Дигитал - Олег Георгиевич Маркеев
Указательный палец с черным хищно заостренным ноготком плывет над пробирками. Клюет крайнюю.
Динь-динь-динь.
— Ты хорошо подумала, Эш? — с притворным страхом спрашивает бармен.
Кивок оранжевой головы.
— Скажи волшебное слово, детка.
— Фак, — четко артикулирует Эш.
Бармен скалит зубы. Насыпает в колбу пригоршню ледяных алмазов. Вытаскивает из подставки, толчком придвигает к девушке.
— Счастливого пути в Амстердам, милая. Передай привет Ван-Гогу и всем нашим! — напутствует бармен.
Девушка хмыкает и тянется губами к краю наклоненной колбы. Изумрудная змейка вползает в приоткрытые губы.
Бармен расплывается в улыбке.
— Командир, я о таком только слышал.
— И что ты слышал? — безжизненным голосом спрашивает Ронин.
— Прикол такой. Подают двенадцать колб с ликером шартрез, водкой и тоником. В одной колбе растворяют таблетку экстази. Если угадал, тебя конкретно торкает. Ну и колбасишься по полной чисто на халяву. Если не угадал, выбирай еще. Но опять из двенадцати. Типа спортлото. Можешь, в принципе, все сразу бабахнуть.
— А в чем прикол?
Бармен еще шире расплывается в улыбке.
— После третьей колбы тебе так вставит по шарам, что уже никакого экстази не надо. Есть он там, нету, тебе уже, брат, все по барабану.
В дряблом животе бармена забулькал смех.
Ронин разлепил в улыбке резиновые губы.
— Тогда давай сто. Виски.
Он выложил на стойку пятисотрублевку.
Бармен удовлетворенно хмыкнул.
— Это по-нашему. Чистый спирт. Сорок градусов. Беспонтово и надежно.
Он потянулся к бутылкам. Оглянулся на Ронина. Тот кивнул, когда пальцы бармена коснулись темного штофа «Баллантайн». Бармен сделал понимающее лицо и чуть выпятил губы.
Ловко подхватил бутылку, скрутил пробку.
— Льда, воды, запивочки не надо, — без вопросительной интонации скороговоркой произнес он. Тонкой струйкой стал лить золотистую жидкость в стакан. — Я клиента вижу сразу. Глаз — алмаз. Только на пороге человек встанет, а я уже знаю — клиент. Пьет со вкусом и себя держит.
Он придвинул стакан к Ронину.
— Прошу.
Сбоку появилась худосочная мамашка. Сигарету она держала на отлете, по ее мнению, грациозно изломив локоть.
Мамашу шарахнуло об стойку. Ронин, не повернув головы, резко шлепнул ладонью по дрогнувшей сумке. Успел.
— Извините, мужчина, я ничего такого не хотела, — светским тоном пролепетала мамашка. — Арнольд, — обратилась она к бармену, — поставь Танюху Овсиенко.
Бармен сглотнул, похлопал глазами и спросил:
— Может, тебе еще Бабкину с хором Армии врубить?
На курином личике проступило оскорбленное выражение. Мимика осложнялась ранее выпитым.
— Я не поняла, Арнольд… Я что, фантиками здесь плачу? Я нормальными деньгами плачу. И хочу слушать нормальную музыку.
— Иди домой, Жанна, у тебя киндер пятый раз уже обоссался.
— Что ты сказал? — с неподражаемой интонацией работника прилавка протянула мамашка.
— Закругляемся, девочки! — громко объявил бармен. — Здесь бар, а не завалинка. Сюда люди приходят конкретно выпить, а не семечки лузгать.
— Я не поняла, мы мало заказали, ты хочешь сказать?
— Не, взяли нормально, но плохо пошло. Закругляемся, девочки, — отрезал бармен. — Или слушаем «Наутилус».
Он отвернулся к плейеру и вставил новый диск.
— Арнольд, какой же ты не чуткий, — с фирменным придыханием Ринаты Литвиновой произнесла мамашка.
