Уильям Гибсон - Нейромант
— Дай-ка я, — сказала она, — мне видней.
Звук стаскиваемых джинсов. Она брыкалась возле него, пока не скинула прочь джинсы. Она закинула на него ногу, и он дотронулся до ее лица. Неожиданная твердость имплантированных линз. — Нельзя, — сказала она, — Отпечатки пальцев.
Она снова оседлала его, взяла его руку и закрыла ею себя, большой палец вдоль впадины между ягодицами, остальные пальцы поверх лобка. Когда она начала понижаться, вернулись пульсирующие образы, лица, фрагменты неона, приходящие и уходящие. Она скользнула вниз на нем, и его спина конвульсивно выгнулась. Она удерживала его так, пронзая себя, опускаясь на него снова и снова, пока они оба не кончили, его оргазм вспыхнул голубым в безвременном пространстве, в безграничности матрицы, где лица были разорваны и унесены прочь ураганом в коридорах, и ее бедра изнутри были сильные и влажные, поверх него.
На Нинсэе толклась и танцевала поредевшая разновидность толпы для рабочих дней. Волны шума разливались из игральных залов и патинко. Кейс заглянул в «Чат» и в теплых, пахнущих пивом сумерках нашел Зоуна, присматривающего за своими девочками. За стойкой был Ратц.
— Ты не видел Уэйджа, Ратц?
— Сегодня нет. — Ратц недоуменно поднял бровь на Молли.
— Увидишь, скажи, что я достал ему деньги.
— Жизнь налаживается, мой артист?
— Рано говорить.
— Короче, мне надо увидеться с этим парнем, — сказал Кейс, глядя на свое отражение в очках. — Есть дела, которые нужно закрыть.
— Армитажу не понравится, если я спущу с тебя глаза. — Она стояла под расплавленными часами Диана, положив руки на бока.
— Он не станет со мной говорить, если ты останешься здесь. На Диана мне насрать два раза. Он сам о себе позаботится. Но есть другие люди, которые пойдут на дно, если я просто так уеду из Чибы. Это мои люди, понимаешь?
Ее рот затвердел, и она покачала головой.
— У меня люди в Сингапуре, токийские каналы в Синдзюку и Асакудза, и все накроется, понимаешь? — он врал, положив руку на ее плечо в черной куртке. — Ну пять. Пять минут. По твоим часам, ладно?
— Мне за это не платят.
— За что тебе платят, это одно. А если я позволю своим близким друзьям умереть просто потому что ты слишком буквально соблюдаешь инструкции — это кое-что другое.
— Гонишь. Какие в жопу близкие друзья. Ты идешь туда, чтобы проверить нас по базе своего контрабандиста.
Она водрузила ногу в ботинке на покрытый пылью кофейный столик а-ля Кандинский.
— Аа, Кейс, дружок, похоже что твой компаньон серьезно вооружен, не считая большого количества кремния в голове. Объясни подробно, зачем?
Призрачный кашель Диана как будто висел в воздухе между ними.
— Погоди, Джули. По-любому, я зайду только один.
— Можешь быть уверен, сынок. По-другому никак и не получится.
— Ладно, — сказала она. — Иди. Пять минут. Задержишься — я войду и успокою твоего близкого друга навечно. А пока ты там, постарайся кое-что понять.
— Что?
— Почему я делаю тебе такое одолжение.
Она повернулась и отошла за сложенные белые коробки консервированного имбиря.
— Что, Кейс, теперь у тебя еще более странная компания, чем обычно? — спросил Джули.
— Джули, она ушла. Ты дашь мне войти? Пожалуйста, Джули?
Сработали запоры.
— Медленно, Кейс, — сказал голос.
— Включи свои штучки, Джули, все, что есть на столе, — сказал Кейс, устраиваясь в кресле-качалке.
— Они включены все время, — мягко сказал Диан, доставая из-за разобранной печатной машинки пистолет и тщательно нацеливая его на Кейса. Это был наган, револьвер «Магнум» с коротко спиленным пеньком ствола. Предохранительная скоба вокруг спускового крючка была выломана спереди, а рукоятка обмотана чем-то вроде старой изоленты. Кейс подумал, что этот пистолет очень странно смотрится в наманикюренной розовой руке Диана.
— Просто забочусь о безопасности, ты же понимаешь. Ничего личного. Теперь рассказывай, чего хочешь.
— Мне нужен урок истории, Джули. И досье на кое-кого.
— Что-то двигается, сынок? — Рубашка Диана была из полосатого хлопка леденцовых расцветок, с белым жестким воротником, будто бы сделанным из фарфора.
— Я, Джули. Я ухожу. Исчезаю. Но сделай мне одолжение, ладно?
— На кого нужно досье, сынок?
— Гайдзин, зовут Армитаж, снимает номер в Хилтоне.
