Виктор Бурцев - Алмазные нервы
– Только не вздумайте напихать в него своих штучек, – предостерег я. – Он этого не любит. Ладно, я тебя найду потом. Кстати, вот твой пистолет.
И я положил «зауэр» на столик рядом с накрытыми Шеповой ладонью НЕРвами.
48. Артем Яковлев. Кличка Аякс.
Программист.
Без места работы
Это исключительно редкое состояние – отключка. Единственное, что ты осознаешь, – темная занавеска перед глазами. Сквозь которую пробиваются только самые яркие события и образы. Пробиваются и тут же теряют свои краски, ранящие, кричащие и смертоносные. Эта информационная блокада является платой за покой. Покой, безмятежность и особенную легкость в теле.
Где-то на пороге сознательной деятельности я еще старался воспринять окружающий мир. Буквально на пороге, на грани полного забытья… На кончике иглы, удерживая связь с реальностью. Какие-то дороги, лестницы, коридоры…
Зачем все это?
Ответами на подобные вопросы я не владел. Все, что я мог, – это фиксировать, да и то не полностью, окружающую обстановку. Анализировать ее было уже выше моих сил.
Но даже это пустое наблюдение было неприятно, и, когда темная стена вдруг рванулась навстречу, я рефлекторно сжал пальцы руки, в которых должно было быть что-то для меня важное… и обнаружил в них пустоту. Пустоту и темноту забытья.
Я не знаю, что видят те, кто пережил состояние клинической смерти, может быть, коридор, может быть, свет, не знаю. Зато я точно знаю, что они видят после того, как «добрые» врачи выдернут их из преддверия лучшего мира. Они видят потолок. Белый потолок больничной палаты, который не изменился ни капли за все то время, пока существуют больницы.
Или изменился? Медленно я думаю, как ответить на этот вопрос. Медленно движутся мысли в моей голове. Мысли-улитки. Ползут по поверхности моего мозга и оставляют на нем клейкие следы. Противные такие следы из более мелких мыслишек, которые тоже ползут куда-то по своим микроскопическим делам…
Кто-то из литературных героев уже приходил в себя на больничной койке… И ему это не понравилось. Как его звали? «Корвин», – подсказало что-то изнутри.
– Корвин… – растягивая гласные, произнес я, вслушиваясь в незнакомые вибрации и нотки в собственном голосе.
Предчувствуя, зная, что сейчас произойдет, я закрыл глаза… С еле слышимым шелестом упала темная перегородка, что, щадя мой рассудок, сдерживала что-то страшное, тяжелое и убийственное. И все события последних нескольких суток обрушились на меня, сверкая вспышками выстрелов, оглушая криками боли, удушая запахами гари. Память вернулась.
– Артем? – Внешность не заслуживает внимания. Стандартная до безобразия. Зато он надо мной, а я к койке пристегнут… – Артем, вы меня слышите? – спросила личность снова.
– Слышу – Что-то голос у меня слабый.
– Вы находитесь в частной клинике. У вас… – и он ввернул что-то на латыни, – то есть переутомление. Несколько дней вам придется провести с нами. Вы меня понимаете?
– Понимаю…ответил я, а про себя ужаснулся: «До какой же степени мне на все наплевать…»
– Вот и замечательно. Зовите меня Георгием Юрьевичем, я ваш врач. Есть у вас какие-нибудь вопросы, пожелания?
– Есть…
Георгий Юрьевич изобразил на своем лице живейшее внимание.
– Как давно я здесь?
– Недолго. Вас привезли сюда ваши друзья в очень измотанном состоянии. Вы спите уже около… суток. Если быть точным, то ровно 23 часа. Замечательный оздоровительный сон…
– Кто-нибудь из тех, кто меня принес, остался?
– Нет… Они все ушли. У нас свои порядки и законы. Посторонним тут делать нечего.
– Хорошо… Снимите с меня эти ремни. У меня все чешется.
– Что чешется?
Я ответил. Георгий Юрьевич некоторое время подумал, а затем несколькими быстрыми движениями расстегнул застежки на ремнях.
– Итак… Я надеюсь на ваше благоразумие и питаю надежду на то, что вы не попытаетесь убежать. Поверьте мне, все, что тут делается, делается только для вашего же здоровья.
– Верю. – Я действительно верил.
– Ну вот и замечательно… – После этих слов я перестал слушать врача.
– Матрица. – тихо позвал я.
– Да, Артем? – Уже почти привычное головокружение и короткая острая боль.
– Где я?
– Частная клиника, расположенная на окраине города. – Далее прозвучал ничего мне не сказавший адрес – Принадлежит корпорации «Зенит». При анализе документов выяснено, что корпорация «Зенит» является прикрытием. Действительных хозяев установить сложно. Тебе нужен план?