Старательно ставя стопы «елочкой» и покачивая костлявым тазом, как топ-модель на подиуме, она двинулась к подругам.
— Курятник без петуха, — проворчал бармен. — Ты «Нау» любишь?
Ронин чуть наклонил голову.
— Наш человек, — удовлетворенно улыбнулся бармен.
Из динамиков ударили первые аккорды, трепещущие и неровные, как спазмы подранка, обречено падающего в камыш.
«Когда они окружили дом,
И в каждой руке у них был ствол
Он вышел в окно с красной розой в руке
И по воздуху просто пошел.
И хотя его руки
были в крови,
Они светились
как два крыла
И порох в стволах превратился в песок,
Увидев такие дела.
Воздух выдержит только тех,
Только тех,
кто верит в себя
Ветер дует дует только туда,
куда прикажет тот,
Кто верит в себя.»[42]
Ронин почувствовал, как под сжатыми веками набирается жгучая влага.
Эш медленно развела руки в стороны. Разжала пальцы. Громко цокнули об бетон упавшие пистолеты. Один подпрыгнул и свалился за край плиты. Спустя четыре удара сердца раздался гулкий удар железа о железо.
— Do realy you want to quit? — пропела Эш дурацким голоском героини хентай. — Yes or no?
Ронин не ответил. Пальцы соскользнули с рукояти кинжала.
— Ye-e-es! — по-птичьи вскрикнула Эш.
Она взмахнула руками, взвилась в высокий прыжок, на мгновенье зависла в пустоте, словно легла на воздух, ломко сложилась, как прыгун в воду, громко хлопнули полы плаща, и…
«Воздух выдержит только тех,
Только тех,
кто верит в себя
Ветер дует только туда,
куда прикажет тот…»
Ронин поднес стакан к губам. Запрокинул голову.
Жидкий огонь потек в горло. Угли, что жгли сердце, полыхнули бесцветным, яростным пламенем. Вытопили из глаз жгучую влагу.
Он сдавленно выдохнул, облизнул обожженные губы. Украдкой промокнул уголки глаз.
— Во, опять «чехи» дом взорвали. Отморозки, блин…
Ронин повернулся к экрану телевизора. Поверх фотографии развалин клуба «Стеллаланд» в левом верхнем углу налепили портрет бородача в камуфляже. Закадрового текста Ронин не услышал из-за громкой музыки. Следом пошло интервью с сердито смотрящим в камеру мужиком прокурорской наружности.
«Следователь Генеральной прокуратуры Злобин А. И.», — промелькнула «бегущая строка». Злобин, судя по мимике и артикуляции говорил что-то резкое и нелицеприятное.
Репортаж закончился. Камера показала студию, в которой четыре политика, сидя в инквизиторского дизайна креслах, разом сделали умные и озабоченные лица. В углу кадра замер столбик номеров телефонов студии и адрес веб-сайта телекомпании.
В углу на диване закудахтали, а потом визгливо заржали мамашки. Бармен нервно цыкнул зубом.
Ронин поболтал остатки виски в стакане. Медленно, одним тягучим глотком влил в себя. Прикурил сигарету. Глубоко затянулся. Подождал, пока дым впитает спиртовые испарения, жгущие небо, выдохнул струю в потолок. В голове заиграли на серебряных скрипочках сверчки.
Он сделал еще две затяжки, расплющил окурок в пепельнице. Переложил сумку себе на колени.
Бармен, привычным движением полируя стаканы, искоса бросал на Ронина настороженные взгляды.
— Где тут у тебя Интернет, Арнольд? — спросил Ронин.
Бармен, не скрывая удивления, уставился на него. Крякнул.
— Ну ты даешь… Вон дверь. — Он кивнул влево от стойки. — Слышишь, розовые слоны топочут? Так это и есть интернет-салон.
— А при чем «розовые слоны»?
— Так молодняк теперь жопы отъедает сникерсами — во! — Бармен как рыбак развел руки, показывая размер. — Что пацаны, что писюхи. Жиры розовые свесят из-под маек и гоняются друг за другом.
— Там? —
