Дмитрий Старицкий - Горец. Оружейный барон
— Благодарю вас за совет, барон. Он действительно ценный. А что будет теперь в стране?
— В империи продолжится гражданская реформа покойного императора Отония. Она прогрессивна. Нет у империи иного пути, как переходить на индустриальный уклад хозяйствования. Феодализм это родимые пятна прошлого, тянущего нас вниз. Сохраним феодализм, проиграем экономическое соревнование другим великим державам. Тогда нас раздавят и растащат по мелким лимитрофам. Мы и эту войну против всего мира, если можно так выразиться, еле-еле вытянули благодаря индустриальному рывку. Но этого мало. Сегодняшний мятеж гвардии, по большому счету, это попытка возврата к феодализму. Потому как доходы от традиционного сельского хозяйства если и не упали, то стали бледно выглядеть по сравнению с доходами фабрикантов и купцов. А это обидно тем, кто еще крепостное право помнит если не сам, то по рассказам родителей. И даже не в доходах основная обида, а в том, что шапки перед ними перестали ломать и спины гнуть. И в глаза смотрят дерзко.
— Вам проще, господин командор. У вас в Реции крепостного права не было никогда, — вздохнул граф Гримфорт. — А у нас в великом герцогстве все так запутано…
— Кстати, граф, вы местный же… Не подскажете особнячок средней просторности, который можно реквизировать под мой штаб? Чтоб дворик был, флигеля и конюшни. И особо не бросался в глаза роскошеством. И чтобы мой бронеход во дворе встал ничего не ломая.
* * *Штурмовики зачищали квартал за кварталом, вытаскивая зашхрерившихся гвардейцев из, казалось бы, невозможных для укрытия человека щелей и дырок. И передавали их идущим следом трофейным командам. Пленные не сопротивлялись. Большинство в пылу бегства и оружие-то растеряли.
Всего пару раз нам в городе оказали сопротивление.
Один раз мушкетерский лейтенант, которого застали отчаянно стучащимся в дверь неказистого двухэтажного дома в глубине квартала. Когда он понял, что туда его не пустят, а штурмовики уже за спиной. Развернулся, выхватил саблю и диким криком бросился на штурмовую группу:
— Ненавижу!
Согласно инструкции никто с ним в единоборство вступать не стал. Полоснули из автомата очередью поперек груди и все. Револьвер у него был, но из пустых камор барабана пахло тухлыми яйцами.
Второй раз пришлось вести бой с опомнившимися мушкетерами, которые забаррикадировались в тесном тупиковом переулке с пулеметом и решили видимо как можно дороже продать свои жизни. Первыми на них напоролись трофейщики с летальным для себя исходом. Мушкетеры сразу скосили из пулемета семь человек. Двое оставшиеся в живых саперов побежали за подмогой.
Затем пришлось гвардейцев осторожно выкуривать, потому, как основу баррикады составляли две пулеметные двуколки, на которых перевозилось кроме самого пулемета системы 'лозе' четыре тысячи патронов к нему. В лентах уже.
Отбивались они грамотно. Экономя патроны, но когда необходимо то и длинными очередями угощали, не подпуская к себе никого на гранатный бросок.
Пытались подогнать 'артштурм', но он по ширине еле пролезал в этот кривоколенный переулок и то только до поворота. По этой же причине не было возможности ни гаубицу применить, ни миномет.
Переговоры ничего не дали, разве что позволили приблизительно определить численность этого отряда. Впрочем, в парламентеров никто из гвардейцев не стрелял.
Снайперу просто негде было себе устроить позицию в этом каменном мешке.
Добежали до меня с вечным вопросом: 'что делать?'.
Пыл схватки уже угас. Никто из штурмовиков не хотел лишней крови.
Послал еще одного парламентера. Тот выкрикнул в рупор, что я — Кровавый Кобчик, даю им полчаса на размышление, а потом сотворю с ними 'кровавую тризну'. В ответ услышали только мат и хвастовство, что они не царцы, чтобы дать себя резать ножиками тупым диким горцам-овцедрюкам.
Зря они это сказали.
Среди штурмовиков нашлось четверо хороших скалолазов. Они по фасадам домов на соседней улице, отобрав у связистов костыли для прокладки телефонного кабеля по стенам домов, поднялись на крышу. По крышам же и прошли до этого тупика с упертыми мушкетерами. Просто и непритязательно забросали их сверху ручными гранатами. Каждый из этих альпинистов взял с собой по три десятка 'колотушек'. Этого хватило. Двадцати мушкетеров с тремя офицерами больше не стало среды дышащих.
Как и стекол в переулке.
И целого кожуха на пулемете.