Диан отложил пистолет.
— Сиди ровно, Кейс.
Он напечатал что-то на терминале, лежащем у него на коленях.
— Похоже, что ты знаешь столько же, сколько знает моя сеть, Кейс. Джентльмен, судя по всему, имеет временный контракт с якудза, а сыны неоновой хризантемы умеют скрывать своих сообщников от таких, как я. Не могу больше ничего сделать. Теперь история. Ты говорил про историю.
Он снова поднял пистолет и навел его на Кейса.
— Что за история?
— Война. Ты знаешь о войне, Джули?
— О войне? Что там знать? Длилась две недели.
— Кричащий кулак.
— Знаменито. Что, в наши дни уже не учат истории? Большой блядский послевоенный политический футбол, вот что это было. Уотергейт[18] до самого ада и обратно. Ваше начальство, Кейс, ваше начальство из Муравейника, где оно было, в Маклине? Отсиживалось в бункерах, и все такое… Большой скандал. Ну потратили немножко патриотического молодого мяса для проверки новых технологий. Они знали про русские оборонительные силы, это всплыло потом. Знали про ЭМП, электромагнитные пушки. И все равно послали этих ребят, просто чтобы посмотреть. — Диан пожал плечами. — Для иванов это был просто тир.
— Кто-нибудь из парней выбрался?
— Господи, — сказал Диан, — прошла куча лет… Хотя кажется, кое-кому удалось. Одному экипажу. Захватили советскую боевую вертушку. Ну, вертолет. Привели его в Финляндию. Конечно, не имели кодов доступа, и по ходу расстреляли уйму финских оборонных подразделений. Специальных подразделений. — Диан тяжело вздохнул. — Кровавая баня.
Кейс кивнул. Запах консервированного имбиря становился невыносимым.
— Во время войны я был в Лиссабоне, знаешь, — сказал Диан, откладывая пистолет. — Замечательное место, Лиссабон.
— Ты служил, Джули?
— Едва ли. Хотя я видел все в действии. — Диан улыбнулся своей розовой улыбкой. — Удивительно, насколько война может повлиять на чьи-то рынки.
— Спасибо, Джули. Я твой должник.
— Едва ли, Кейс. И прощай.
Позже он понял, что вечер в «Сэмми» пошел не так с самого начала, что еще когда он следовал за Молли по тому коридору, разметая ногами обрывки билетов и полистироловые стаканы, он уже чувствовал смерть Линды, ожидающую…
После его свидания с Дианом они пошли в Намбан и выплатили его долг Уэйджу пачкой новых йен Армитажа. Уэйдж остался доволен, его бойцы расстроились, а Молли стояла рядом с Кейсом и хищно улыбалась, явно желая, чтобы один из них сделал неверное движение. Потом он повел ее в Чат промочить горло.
— Зря теряешь время, ковбой, — сказала Молли, когда Кейс достал восьмиугольник из кармана куртки.
— Как это так? Хочешь тоже? — Он протянул ей таблетку.
— Твоя новая поджелудочная, Кейс, и заплатки в твоей печени. Армитаж сделал так, чтобы они пропускали это дерьмо. — Она постучала по восьмиугольнику ногтем цвета бургунди. — Ты биохимически неспособен оприходоваться амфетаминами или кокаином.
— Блядь, — ругнулся он и посмотрел на восьмиугольник, потом на нее.
— Съешь. Съешь хоть дюжину. Ничего не случится.
Он съел. Ничего не случилось. Спустя три пива она узнавала у Ратца о боях.
— У Сэмми, — сказал Ратц.
— Я пас, — сказал Кейс. — Я слышал, они там убивают друг друга.
Часом позже она покупала билеты у худого тайца в белой футболке и мешковатых регбистских шортах.
"Сэмми" был надувным куполом за портовым складом, упругая серая ткань усилена сеткой тонких стальных тросов. Коридор с дверями на обоих концах служил грубым подобием шлюза, сохраняющего разность давлений, за счет чего поддерживался купол. Кольцеобразные флуоресцентные светильники были прикручены к фанерному потолку через равные промежутки, однако большая их часть была разбита. Спертый влажный воздух пах бетоном и потом.
Ничто из этого не подготовило его к самой арене, к толпе, к напряженной тишине, к высоким, сделанным из света фигурам под куполом. Бетон ярусами спускался вниз, к подобию центрального ринга, круговому возвышению, огороженному сверкающим лесом проекционного оборудования. Единственным источником света были голограммы, что двигались и мелькали над рингом, воспроизводя движения двух человек внизу. Наслоения сигаретного дыма поднимались от ярусов, все выше, где их разбивали потоки воздуха из компрессоров, накачивающих купол. Безмолвие нарушалось только приглушенным урчанием вентиляторов и усиленным динамиками дыханием бойцов.
