Майкл Гаррисон - Нова Свинг

И вслед за тем неизменно приглашала:

– Приходи! Я достану ром «Блэк Харт», твой любимый.

Он всегда отвечал согласием. Но в конце концов растерял смелость для визитов, потому что стоило ему явиться, как бывшая начинала вздыхать и повторять: «Как мы хорошо жили, пока ты с той шлюхой из Кармоди не спутался».

– На Рождество, – рассказывал он рикше, пока девушка пробиралась между похожих на швабры пальм и щербатых пастельных пляжных домиков по обе стороны бульвара Сантори, – я ей покупал ее любимые духи, называются «Пепел роз». – Остальную часть года он пытался держаться от нее подальше. – Я уже был не в том положении, чтобы просить кого-нибудь об уходе за ней, а она ведь сама о себе толком не могла позаботиться. Ну и вот, я не только вину за собой чувствовал, но и нарастающее раздражение.

– «Пепел роз»! – повторила рикша. – Ну и ну!

Ему показалось, что позади слышны голоса, и он обернулся взглянуть в заднее окно. По бетону в пурпурном сиянии задувало песок. Никого, даже детей Пойнта.

– Возвращаемся! – приказал он. И: – Извини.

Рикша пожала плечами.

– Да ладно, – ответила она. – Мне-то какой интерес?

3

Жидкий модерн

После того что случилось с его последней клиенткой, Вик Серотонин много спал. Спал как мертвый, без сновидений. Побывав в Зоне, снов не видишь. А как проснешься, становится еще хреновее, и спать надо, чтобы потом увидеть перспективу, как всегда говорил Вик. Если не спать, заработаешь такую трясучку, что хоть в петлю лезь.

Вик обитал в саутэндском доме без лифта и горячей воды; берлогу эту он получил вместе с благословением на бизнес от уходившего на покой entradista-турагента по фамилии Бонавентура. Квартира была двухкомнатная, с душевой. Он тут никогда не готовил и не ел, хотя на кухне имелась индукционная печка и стоял навязчивый запах старой готовки. Пахло тут также старыми одежками, прежними арендаторами и многолетней пылью; однако дом удовлетворял основному профессиональному требованию Вика – был недалек от ореола Явления. Вик спал на кровати, сидел в кресле и брился перед зеркалом. Как и все остальные жители дома, эти вещи он купил в репродукционной лавочке в конце улицы, когда въехал сюда. Он носил габардиновые куртки на застежке-молнии и расписанные рубашки от Инги Малинк. Он вешал их в шкаф с Земли – розовый шпон по самшитовому дереву, примерно 1932 года, старый и привезенный издалека. Из одного окна открывался неплохой вид на мост, из другого – на сегмент некорпоративного космопорта, поросший сорняками, да ворота на цепи.

Однажды под конец дня он проснулся, посмотрел на себя в зеркало и подумал: «Вик, ну и видок у тебя».

Происшествие его так состарило, что Вику легко было дать лет пятьдесят. Во рту до сих пор держался характерный для Зоны привкус, а перед глазами стояла клиентка, убегавшая от него в странном свете задержавшейся зари. Ее паника и побежка навевали какие-то ассоциации; он уже не мог вспомнить какие, однако больше не злился на нее.

Среди прочего хлама в квартире Вика имелся бакелитовый телефон с проводами в тканевой обмотке и динамиком. В этом году они были в моде, и Вик купил себе самый дешевый. Стоило Вику закончить бриться, как телефон зазвонил: как Вик и ожидал, это оказался брокер Поли де Раад. Звонок был недолог и побудил Вика выдвинуть ящик, откуда он извлек два предмета, замотанных в тряпку. Первый предмет представлял собой пистолет. Второй описать было сложнее: Вик посидел у окна в меркнущем свете, задумчиво вертя его перед собой. В длину предмет имел дюймов восемнадцать, и, когда тряпка разворачивалась, он словно бы шевелился. Это была иллюзия. Падая под острым углом, свет создавал впечатление, что поверхность объекта вот-вот изогнется в руках. Объект был сделан из кости или металла, а может, из того и другого одновременно, а может, ни из того и ни из другого.

Он понятия не имел, что это такое. Когда Вик его нашел две недели назад, объект этот выглядел животным: единственным в своем роде, доселе невиданным, белым, безволосым зверем крупнее собаки; сперва зверь чухнул прочь от Вика по груде обломков где-то в Зоне, потом развернулся и побежал обратно, словно, передумав, заинтересовался персоной Вика. У него были крупные человеческие глаза. Каким именно образом животное превратилось в объект, ныне лежавший перед ним, тонкостенный, как соты, под определенным углом зрения словно бы титановый, а под другим – будто бы костяной, – Вик не знал. И не хотел знать.

