удара содрогнулось все его тело. Струны лопнули с яростным визгом, и дерево расщепилось на острые обломки, наполнив воздух громким и скрипящим стоном. Канделябр покатился по полу и погас, погрузив зал в непроглядную тьму.

На некоторое время здесь воцарилось полное безмолвие.

Джон Лэнган

Эпизод седьмой: Последняя битва со Сворой в Королевстве Пурпурных Цветов

Джон Лэнган опубликовал несколько рассказов в журнале "The Magazine of Fantasy & Science Fiction", два из которых — "На острове поморника" ("On Skua Island") и "Мистер Гонт" ("Mr. Gaunt") — были номинированы на премию Международной гильдии критиков жанра хоррор (International Horror Guild Award). Недавно в издательстве "Prime Books" вышел сборник "Мистер Гонт и другие тревожные встречи" ("Mr. Gaunt and Other Uneasy Encounters"). Лэнган готовит обзоры и очерки для таких изданий, как "Dead Reckoning", "Erebos", "Extrapolation", "Fantasy Commentator", "The Internet Review of Science Fiction", "The Lovecraft Annual", "Lovecraft Sudies" и "Science Fiction Studies". Лэнган работает младшим преподавателем в университете штата Нью-Йорк, расположенном в Нью-Палц, и пишет диссертацию о творчества Говарда Лавкрафта.

"Эпизод седьмой" является переработкой рассказа, сочиненного Лэнганом, когда ему было немногим более двадцати лет. На создание новой версии его вдохновило произведение, также вошедшее в данную антологию — "Конец света, каким мы его знаем" Дейла Бейли. "Дейл создал отличный ремейк классической постапокалиптической истории середины двадцатого века, — говорит Лэнган. — Я восхищен его творением, но в то же время для меня это в некоторой степени вызов, порождающий желание доказать, что не все сложат руки, чтобы тихонько опочить".

В этом мире существует масса отвратительных

вещей, Паук.[60]

Спустись и прими бой.

На него не нападала свора диких псов.

После трех суток погони… почти без сна, не считая отдыха урывками по получасу, максимум но полтора, на задних сиденьях легковушек и внедорожников, в холле какого-то отеля, даже между стеллажами спортивного отдела гипермаркета… им удалось оторваться от Своры… а ведь с самого начала та буквально сидела на хвосте, и расстояние только сокращалось, несмотря на ловушки Уэйна, все хитроумные, некоторые гениальные; последняя даже уменьшила численность преследователей на две или три особи; а потом Уэйн заманил их в проход между ресторанным двориком и главным входом в гипермаркете и взорвал там нечто такое, что разнесло в крошки пол прямо перед Сворой и обрушило стеклянную крышу: посыпался град из осколков, крошечных гильотин; Джеки хотела прикончить уцелевших, но Уэйн сказал, что здесь опасно оставаться и следует скорее… пересечь мост… запруженный настолько, что для "чероки", который Уэйн повел по странно пустынному участку Девятого шоссе между гипермаркетом и Средним Гудзонским мостом, не было никакой возможности проехать; возник вопрос о том, стоит ли вообще продолжать движение на север по этому берегу Гудзона до следующего моста, который может быть свободен, а может, и нет (впервые, кажется, Уэйн затруднился принять решение); Джеки настойчиво держалась мнения, что пересекать реку стоит именно здесь и нигде больше: на противоположной стороне машин в достатке, а если они станут медлить, то лишатся всех временных преимуществ и встретятся со Сворой уже на совсем других условиях (а ведь вплоть до сегодняшнего вторжения в гипермаркет им удавалось сохранять дистанцию); так что они бросили джип, закинули за плечи тяжелые рюкзаки (отдых сил не прибавил) и (пока мост дрожал под ногами от порывов ветра, гудящего среди тросов, словно хор на распевках) двинулись по извилистому лабиринту из покинутых, сбитых в невообразимо беспорядочную кучу автомобилей, и каждый из них был заполнен огромными пурпурными цветами — такими же, что повстречались недавно Джеки и Уэйну; жирные стебли оплетали рулевые колеса, цеплялись за переключатели передачи и педали (а окна, словно густая пудра, покрывали слои фиолетовой пыльцы); у беглецов не было ни подходящего оружия, ни времени, чтобы сражаться с этими джунглями; неподалеку стоял пикап со свободным на вид салоном, но к ограждению его, будто загнанную в угол жертву, приткнули три машины помельче… разбить лагерь на другом берегу… они решили на выступе, с которого отлично просматривался участок, где мост врезался в восходящие холмы западного берега; этот выступ Уэйн заметил, еще когда они сошли с моста на дорогу, уходившую вверх и вправо, и миновали очередное скопище машин, оккупированных пурпурными цветами; Уэйн обратил внимание Джеки на выступ, и, когда они достигли участка дороги, где от нее отходила крутая тропа, упиравшаяся в ворота, которые Уэйн откроет (а он был в этом уверен), он повел ее к вершине (хотя ноги Джеки дрожали при одной только мысли о предстоящем очередном восхождении, еще более тяжелом), поторапливая, подбадривая ее похвалами, пока они не оказались у ворот, и Уэйн вскрыл замок и вновь защелкнул его, когда оба оказались за оградой, и Джеки шла за ним но пятам, а он выбирал подходящее место среди усыпавших выступ камней; не более пятнадцати футов в самом широком месте, прикинула Джеки; в поле зрения вернулся мост, а Уэйн поднял вверх руку, будто гид, дающий знак остальным участникам сафари, что здесь удачнее всего сделать привал… и приступить к устройству засады… и, едва они опустили на землю рюкзаки, он пошел назад, прихватив с собой лишь объемистую брезентовую черную сумку, в которой, как думала Джеки, он хранил всякие свои штуковины, и один пистолет, оставив все другое оружие ей: ружье, названия которого Джеки не помнила, но, обнаружив которое в магазине спортивных товаров, Уэйн был несказанно рад, и два пистолета; один — из сейфа его отца, другой — из пустой патрульной машины; "Прикрывать не надо, — сказал Уэйн, — но будь начеку", и она так и поступила, устроила собственную сумку возле рюкзаков, и ружье, лежащее на коленях, касалось купола живота; Уэйн спускался прежним маршрутом, чтобы вернуться на мост и устроить там ловушку или две, если будет время, потом исчез из виду, скрывшись за склоном.

