Варди Соларстейн - Дорога на Торхольм
По этому поводу он поимел неприятный разговор с генералом Витом. Тот, практически как "местный" настаивал на немедленном прекращении любого перемещения по поверхности реки, и что переброску войск и грузов лучше запретить вообще. Следом он посоветовал свернуть деятельность Андрилла на берегу реки, а крепостцу разобрать. Удивленный конунг, выслушав все это, потребовал детальных объяснений таких неординарных требований, направленных на уменьшение обороноспособности его новоприобретенного графства. Согласно услышанным объяснениям, оказалось, что реку контролируют три речных ведьмы, и при случае топят все средства перемещения — лодки, плоты и прочее. А на неосторожных путешественников, разбивших по берегам реки привалы напускают голодных гадов ужасного вида. Если же люди пробуют как-то закрепиться — то из воды вылезает старшая из ведьм, вооруженная огненным мечом и сжигает все в пепел одним лишь его прикосновением. Резюмировал свое объяснение генерал следующим образом — риск имел смысл и был оправдан во время активных боевых действий, а сейчас можно обойтись и без этого. Даже южные орки, уж на что бесстрашные бойцы — и то боятся лишний раз подходить к водам этой реки, божества которой безжалостны и беспощадны.
Конунг задумался. Описание речных ведьм и набора их мокрых трюков уж больно подходило под Дендриэллу и ее дочерей, убитых арвенстарцами при защите Пандоры. И упоминание про пламенеющий меч — деталь, которая вряд ли присутствует при описании любой другой ведьминской тройки. Лезвия Судьбы — товар штучный, и идет по особому учету. Всем выжившим тогда Влад строго-настрого приказал забыть о произошедшем, а останки ведьм сжег и развеял по ветру.
Но вот стоило это сообщать генералу Виту? Получается, судоходство по Ведьминой реке невозможно для всех прочих, пока они верят в существование Дендриэллы. На крайний случай, можно даже организовать для потерявших осторожность что-то вроде театрального представления, с гарантированным восстановлением всех утерянных страхов — ведь весь реквизит, так сказать, шмотки, колечки и сам меч-кладенец — бережно хранятся у доверенных людей и в потайной кладовке-"гримерке" в доме конунга в Пандоре.
Как и говорилось ранее, конунг реорганизовал армию. Это выразилось в том, что из полков "гуронов" и "сиу" он перевел часть народа в изрядно поредевших "могикан" и "делаваров". Конных "команчей" тоже пришлось серьезно пополнять, чтобы их численность после участия в штурме вновь вернулась к сотне. Если с пехотными подразделениями процесс пополнения проходил относительно просто, то в конную сотню требовались те, кто хотя бы, для начала, имел развитые навыки верховой езды. Поэтому сотня команчей еще долго только называлась сотней, будучи устойчивым фразеологизмом, а на самом деле имея не больше половины численности.
"Саперы" после штурма тоже уполовинились. Их метания по полю боя не прошли даром, но зато гномы всласть намахались топорами и теперь единогласно признавали, что конунг Вальдур Арвенстарский — потрясающий вождь, который крепко держит данное слово и всегда обеспечивает хорошую драку с хэппи-эндом.
Хопли, вместе с двадцатью выжившими сокланами, получив вольную, демобилизовался и покинул ряды арвенстарского воинства. Теперь он намеревался вернуться домой, в пещеры и земли родного клана. Его не удерживали, конунг здраво рассудил, что пожилой гном явно имеет у себя дома причину, во что бы то ни стало вернуться. Проводы прошли довольно трогательно. Катерина даже заплакала, а Влад, расчувствовавшись, подарил на прощание старательному Хопли запасной комплект регалий из кокарды, пряжки ремня, значка и дал немного денег. Так что пожилой гном возвращался домой как король — с победой и осыпанный подарками.
Меньше всех потерь понес "спецназ", на который Влад перед штурмом возлагал такие огромные надежды. Вообще ни одного убитого. И теперь все остальное войско их дико ненавидело — в бою не участвовали — это раз, захватили самую богатую добычу- это два, получают пятерное жалование — это, вообще, три!..
