Евгений Старухин - Лесовик
Через некоторое время меня вводили в кабинет следователя. Охранник остался стоять у входа. Меня посадили на табуретку. Следователь направил мне лампу в лицо. Невольно зажмурился от яркого света.
– Нельзя ли повернуть лампу? Мне неприятно.
– Ты что больной? – в голосе следователя проявились нотки растерянности, – Сиди смирно! – вдруг рявкнул он и уже спокойнее добавил, – Вообще охамели подозреваемые! Федь, ты посмотри! Неприятно ему!
Охранник у двери услужливо хохотнул.
– Значит так, Евпак Евгений Георгиевич, две тысячи тридцать пятого года рождения, на тебе висит куча обвинений: взлом государственной системы ограничения реалистичности капсулы виртуального погружения! Ф-фух, еле выговорил, и кто придумал такую формулировку? – охранник у двери опять хохотнул, и следователь продолжил – Это раз! Незаконное хранение холодного оружия – это два. Проникновение с холодным оружием на территорию образовательного учреждения для несовершеннолетних – это три. Нанесение тяжких телесных повреждений несовершеннолетним лицам – это четыре.
– Во-первых…
– Молчать! – резко заорал следователь, прерывая мою оправдательную речь, – Я не припоминаю, чтобы о чем-то тебя спрашивал! А говорить ты будешь только тогда, когда тебя спросят.
Придурок какой-то! Чего орет? Зачем тогда было меня вызывать, чтобы поорать что ли? Ему что, поорать больше не на кого? Странный он какой-то. А он тем временем продолжил.
– Слушай внимательно и запоминай! Тебе за все твои приключения наша система правосудия в худшем для тебя случае отвесит лет десять. В лучшем – отделаешься условным сроком. Ты что предпочитаешь?
– Я бы вообще-то предпочел, чтобы вы занимались своими обязанностями, а не нелепыми обвинениями!
Охранник у двери давился смехом, а следователь наливался краснотой. Даже его бледный цвет лица не смог остановить этого процесса. Его крик меня совершенно не удивил:
– Ты, молокосос, будешь учить меня как работать? Да ты вообще не врубаешься, как ты влип? Тут тебе не детский сад – штаны на лямках! Ты скоро сядешь на виртнары! И будешь чалиться от звонка до звонка! – вдруг он внезапно снизил громкость, – Но у тебя есть шанс! За тебя просила Людмила Павловна!
Сказать, что я удивился, это ничего не сказать!
– Что удивлен, утырок? – он уже забрызгал слюной даже воротничок своей рубашки, на которой помимо этого красовалось какое-то желтое пятно в районе четвертой пуговицы сверху, – Да! Ты на нее клевету возводишь, а она тебя от тюрьмы спасти хочет! Вот, какой она хороший человек, не то что ты – скотина неблагодарная! Федь, позови Людмилу Палну.
Охранник вышел и через десять секунд вернулся с директрисой. Та смотрела на меня с некоторым сожалением, совершенно мне непонятным.
– Валентин Максимович, не могли бы Вы оставить нас ненадолго с моим воспитанником наедине?
– А Вы уверены, что он на Вас не бросится?
– Уверена, ему незачем множить свои проблемы.
– Мне бы вашу уверенность! Если что – кричите! Мы будем за дверью.
Она дождалась закрытия двери и повернулась ко мне. Сожаление на ее лице разом пропало, будто его ластиком стерли. Зато проявилось новое чувство, я даже затруднился сразу его определить. Азарт что ли?
– Ну что, мальчик, у тебя есть два варианта: Первый – сидеть десять лет. Вернее, не сидеть, а копать руду. Второй вариант – ты отделываешься условным сроком. Правда для этого тебе придется сделать небольшую мелочь. Открыть доступ к своему личному почтовому ящику.
– Зачем?
– Затем, что из-за твоего гребанного деда я потеряла все: работу, карьеру, многообещающее будущее. Вместо этого пришлось стать женой заурядного чиновника в занюханной Сибири, который, правда, со временем стал мэром одного из крупных городов здесь же, в Сибири. Но на кой хрен мне все это сдалось, если моё будущее было в международной транснациональной компании? Это только жалкие объедки с барского стола жизни. Так хоть внук этой гниды, что разрушила мою жизнь, компенсирует мне мои потери! Этот козлина, наверняка зажлобил что-то на черный день. Ну, просто некуда ему было спустить все свои финансы и пакеты акций. Отец-то твой был хитрованом еще тем, затарился неслабым пакетом акций компании, в которой работал. А дедушка продал квартирки в Москве и дачу в Переделкино. А деньги куда-то пропали, также как и пакет акций. И все вот это, скорее всего, у тебя в ящике. И мне нужна эта информация. Видишь ли, я являюсь твоим опекуном до твоего совершеннолетия. А это еще несколько месяцев. За это время я успею перевести это все на свой счет. Как видишь – говорю совершенно открыто. Время скрытых игр прошло. Ну, а если ты не захочешь поделиться со мной этой мелочью – загремишь на десятку в рудокопы! Тем более что опыт игры на ста процентах у тебя уже есть – тебе должно понравиться. Но тогда прости-прощай учеба в ВУЗе, которой ты так жаждал! Ну, по крайней мере, лет на десять. А потом тебя мало куда возьмут на работу с судимостью. Да и лет через десять, думаю, сместятся приоритеты в сторону от учебы. Но зато у тебя будут деньги. Только вот, есть один нюансик. Как ты себя будешь чувствовать через десять лет шахты на стопроцентном погружении? Моральная усталость выматывает не меньше физической! Ну и что же ты выберешь, мальчик?
– Иди ты лесом!
– Что ж, это твой выбор! И он меня тоже устраивает – месть тоже очень приемлемый результат. Ну а заодно ты послужишь наглядным примером для следующих ретивых ребятишек. Прощай, упертый мальчик!
Она позвала следователя, и вскоре ушла. Следователь же еще что-то долго говорил и кричал. Все это прошло мимо моих ушей. У меня появились две новые цели: свобода и справедливость. И он в достижении этих двух целей никакой роли не играл.
Конец первой книги.