Больше никаких очагов сопротивления до самого проспекта не было. Но я приказал встать в оборону, заняв три улицы от ворот до центрального проспекта и провести зачистку. Улов оказался небольшой. Всего несколько десятков человек, практически все раненые. Тащить их в чистое поле в импровизированный концлагерь не стали. Отобрали оружие, у кого было, взяли подписку с них и с хозяев домов, что они прекращают сопротивление. В случае нарушения данного слова поручителями выступала семья их приютившая, на которую горцы навели страху, что всех зарежут тогда.
Я понимал, что каждый час работает против меня, но захваченный кусок города оказался больше нашего горла. Тем более что небо прояснилось наполовину, что позволило все-таки прилететь дирижаблю из Тортуса и раскидать над городом листовки с Манифестом.
Когда расчистили от ворот Ловчую улицу, я выдвинул к проспекту три пулеметные танкетки. И расставил блокпосты. Четыре поста вооружили трофейными пушками. Больше для устрашения противника, нежели действительно собрались разрушать столицу.
Отправил боевое донесение людям Моласа в кордегардию охотничьего замка и сел на патронный ящик ждать нового приказа от императорского генерал-адъютанта, пока саперы вывозят трофеи и оформляют пленных.
Стоило только отправить вестового с пакетом, как гвардейские инженеры протянули к месту моей засидки полевой телефон. Однако, сервис.
Покрутил ручку. Дунул в трубку.
— Сувалки? Кобчик на проводе. Доложи обстановку вокруг города. И где тут ваши люди? Я еще ни одного из них не увидел.
* * *Люди Моласа начали активные действия только в полдень. Это мне стоило, наверное, клока седых волос. Сидеть практически без дела на вздёрге нервического ожидания все утро в неустойчивой конфигурации противостояния в городе. Ситуация напоминала древнюю русскую сказку о том как мужик медведя поймал, а тот его не пускает… Мне бы еще пару батальонов под руку. Простой пехоты. Даже слабо обученной. На посты и блоки поставить. Пометить место.
А тут еще Бисер настойчиво попросил не занимать императорский дворец, дабы не попортить при штурме дорогой декор. По мнению императора, инсургенты уже проиграли. Время работает против них. Фельдмаршал наступает и уже взял пару полустанков на столичной ветке железной дороги. В конце концов, приказано было ждать выступления людей Моласа и поддержать их.
Без дела, конечно, я не сидел. Укрепил и усилил периметр занятого района. Убрал из столицы всех пленных и ненужные в текущем противостоянии трофеи.
Особые группы прочесали все домовладения в подконтрольном районе на предмет укрывательства мятежников. Несколько домов пришлось брать штурмом, после чего хозяев расстреливать на их же дворах у ближайшей стенки. По какой причине они оказали вооруженное сопротивление я не заморачивался. Не моя епархия. Достаточно было самого факта.
Расстрельные команды набирались из штрафников. Ничего… даже устных возражений не услыхал от них, что аристократам работать палачами невместно.
Бронетехника в городе была только та, которая имела бронированные крыши. И к каждой машине было прикреплена штурмовая группа, усиленная отделением гранатометчиков.
Подо мной была где-то одна шестая часть города и не самые стратегические кварталы. Вокзал с телеграфом, телефонная станция и оба моста через Штрее были если не в руках, то на территории формально занятой мятежной гвардией.
Зато Имперский банк оказался на моей территории, вместе хранилищем. И все подходы к нему. Бисер после моего сообщения об этом прислал группу невесть откуда им взятых аудиторов с именным рескриптом на руках. Сейчас они разбились на две группы. Одна считает деньги в хранилище. Вторая проверяет бухгалтерию. Полная инвентаризация.
Директорат банка под конвоем пьет кофе в ближайшем кафе, открытом по такому случаю по нашей настоятельной просьбе. (Все точки общепита и магазины в столице в этот день не работали.) Время от времени кого-то из директоров дергали на допрос в здание банка. Из всего до меня доведенного я выудил только одну существенную информацию — все банкиры люди покойного канцлера Лоефорта, а аудиторы нет.
Особняк Казначейства мы не взяли, сил не хватило, но все подходы к нему оказались у нас под прицелом. Главную задачу — не дать графу Тортфорту вывезти оттуда деньги решалась положительно. Две попытки проникновения в казначейство пресекли перекрестным пулеметным огнем. Третья большая группа гвардейцев пополам с какими-то мутными личностями в штатском сама отказалась от экса увидев на площади разворачивающийся с лязгом 'артштурм'. Даже стрелять не понадобилось. Рассосались они по окрестным переулкам в течение минуты.