– Нет…
– Должна отметить, что передача данных довольно затруднена… Ты находишься под очень надежной защитой.
– Что там с Алмазными НЕРвами?
– На данный момент их местонахождение определить почти невозможно.
– А кто последний имел с ними дело?
– Информация отрывочна. Предположительно Константин Таманский.
– Ясно…
Господин журналист все-таки добился своего. А меня выключил из игры. Такое складывается впечатление. Вот только куда делся Мартин… И все остальные.
А господин журналист мог работать на Шептуна… И клиника эта… очень какая-то «шептунская».
– Матрица, найди информацию о личности «Шептун».
– Информация неполная. Желтая пресса, рабочие файлы, слухи, архивы спецслужб. Что тебя интересует?
– Если бы я знал. Наверное, как с ним связаться.
Матрица некоторое время помолчала, а затем предложила:
– Могу предложить канал связи через личный код Константина Таманского,
– Давай… – сказал я, забыв, что никакого переговорного устройства у меня нет.
– Вывожу на изолированный канал внутренней связи в твоей палате. Просто говори, тут очень чувствительные микрофоны.
Некоторое время была тишина, а затем чуть возбужденный голос Шептуна произнес:
– Привет, Скример. Ты откуда?
– От верблюда, – ответил я, не придумав ничего умнее. – Это не Скример..
– Понятно, – после паузы ответил Шептун – Это не Скример. Это Артем.
Шептун был не лыком шит. И я успел оценить мощность встроенных в него систем, объем перекачиваемой информации и изумительную вещь под названием «идентификационная голосовая база данных», которую может себе позволить служба охраны не всякой корпорации.
– Совершенно верно, Шептун… Это Артем. – Я не имел никакого плана действий. – Нам бы встретиться.
– Хм… Прошу прощения, Артем, но зачем? Хотя я много дам за то, чтобы узнать способ, каким вы обнаружили код связи с Таманским. Пожалуй, можно и встретиться. Мне подойти к вам?
– Ко мне? – спросил я и понял, кого скрывала ширмовая корпорация «Зенит». – Нет, спасибо. Знаете, не могли бы вы дать сигнал кому надо, чтобы меня привели к вам. Я не слишком-то люблю больничные палаты. И кормят тут преотвратно.
– Преотвратно? – Шептун помолчал. – Ну да… Как я понимаю, вам вводили внутривенно. Да, питательный раствор не самая интересная еда.
Господи, нельзя же с такой скоростью перекачивать данные! Вряд ли он сейчас сидит за местным терминалом и смотрит в мою больничную карту.
– Хорошо, – продолжил Шептун. – Вас проводят. О мелочах не беспокойтесь. Одежда, документы… Это мелочи. – И я почувствовал, что он ухмыляется.
– Приятно быть богом? – вдруг неожиданно даже для самого себя спросил я.
– Богом? Наверное. Не знаю. А почему вы спросили?
– Просто пошутил… Когда мы увидимся?
– Через час.
И наступила тишина.
– Спасибо, Матрица! – Но она тоже молчала. – Матрица?
– Да?
– Что можно найти, – под ложечкой у меня засосало, перед глазами завертелись противные цветные искры, появилось предчувствие нехорошего, – найти по Мартину.
– Мартин… – Матрица на миг замолчала. Миллионы маленьких электрончиков срывались с орбит и неслись по своим делам. Закрывались и открывались транзисторы… – По данным службы внешней разведки России, лейтенант Мыльников Мартин Александрович погиб при выполнении…
Противные цветные точки перед глазами вспыхнули яркими и радужными змеями. Дико заболели виски… Я почувствовал, что опять это темное, страшное…
В сознание меня привел Георгий Юрьевич, который принес одежду и какие-то стимуляторы. Очень неодобрительным тоном он сообщил мне, что по своей воле ни за какие коврижки не выпустил бы меня из-под своей опеки, но обстоятельства… Здоровье… Критическое состояние… Компетентные органы…
Его голос сливался в бесконечный гул. Гул походил на жужжание одинокой пчелы в совершенно пустой, выгоревшей сфере человеческого мира, в которой не осталось больше ничего стоящего. Одно только серое и шершавое, как акулий бок, одиночество. Беспросветное и безнадежное, сколько бы лет оно ни длилось. Сто или больше… Не имеет значения.
Осталось только доиграть и выйти к финишу пусть не первым, но хотя бы не последним.
Они лежали на столике, что разделял меня и Шептуна. Неприступные, как если бы они лежали на другой планете, и доступные, стоит только протянуть руку. Я видел их второй раз в жизни. Вещественное воплощение крови и смерти. Алмазные НЕРвы. Я не сомневался в том, что эти маленькие кусочки пластика и кристаллов свели с ума не одного умельца из команды Шептуна. И может быть, еще сведут не один десяток… Болтун был гением.
