Чарли Хьюстон - Неспящие
Клавиша, которую она нажимала, стукнула еще три раза, и каретка звякнула, дойдя до конца.
— Тогда я отложу завтрак в ожидании, что вы ко мне присоединитесь.
Башни Сенчери-Плаза были освещены; я видел их, правда тускло, сквозь дым. Я кивнул, внимательно всматриваясь в, как мне показалось, сороковой этаж северной башни и, представляя, как леди Тидзу сидит на поджатых ногах за столом, оценивает работу одного из предметов своей коллекции, и прикидывал, о чем могло говориться в последней записке, напечатанной на нем.
— Я принесу цветок для стола.
Резкое уверенное движение, она вернула валик машинки в верхнее положение, снова готовое к печати.
— Принесите мою вещь. Хотя за цветы вам также будут благодарны.
Она повесила трубку.
Я сунул телефон в карман. Остальные рабочие телефоны бросил. Я не думал, что буду продолжать работать так же, как работал до этого. Если возникнет необходимость связаться с бывшими клиентами, их номера надежно хранятся у меня в голове.
Стоя у стеклянной стены, я понял, что достиг момента, когда могу потакать своим желаниям. Оставаясь там дольше, я ничего не добивался, кроме все возрастающего риска. Поэтому я ушел.
В гараже я положил дорожный комплект в багажник «кадиллака». У меня уже не было того «лендровера», на котором я много лет назад совершил аналогичный исход, но «кадиллак», вполне возможно, отличался еще большей выносливостью. Сам дорожный комплект состоял из дюратанового альпинистского рюкзака фирмы «Метолиус» с разнообразными средствами для выживания, и черной холщовой дорожной сумки «Ти Энтони» с чистым бельем, носками, несколькими незаменимыми рубашками мистера Ли, запасным ноутбуком, телефоном, набором универсальных адаптеров для розеток, запечатанной колодой игральных карт, несессером, двумя чистыми блокнотами двенадцать на двадцать и прочими необходимыми для меня вещами, включая ключи от двери дома, где я вырос, и только что добавленный паяльник, который применили на мне. И для которого я сам рассчитывал найти применение.
Я открыл гаражную дверь, вывел «кадиллак» на подъездную дорожку и поставил на ручник с работающим двигателем, а сам тем временем вылез и выкопал ямку в маленькой клумбе у корней чистеца византийского, окаймлявшего дорожку до входа. Перед тем как выйти из дома, я несколько минут размагничивал все компьютеры и диски, которые мои посетители свалили в гостиной.
В земле на глубине нескольких сантиметров я отрыл пластиковую коробку и закрытый крышкой кончик трубки из ПВХ, которая шла к дому. Я отвинтил крышку и достал оголенные концы двух проводов, прикрепленных у самого конца. Коробку обматывала черная прорезиненная изолента. Я развернул ее, открыл коробку и достал промышленный детонатор «Дельтадет-4». Нажал кнопку проверки, удостоверяясь, что батарейки заряжены, увидел зеленый огонек, вставил два провода в прорезь вверху детонатора, щелкнул переключателем для взведения взрывателя и нажал на красную кнопку, что давало мне пятнадцатисекундную отсрочку, чтобы покинуть декорации.
И я их покинул, вскочив в открытую дверь «кадиллака» и набирая скорость, не пристегиваясь, а сила инерции захлопнула дверь за меня. Ничего не будет слышно; заряды термата ТНЗ, заложенные по всему дому, быстро подожгут мои личные записи, образцы ДНК, брошенные мной в кровати и ванной, и, возможно, будут гореть достаточно долго, чтобы затруднить опознание людей, которых я убил. Однако в этом я сомневался. Заряды были особого размера и расставлены таким образом, чтобы уничтожить как можно больше следов, но не устраивать такого буйного пламени, которое не могла бы потушить поливательная система, прежде чем прогорит конструкция из бетона, стекла и стали и окружающие холмы и дома окажутся под угрозой. Дело было не в сентиментальности. А в практичности. Упорная погоня и всеобщая ненависть стали бы моей неизбежной наградой за поджог лесного массива в Голливуд-Хиллз. Если кто-нибудь пойдет проверить, что за дым поднимается от промокших внутренних руин моего дома, их, может быть, шокирует находка в виде трупов, но их облегчение оттого, что пожар не вырвался наружу, будет гораздо больше состояния шока.
Я ехал по узким, извилистым улочкам, а в одном месте сбавил скорость и практически полз, пока компания пьяных неспящих в маскарадных костюмах и фраках брела, спотыкаясь, посреди дороги на протяжении почти полукилометра. Они принялись танцевать на ходу, словно марионетки в руках нависающих паучьих теней, которые фары дальнего света отбрасывали на стены заброшенных домов и ветви мертвых деревьев.
