Вадим Проскурин - Звездный шлюз

— Чтобы компьютер запрограммировать, сначала надо его построить, — заметила я.

— А чтобы его построить, надо сначала запрограммировать нанозавод. Ты можешь приступать. Наши шестилапые друзья любезно предоставили входной интерфейс для нанозавода, это обычная персоналка со специальной программой, она может работать и без нанозавода, в режиме эмуляции. Программа жутко кривая, написана на дельфях, постоянно виснет, а все надписи на экране исключительно на французском. Эти дебилы даже не заметили, что на Земле полно разных языков, выбрали на карте первое попавшееся место, спасибо, что не в Китае, а то пришлось бы нам с тобой иероглифы изучать.

— А в чем проблема? — не поняла я. — В этих телах французский язык лежит в памяти тела. Между прочим, мы сейчас разговариваем по-французски.

— Да ну! — изумился Габов. — А ведь и вправду по-французски. Ну да ладно. Так ты тело менять будешь?

— А какое сегодня число? — спросила я.

— Пятое июня.

Я задумалась.

— На восемь дней… Наверное, стоит. Тем более, личность Андрея чаще бывает доминирующей… Хорошо, поменяю.

— Это тело пригодится тебе не восемь дней, а гораздо дольше, — уточнил Габов. — Планетарный узел будет развернут здесь.

— Почему? — удивился я.

Стоило мне произнести вслух, что личность Андрея является доминирующей, как я снова стал думать о себе в мужском роде.

— Потому что у нас нет времени переводить труды яхрских программистов с французского языка на русский, — сказал Габов. — Эта работа уже ведется, но закончится она гораздо позже, чем мы развернем узел. Потом мы переместим главную управляющую консоль в Россию… а может, и не переместим, сейчас уже неважно, в какой стране он находится. После инопланетян смотришь на французов или, там, арабов — прямо как родные. Даже странно вспоминать, как серьезно раньше относились к этим вещам. Догоним и перегоним, удвоим ВВП, однополярный мир, многополярный…

— А как поживает бывший полюс мира? — спросил я. — Чуму еще не остановили?

— Пока нет, — покачал головой Габов. — Американцы отказались принимать нашу биоблокаду. Я на совете безопасности битый час распинался, уговаривал отправить эту хрень в Штаты как гуманитарную помощь, в конце концов уговорил и вот на тебе. Нет сертификата, говорят. Применять можно только после государственных испытаний, а испытания проводить нельзя, потому что их главная контора по инфекционным болезням накрылась в первый же день. Яхры не дураки, они бациллу сначала запустили в Атланту, а уже потом в другие крупные города… Кое-что мы передали через ЦРУшников, но это капля в море. У пиндосов бюрократия такая, что нам и не снилась. Она, правда, не бандитская, как у нас, но от этого не легче, особенно в критических ситуациях.

— Жалко их, — сказал я. — Они не виноваты, что такие тупые.

— А никто и не говорит, что они виноваты. Виноватых наказывают, а чума — не наказание, а фактор эволюции. И назидание другим.

— А сетевые путешественники как? — спросил я. — Наверное, достали уже?

— С пришельцами как раз все нормально, — сказал Габов. — Наши доморощенные экстремалы достают гораздо сильнее. Пришельца, особенно из чужого сектора, на улице видно за километр, а наше хулиганье без детектора не засечешь. Но ситуация уже входит в норму. В Москве и Питере в метро над каждым эскалатором установили по детектору — как пришелец объявляется, менты его сразу берут под белые ручки. А на прошлой неделе наши умельцы новую модель запустили в производство, она не только пришельцев определяет, но и показывает, откуда он прибыл — действительно из другого мира или он по Земле через Сеть путешествует. Если товарищ — настоящий пришелец, его профилактируют сразу на месте. Пришельцы в своей массе граждане дисциплинированные, чуть пригрозишь — сразу лапки вверх и бегом в Сеть. С нашими сложнее. Ему говоришь «пошел вон из тела», а он сразу кулаком в челюсть и хорошо, если кулаком, а не кастетом. Мы с Кожуховым уже говорили президенту: единственный надежный способ выдворить их из Москвы — стрелять сразу в лобешник, чтобы не успел тело покинуть. Замочить человек десять и по телевизору в новостях показать, чтобы другие не лезли.

— Слишком жестоко, — возразила я (когда речь заходит о насилии, личность Даши обычно выходит на передний план). — Люди, чьи тела занимают хулиганы — они-то чем виноваты?

— Тем, что оказались в неудачном месте в неудачное время, — жестко сказал Габов. — Мы не виноватых наказываем, а бардак в стране ликвидируем. Да что я говорю, не в стране, а во всем мире.