Зато у Влада существовало подразделение, причем не состоящее из пандорцев, лично ему преданное, и обязанное по гроб жизни. Каждый в спецназе, благодаря Скарви и его помощникам, верил в Маниту так истово, что иногда даже напрягало. Это числилось еще одной загадкой для конунга, он почему-то считал, что люди выделенные, вознесенные в когорту избранных, будут атеистами, но все пошло наперекосяк. Мудрый первосвященник так промыл мозги воинам, найдя к ним практически индивидуальный подход, и объясняя все их удачи, бонусы и отсутствие потерь личной заинтересованностью в них самого Маниту, что поверив в это, в свою уникальность, бойцы демонстрировали всем и каждому свой религиозный благоприобретенный фанатизм. Все срывы и проколы, любые неприятности они теперь объясняли недовольством Маниту за неправедность мыслей и несоблюдение ритуалов.
Про личность самого первосвященника разговор стоял отдельно. Владу откровенно не нравилось влияние упрямого и кровожадного старца на свое окружение. Конунг уже посматривал на кандидатуры, способные заменить Скарви, но не видел ни в ком даже четверти той энергии которой обладал бодрый дед. Как локомотив, бывший староста, неустанно продвигал новую религию, зажигая нескончаемыми проповедями сердца верой в нового бога Маниту. Можно конечно попытаться все это объяснить употреблением "живой воды", но никто другой из пивших ее такой энергетикой похвастаться не мог, разве что общим плавным поднятием тонуса. Появление сына старосты, Орли, тоже стало хорошей палкой в планы по устранению излишне резвого религиозного деятеля. Да и привык конунг к Скарви. Тот, конечно, иногда бесил его безмерно, а порой и просто пугал, но зато на Скарви можно было списать огрехи своей же политики, идущей вразрез с декларированными принципами. Другой вопрос, что сам первосвященник, точно также при каждом удобном случае прикрывался "словами Маниту". Проблема назревала, это Влад чувствовал пятой точкой. Но сейчас, на взлете религиозного культа, оборвать жизнь Скарви означало потерять потенциально слишком многое. Поэтому, скрипя зубами, конунг тихо терпел своего главного жреца, надеясь успеть ухватить момент, когда тот в своем религиозном фанатизме станет чересчур опасен. Перефразируя надписи на медицинских упаковках и перенеся на сложившиеся обстоятельства можно сказать следующее: нанесенный вред, всему делу становления новой религии, под эгидой которой можно объединить человечество и скинуть эльфийское иго, от ликвидации, не должен превысить ожидаемую пользу. Поэтому Великий конунг занял выжидательную позицию. И, как известно, поставленный на ребро большой вопрос, может стоять на этом ребре сколь угодно долго, пока не подует ветер больших перемен.
Перед тем как отправится в Торхольм вместе со своим войском, Влад посчитал необходимым подтянуть дисциплину, а заодно и мотивацию. Если первое достигается жестким распорядком дня и прописанными военными уставами, которым необходимо следовать неукоснительно, то второй фактор вроде как зависел от движения и перераспределения денежных потоков. Но конунг нашел другой путь. Говорят, Леонардо да Винчи, изобретал свои летающие машины, рассматривая полет птиц. Влад же придумал для мира Ванахейм новый способ мотивации, глядя на свою личную охрану. Это вновь была религия. Да, способ кривоватый, но и гений возрождения Леонардо, когда зарисовывал свои чертежи, в отсутствии системы патентования изобретений, специально делал в каждом наброске небольшую, но существенную ошибку. То ли как копирайт, а то ли чисто из вредности.
В каждое подразделение ввели должность замполита. Не комиссара, а именно замполита. То есть жрец новой религии не мог влиять напрямую на решения командира части. Он мог только советовать и самое главное, должен был следить за уровнем дисциплины и религиозности в подразделении. Так конунг избежал создания частей, состоящих исключительно из фанатиков, но зато поднял общий градус почитания Маниту на новую ступень. Вытанцовывалось даже что то вроде митраизма, хотя адресация к слоям населения планировалась максимально широкой. Далее Влад решил проблему с возможной "пятой колонной".
Слухи и пересуды к нему теперь поступали не только по ведомству Хагена, но и от жрецов Скарви, так как люди активно делились своими сомнениями и размышлениями с представителями культа. Именно Марина, засветившая свой скилл в сложной сфере разведывательных и контрразведывательных мероприятий, подсказала идею введения "доверительных разговоров", аналога исповеди, только без обязательства тайны. Наоборот, жрецы в открытую говорили, что "сказанное однажды, может быть повторено дважды" — перед Маниту и перед более опытным жрецом.
И информация о любых изменениях в моральном и идеологическом настрое в войсках пошла к командованию чуть ли в режиме реального времени.