Пока я тащился позади них, освещая их дурачества, я снова почувствовал замешательство. В такую минуту, когда таинственная пьеса разыгрывается прямо у меня на глазах, могло ли быть, что это происходит, а мой конец не близок? И все-таки, где красота моей жизни, которая уравновесила бы столь драгоценный подарок?
Оно наступало. Будущее.
Оно уже пришло.
Глава 23
Парк слушал одного из десяти богатейших людей мира. Человека, который, если мир еще продержится достаточно долго, безусловно, станет единственным богатейшим. Мужчина в возрасте за семьдесят, когда-то широкоплечий и широкогрудый, теперь склонный к дородности и явно не удрученный этим, его металлически-серые волосы были густыми, как в молодости, и даже в этот час их разделял резкий боковой пробор. Человек, который, помимо бремени богатства, носил тонкий хлопчатобумажный халат с обтрепанными манжетами поверх такой же заношенной красной фланелевой пижамы.
— Мне надо спать, полицейский Хаас.
Человек потянул одну из болтающихся нитей и вытянул ее.
— Как, в общем-то, и всем нам, не так ли.
Мужчина намотал нитку на левый указательный палец.
— Полицейский Хаас. Ваше имя показалось мне знакомым, когда я услышал его в первый раз. Поэтому я посмотрел в последнем издании «Кто есть кто».
Богач показал побагровевшим кончиком пальца на открытую книгу, лежащую на обитом медными заклепками черном подлокотнике колониального кресла под лампой для чтения в виде стеклянного тюльпана.
— Можно не сомневаться, что это будет последнее издание. Как бы там ни было, я оказался прав насчет имени. Мне уже приходилось его слышать. Я даже как-то раз встречался с вашим отцом.
Человек направился к креслу, размотал нитку, бросил ее по дороге в карман халата и взял книгу.
— Это было в бытность его послом в ОАЭ. Я вел бизнес в Израиле. Мы встретились как американцы за границей, на дипломатическом приеме в Саудовской Аравии. Он был радушный человек. Я прочел его книгу.
Богач положил руку на спинку черного кресла.
— Сидя вот в этом кресле. Прочел от корки до корки. Помню, как меня встревожили его предсказания о том регионе. Теперь, задним числом, они кажутся даже оптимистичными.
Парк молчал.
— «Оппортунистическая воинственность и неизбежная потеря Ближнего Востока». Опубликовано в 1988 году. Ваш отец намного опередил события. Наверное, интересно было расти рядом с ним.
Парк знал, что от него ждут ответа, но ответа у него не было. Сложности взросления рядом с его отцом были не той темой, которую ему хотелось обсуждать с незнакомыми людьми даже в самой благоприятной ситуации.
Парсифаль К. Афронзо-старший с хлопком закрыл справочник «Кто есть кто».
— Я прав, что его не включили в список кандидатов в комиссию по расследованию теракта 11 сентября?
Помимо прочих сложностей, Парка вырастили в атмосфере безукоризненного политеса, и он почти с облегчением услышал вопрос, на который смог ответить:
— Нет. Его приглашали.
Афронзо-старший стоял у книжных полок, закрывавших стену рядом с небольшим баром.
— Он отказался?
— Да.
Афронзо сунул экземпляр «Кто есть кто» на полку.
— Я думал, человек, столь преданный службе обществу, наверняка ухватился бы за такое назначение.
Парк помнил разговор с отцом о комиссии.
— Отец сказал, его пригласили только потому, что знали, что он откажется. И он не хотел их разочаровывать.
Смех Афронзо тут же перешел в кашель.
— Простите. Хотя мне очень понравилась и его книга, и наша короткая беседа, я не ожидал, что у него большое чувство юмора.
Парк покачал головой:
— Его и не было.
Афронзо положил руку на барную стойку.
— Хотя я обычно не пью в такое время суток, по-моему, если я чего-нибудь сейчас не выпью, то больше уже не усну.
Он обошел вокруг стойки.
— Я налью себе коньяка. Вы не присоединитесь?
И опять Парк покачал головой:
— Нет, благодарю вас, сэр.
Афронзо достал из-под стойки бутылку «Пьер Ферран Абель» и налил в бокал на два пальца.
— Вы очень вежливый юноша, полицейский Хаас. Детство в дипломатических кругах, кажется, сослужило вам службу.
— В вашей компании совершаются серьезные преступления, сэр.