– Да, – сказал он в трубку, – да, я достал. Он тут.

Послушал минутку.

– А с какой бы стати? – спросил он. Потом, сказав: «Ладно», повесил трубку. Завернул хабар обратно в тряпку и вышел из дома.

– Я ж этим не потому занимаюсь, что мне нравится, – пожаловался он вслух по пути вниз, словно Поли де Раад мог его слышать. Де Раад в свое время служил вакуум-коммандо, посредником и мастером на все руки в корпорации «Земные военные контракты», а впоследствии стал директором клуба «Семирамида». Это заведение представляло собой видимую часть обширного холдингового айсберга, куда основательно вкладывались ребятки из ЗВК. Поли держался принципа «подождем и посмотрим», осторожничал и в данном случае решил свести Вика с одним из своих операторов, который-де проверит хабар и купит его, только если товар хороший.

Вик не знал, кого недолюбливает сильнее – Поли или его операторов. Тем не менее он спустился через Манитаун к океану и вскорости очутился в дальнем конце Корниш, на Суисайд-Пойнт. Там он остановился перед зданием из бетонных блоков, – быть может, старым баром или местом дешевой аренды для предсказуемо неудачливых предпринимателей; теперь стены покосились, окна были заколочены, вокруг царило запустение. Между похожими на швабры пальмами поодаль стояли дети Пойнта в костюмах ганпанков, негромко шушукаясь, и рекламные объявления, приглашавшие откликнуться на легальные вакансии, плавали вокруг их головенок.

Вик вошел и прождал внутри несколько минут, внимательно вслушиваясь. Ему показалось, что прошло куда больше времени. Затем пальмовые деревья зашелестели на холодном ветру, и откуда-то с пляжа, от голубоватых фонарей, полил серебристый дождь. Дети закричали и кинулись плясать под дождем. Через пару минут их и след простыл. Вик, словно ожидавший этого, вытащил пакет и выставил его перед собой, держа в одной руке, в другую же взял пистолет. Он стоял, наблюдая за переменами погоды, пока не услышал мягкий голос, исходивший словно бы изнутри и снаружи одновременно.

– Привет, Вик, – сказал голос.

– Ты заходи, не стой под дождем,[13] – сказал Вик.

– Ну прикольно же, Вик.

– Да ладно. Я не в настроении для разговоров о погоде.

– Я кого-нибудь пошлю, – ответил голос.

Вик пожал плечами, будто существо само попросило его о какой-то услуге, какую Серотонин не захотел оказать.

– Тут что-то нечисто, – предупредил он, – я умываю руки, если что. Прими это к сведению.

Голос рассмеялся.

Когда оператор Поли де Раада появился внутри, он принял облик одного из ребятишек Пойнта, мальчишки лет десяти, в обычном для этой местности кричаще-безвкусном прикиде ганпанка и выцветшем габардиновом плащике чуть ниже колен без ремня, застегнутом на все пуговицы. Мальчик вошел по собственной воле, а потом его так затрясло, что ребенок вынужденно прислонился к стене.

– Что со мной? – озадаченно произнес он в пространство. – Я тебя раньше не видел, чувак.

Он закашлялся, утер губы тыльной стороной запястья и поискал взгляд Серотонина, но тот успел отвернуться. Спустя пару минут Вик услышал вздох. Снаружи замелькал свет. Ребенок перестал сопротивляться и сполз по стене на пол.

– Обернись, Вик, – сказал оператор.

Вик облизал губы.

– Вик, я гарантирую твою безопасность.

Вик развернулся.

– Ты совсем как моя матушка говоришь, – заметил он. Трудно было сказать, почему мать ему сейчас вспомнилась. Он больше не был уверен, какого пола ребенок с Пойнта. Существо стояло тихо, неподвижно. Вику подумалось, что если оно пошевельнется, сделает шаг, пустится бежать, проделает осмысленное движение, то грацией не уступит танцовщице. Лицо его словно бы увеличилось в размерах. И глаза тоже – они приковывали взгляд. В лице этом просияла утренняя заря бесполой непостижимой личности теневика, источавшей такой оптимизм, что ни один человек не мог на него долго смотреть.

– Вот оно, – сказал Вик. – Я кладу хабар для Поли на пол между нами, ты делаешь все, что посчитаешь нужным, а если мне что-то не понравится, клянусь, я вас обоих пристрелю на месте.

– Ты бы расслабился, – посоветовал ему оператор.

Существо постояло, словно бы в замешательстве, еще некоторое время, пока Вик не положил артефакт на пол, затем у него из глотки вырвались три-четыре чистых звонких музыкальных ноты, не так вокальные, как инструментальные; хабар слабо засветился через тряпку, в которую Вик его завернул.