Вадим Панов - Продавцы невозможного
– Я не хотел возвращаться, – тихо говорит Джезе. – Хотел остаться в тебе навсегда.
– У нас есть Вечность, – эхом отзывается Пэт.
– Могла бы быть.
Он понял не все, но много. А точнее – самое главное. Он понял, что они больше не увидятся. Потому что пришла та самая, первородная любовь без имен и слов. Ведь имена и слова образуют путь, а дороги у них разные.
Дороги, выходящие за пределы их жизней. Дороги, с которых они не свернут. Но которые невозможно пройти без любви.
– А если мы все оставим? Пусть будем только мы.
– Мы потеряем больше, чем приобретем.
– Ты уверена?
– Я знаю.
Но ему нужно больше, чем уверенность ее голоса.
– Никто не знает, пока не попробует.
– Любовь есть страдание, Джезе, – шепчет Патриция. – Мы расплатились ею за то, чтобы пойти дальше. Но она всегда будет с нами.
И на ее глазах блестят слезы.
– Как сон?
– Как чудо.
– Второй раз в жизни я жалею, что не умею плакать.
Пэт поднимается, внимательно смотрит Джезе в глаза и легко, кончиками пальцев, касается его щеки. А потом, мягко проведя по губам, подбородку и шее, останавливает руку на груди Джезе.
– Мое сердце останется здесь навсегда.
– А мое – здесь. – Он касается ее груди.
Это и называется чудом.
Эпилог
Выбирая путь, мы выбираем спутников
– Ты ни в чем не виноват, – шепчет Ева. – Меня нужно винить, только меня.
Ее тонкие, но сильные пальчики сплелись с пальцами Сорок Два. Обжигает тело, обжигает дыхание… и слезы, что капают на его грудь – тоже обжигают. И слова…
– Роза была сильной… и я… я тоже сильная. – Пума поднимает голову и целует Сорок Два в щеку. – Я люблю тебя. – Я всегда буду рядом.
– Теперь я знаю, что такое счастье… – Полумрак спальни и расслабленная поза съедают ложь. Нужен только правильный голос, искренний голос, любящий голос, и Сорок Два справляется: – Ты, ты мне веришь?
– Я буду верить тебе всегда, – обещает Ева.
Теперь он тоже приподнялся, ответил поцелуем в губы и мягко надавил на ее плечо, заставляя улечься на спину.
– Я всегда буду верить тебе, – повторяет Пума, закрывая глаза. – И всегда буду верить в тебя.
Сорок Два входит в нее, но двигаться не спешит, крепко прижимается, вдыхая запах ее кожи, волос, вдыхая запах ее слез.
– Нас ждут тяжелые времена, Ева, и очень важно, чтобы ты в меня верила.
– Я тебя люблю…
Пять «Тек-9» произведут революцию, сделают троицу доступной, увеличат армию принявших Эпоху Цифры, навсегда изменят общество. Пять «Тек-9» откроют ворота в новый мир…
«Половинку ворот, – поправляет себя Сорок Два. – Одну створку».
«Синдин» по-прежнему недоступен, а его будет требоваться все больше и больше. Справятся ли храмовники с возрастающими потребностями? А главное, захотят ли они справляться, сообразив, что своими руками приближают Эпоху Цифры?
«Они все знали с самого начала».
Но чего они в таком случае добиваются? Почему отказали в помощи, нейрошланги им в задницы?
«Они хотят управлять новым миром! Моим новым миром!»
Простой, лежащий на самой поверхности ответ бросает Сорок Два в пот.
«Это же, клянусь Поэтессой, очевидно!»
Мутабор ненавидит Цифру, но не в силах противостоять ее приходу. Мутабор понимает, что мир уже во власти Поэтессы, а потому ни за что не отдаст рычаг, с помощью которого способен влиять на замечательный, великий, но противный сумасшедшим храмовникам мир. Нет смысла унижаться или молить, нет смысла предлагать даже самые заманчивые сделки – храмовники ни за что не поделятся властью. Нужно давить. Нужно вывернуть Владыке руки и засунуть нейро-шланг ему в задницу.
Нужно, потому что от этого зависит судьба нового мира!
И не важно, совершенно не важно, с чьей помощью будет уничтожен Мутабор!
Ева уснула.
Сладко сопит, раскинувшись на кровати, и улыбается. Кажется такой беззащитной… Ева счастлива. Она страдает, но она счастлива. Она верит, что рядом с Сорок Два ей не страшно ничего. Она верит. Она счастлива.
И она не видит его слез, потому что спит.
А сгорбленный человек беззвучно плачет, сидя на кровати рядом с уснувшей девушкой. Закрывает рот ладонью, закрывает глаза, и плечи его трясутся. Он плачет, и губы его кривятся, пытаясь прошептать: «Прости!», но не шепчут, потому что тоже плачут. Сгорбленный человек давит всхлипы, сильно кусая себя за руку, и болью изгоняет рыдания.