Джеки… Жаклин Мари Дисалво: двадцать лет, пять футов шесть дюймов; рослая в отца (скорее всего, уже мертвого); сколько фунтов — она уже не знала, с тех пор как контроль веса перестал быть для нее приоритетом номер один; темно-каштановые волосы, довольно длинные; глаза карие; черты лица аккуратны и пропорциональны (однажды отец описал их как чинные, но Джеки не знала толком, что это значит); загар побледнел, учитывая, что за последний месяц они передвигались в основном по ночам, да еще и та неделя ливней; белая мужская футболка большого размера, серые спортивные штаны, белые хлопковые носки и дешевые "Биркенсток", удобные, но тесноватые: в конце концов, обувной шопинг не самое главное, когда ты бежишь (или, в её случае, ковыляешь), даешь деру, чтобы остаться в живых, — пять недель назад она была на тридцать пять дней менее беременна, чем сейчас; шесть с половиной вместо нынешних восьми месяцев "приключения" (любимый эвфемизм для определения беременности ее гинеколога — скорее всего, уже мертвого, — будто вынашивать ребенка — это некое экзотическое путешествие); и эта разница в полтора месяца означала, красноречиво заявляла: меньший желудок, меньшая грудь, меньшее все; меньшая Джеки; которая не уставала так быстро, у которой не бывало такой одышки, которая, может, и не спала крепко, но гораздо лучше, чем теперь, когда о комфорте можно позабыть; которой не требовалось без конца бегать по малой нужде, под присмотром стоявшего на страже Уэйна, с ружьем наперевес пристально оглядывающего окрестности, чтобы иметь представление, где искать убежища на случай внезапного появления Своры; она… сидела и ждала Уэйна… Уэйна Энтони Миллера; двадцать лет, на два дня младше Джеки; она родилась третьего, он — пятого июля; шесть и три десятых дюйма; вероятно, сто семьдесят фунтов; по-юношески долговяз (термин его скорее всего уже мертвой матери, высказавшейся подобным образом на новогодней вечеринке, из-за чего Уэйн, как он признался Джеки, чувствовал себя преданным и оскорбленным до глубины души); жилистые, длинные руки и ноги, худой, вытянутый торс; длинные темно-русые волосы, пшеничные, пока Уэйн был подростком; обрамляют широкое, квадратное лицо с маленьким носом, узкими глазами и крупным ртом; джинсы на нем были те самые, что и месяц назад, теперь довольно потертые (отличная реклама: "Вам не страшен конец света. "Ливайс". Самые надежные, чтобы пережить апокалипсис"), красная клетчатая рубашка из расстегнутого ворота которой выглядывала серая футболка с черной эмблемой Бэтмена, "Мартенсы" на ногах, — пять недель назад Уэйн работал в "Бариз энд Нобел", южнее моста на той стороне реки, и гораздо большую, чем следовало, часть зарплаты тратил на комиксы; несколькими месяцами ранее он окончил муниципальный колледж одного из нью-йорских округов с дипломом в области свободных искусств; его будущее, в смутных мечтах связанное с созданием одного из выпусков комикса о Бэтмене, оставалось, как Уэйн сам любил говорить, проектом в разработке (мечты возвращались, когда будущему случалось растянуться на больший, чем последующие двенадцать часов, срок, и, разумеется, были чем-то более сложным и вместе с тем куда более легким, нежели поиски еды и подходящего убежища).