— Тогда уж во всем секторе, — улыбнулся я (личность Даши снова ушла на второй план).

— А у них-то какие проблемы? — удивился Габов.

— Ну как же! Броун.

— А что, это уже серьезная проблема?

— Не знаю, я их новости давно не смотрел. На Земле броуновцы еще не появлялись?

— Не появлялись. И вряд ли в ближайшее время появятся.

— Почему? — удивился я.

Габов улыбнулся.

— Наше сетевое хулиганье еще не привыкло к Сети, — сказал он. — Для бытовых нужд они предпочитают пользоваться интернетом. А в интернете мы с нашими друзьями из «Моссада» такой сорм раскрутили по всей планете…

Произнеся эти слова, Габов растянул рот до ушей и блаженно зажмурился. Тонкие усики-мерзавчики на лице Пьера Божоле делали Габова похожим на довольного жизнью сытого кота.

— Что раскрутили? — переспросил я.

— Сорм, — повторил Габов. — Это сокращение, не помню уже, как оно расшифровывается. Как раз то, чем либерасты народ пугают уже лет пять. Спецслужбы контролируют весь трафик, свобода слова под угрозой…

— А что, разве не так? — спросил я, состроив невинную физиономию.

Габов нахмурился.

— Не строй из себя идиота, — сказал он. — То, что ты теперь блондинка, еще не повод надо мной издеваться. Ты и сам прекрасно знаешь, какой это геморрой — все контролировать.

— Сам — не знаю, — уточнил я. — Лично я никогда этими делами не занимался. Но от друзей наслышан. А что, теперь проще стало?

— Еще бы. Раньше агента завербовать — бодяга на месяц, если не больше. Столько бумажек исписать… И на каждый рубль, на агента истраченный, надо писать справку с обоснованием. А если агент, не дай бог, в депутаты избрался, не обязательно в госдуму, пусть хоть в мухосранский сельсовет, сотрудничество нужно немедленно прервать ибо незаконно. Законники, блин…

— А теперь как? Законы отменили?

Габов махнул рукой.

— Никто ничего не отменял, — сказал он. — Просто когда жареный петух всю задницу исклевал и к очку подбирается, на законы никто не смотрит. Да и технически вербовать агентов стало проще. Забрался в тело нехорошего человека, написал его рукой чистосердечное признание, да и отнес на Лубянку в приемную. Там сейчас целый этаж выделили под чистосердечников. Заходит товарищ под контролем, садится в удобное кресло, напротив опер сидит. С товарища снимают контроль, опер говорит: «Почитайте, ознакомьтесь». Товарищ читает, бледнеет, зеленеет, а опер улыбается и говорит: «Ну что, Иван Петрович, будем расписку о сотрудничестве писать или в тюрьму изволите?» А бывает и по-другому, если время поджимает. Вселяешься в тело любовницы олигарха, хрясть его по башке бутылкой «хеннеси», «ролекс» в задницу запихиваешь, а когда он очухается, говоришь: «Если не сделаешь то-то и то-то, первый встречный тебя вообще убьет на хрен». Замечательно работает.

Я никогда не считал себя убежденным борцом за права человека, да и к либерастам отношусь не слишком хорошо, но от таких методов покоробило даже меня, да так конкретно, что Даша на передний план даже не выплыла. Незачем.

— Беспредел творите, — мрачно сказал я.

— Беспредел, — кивнул Габов и развел руками. — А что делать? Жизнь такая.

— В тридцать седьмом году тоже так говорили.

— И правильно говорили. Жизнь — такая штука, что в ней не всегда можно быть добрым, иногда приходится звереть. И знаешь, кто в такие моменты проигрывает?

— Тот, кто не озверел, — выдал я очевидный ответ.

— А вот и не угадал! — Габов расплылся в хищной улыбке. — Проигрывает тот, кто озверел умеренно. Есть такое правило: достал ствол — стреляй. И это правило не только к стволам относится. Если начал творить зверство, останавливаться нельзя. Из двух зверей побеждает тот, чья жестокость самая запредельная. Один мой знакомый пять лет назад работал начальником городской ментовки в одном сибирском городе. У них в городе совсем не торговали наркотой, знаешь, почему? Потому что у местных ментов было одно правило, которое они неукоснительно выполняли. Торговца наркотиками, взятого с поличным, расстреливали на месте при попытке к бегству.

— Эту байку я тоже слышал, — сказал я. — Только не надо слишком серьезно к ней относиться. Такие фокусы проходят только в сказках, а в реальной жизни, если наркобарон наймет хорошего адвоката…