Навсегда.
Сгорбленный человек знает, что больше в его жизни не будет слез.
Никогда.
Потом он долго смотрит на Еву, потом поправляет одеяло, нежно целует девушку в лоб, поднимается, проходит в соседнюю комнату, плотно прикрывает за собой дверь и набирает номер.
Другой человек, тот, что находится по ту сторону сети, отвечает почти сразу:
– Кто это?
– Ваш новый друг.
– Этого я еще не знаю. – Человек осторожен. – Как вы узнали номер?
– Недавно умер наш общий знакомый, и я получил в наследство незарегистрированный коммуникатор, в памяти которого был этот номер.
– Как наш знакомый умер?
– Я его убил.
– Ваше имя составлено из цифр?
«Куда вы идете? Какой мир строите? Мир «синдина»? Если вы хотите построить мир «синдина», какая мне разница, кому отдать технологию, вам или СБА? Результат будет одинаков».
Так сказал храмовник. И он был прав – какая разница? Есть только цель – Эпоха Цифры. Все остальное – мелочь.
Человек уже не горбится, и глаза его сухи. Он больше не думает об умирающей в соседней комнате девушке. Он думает только о пути.
– Мое имя – число, – твердо произносит Сорок Два. – Я хочу поговорить с вами, господин Моратти. Мне кажется, у нас есть общий враг.
* * *Территория: Китайская Народная Республика
Пекин, Генеральный штаб
– Находящаяся в Арктике авианосная группировка включает в себя пятнадцать боевых кораблей и четыре подводные лодки, – продолжает начальник Генерального штаба. – Эскадра Европейского Исламского Союза чуть больше – двадцать кораблей и пять подводных лодок. Кроме того, в Норвежском море находится еще одна группировка европейцев – двадцать три корабля, включая два авианосца. На подходе эскадры Индии и Вуду.
Карта, появившаяся на огромном, во всю стену, мониторе, наглядно показывает расположение кораблей.
– Омарцы? – уточняет Председатель.
– Омарский эмират пока не направил в Арктику флот, но они – традиционные союзники Европейского Союза. Вполне возможно, что Эль-Париж попросил не вмешиваться.
– Да, попросил, – холодно бросает Председатель.
И всем становится ясно – начальник Генерального штаба заговорил о том, что его не касается, забыл, что политические вопросы решаются в другом месте.
– Я с удовольствием выслушаю военную оценку ситуации, – быстро произносит Председатель. Он понял, что высказался резче, чем следовало, и поспешил сгладить неловкость.
– Мы можем захватить Станцию самостоятельно, – уверенно заявляет начальник Генерального штаба. – Первая фаза операции заключается в массированном ударе высокоточными крылатыми ракетами, их цель – укрепления, аэродром и батареи ПВО. Мы гарантируем, что ни одно из технических зданий Станции не будет разрушено.
Председатель бросает быстрый взгляд на Ляо. На Ляо, который привез от Моратти плохие новости. На Ляо, лучшего своего советника, который всегда знает, как поступать, а сейчас, впервые на памяти Председателя, пребывает в сомнениях.
Председатель бросает быстрый взгляд на Ляо. А старик, кажется, дремлет.
– Вторая фаза – штурм. Как вы знаете, на нашем авианосце всего пять истребителей…
С помощью которых китайцы успешно вводят в заблуждение наблюдателей: самолетам ежедневно перерисовывают бортовые номера, летчики меняют позывные, и у следящих за эскадрой разведчиков создается ощущение, что авианосец приволок в Арктику обычную начинку. В действительности же истребители в обстановке полной секретности поменяли на десантные вертолеты.
– Подлетное время – полтора часа.
– Можно его уменьшить?
– Если отрезать Станцию от спутников, то сможем поднять вертолеты до ракетной атаки и начать штурм сразу же после нее.
Но удастся ли ослепить Мертвого? За спутники СБА можно не беспокоиться – Моратти сделает все, что скажет Ляо. А как быть с частными аппаратами? Особенно с теми, что запускал «Хруничев»? Есть ли среди них разведчики? Ляо уверен, что есть.
– Какова численность десанта?
– Три тысячи человек. Мы сможем перебросить их в два этапа. В случае необходимости сформируем дополнительные штурмовые команды из матросов.
– Вряд ли это потребуется, – негромко произносит Председатель.
«Операция отменяется?» Начальник Генерального штаба удивленно смотрит на первого человека Поднебесной, однако не переспрашивает – хватит одного окрика.
Председатель оглядывает высших офицеров, жестом приглашает начальника Генштаба вернуться в кресло, после чего продолжает:
